Shulz : Шоу

В местном драмтеатре шла премьера. Когда представление перевалило апогей и покатилось к финалу, Семену Борисовичу постановка показалась окончательно проваленной. В отчаянии он присел за сценой на край замызганного реквизиторского кресла, обхватил седеющую голову пухлыми ладонями и задумчиво уставился пол. Но погрузиться в кордебалет противоречивых мыслей и чувств помешал ворвавшийся за кулисы Сан Саныч, который сегодня лихо и с размахом играл стареющего разбитного олигарха:
– Сеня, ты почему здесь, а не в зале? – спросил лысеющий карапуз в ослепительно белом костюме, хотя точно знал, что его приятель будет именно здесь.
– Лучше было бы сразу отказаться от этой авантюры и хлопнуть дверью, чем теперь позориться, – тихо, с досадой пробормотал Семен Борисович.
Сан Саныч еще не вышел из роли, поэтому громко продекламировал:
– Брось, дружище, все идет замечательно: зал полон, публика в восторге! Что тебе еще нужно?! – и спокойно добавил, – все, что может сделать режиссер – не испортить авторский замысел. А тут портить нечего! Думаешь, что народ в зале жаждет высокого искусства и хочет в нем разбираться? Ошибаешься. Они пришли на шоу, и они его получают. Все довольны, кроме тебя.
– Тебе только клоуном выступать! – злобно буркнул Семен Борисович.
– Ладно, не заводись. О высоком поговорим после. Я, между прочим, к тебе с предложением: в последней сцене мой олигарх двинул кони и лежит в гробу, так пусть за меня Леня полежит. Он актер молодой, перспективный, к тому же шляется по театру без дела. А мне на закате карьеры ложиться в гроб… Суеверие, конечно, глупое, но как-то не хотелось бы.
Семен Борисович с тоской взглянул на актера:
– Наверное, сегодня все решили меня окончательно добить. В отличие от тебя я прекрасно помню, чем закончилось последнее выступление твоего протеже.
– Сеня, ты не прав – это была весьма оригинальная актерская находка – упасть со сцены, – заметил Сан Саныч, – ну, перебрал немного, так никто этого не заметил.
– Нет, Саня, извини, но я больше не хочу никаких недоразумений. Их и так выше крыши, – замотал головой режиссер.
– Ты мне друг? Скажу откровенно – не в суеверии дело. Неделю назад я встретил женщину. Мечта, а не женщина! Специально пригласил ее на премьеру, хочу произвести впечатление. Представляешь, она думает, что я на сцене, а я рядом с букетом роз!
– Глупо, – хмыкнул Семен Борисович, – поэтому гримируйся и ложись в гроб.
– С такими друзьями только это и остается! – с обидой и злостью ответил Сан Саныч и неспешно направился в гримерную. Действительно глупо, надо было сделать все втихаря – думал он.
Густо напудренный Сан Саныч неподвижно лежал в гробу на сцене. Его переполняли чувства: обида на друга, который отказал в пустяковой просьбе – от которой, может быть, зависело простое человеческое счастье, – досада, что так глупо рухнула блестящая задумка.
В самом конце премьеры из-за неудачно расставленных в изголовье свечей раскаленный парафин предательски капнул на лицо покойного олигарха. Сан Саныч от неожиданности вздрогнул.
– Тома, убери свечу, – чревовещающе обратился Сан Саныч к стоявшей неподалеку актрисе. Вся в черном, безутешная молодая вдова с большими темными кругами вокруг глаз бросила полный скорби взгляд на усопшего. Она медленно наклонилась над гробом, чтобы отдать последний поцелуй.
– Томочка, солнышко, отодвинь свечечку, – слащавым шепотом попросил покойный.
– Котик, так тебе и надо, – прошептала вдова и крепко поцеловала его в лоб, оставляя четкий след от помады.
Злость раздирала Сан Саныча на части. Не хватало, чтобы в довершение неудавшейся задумки ему обожгло лицо. Уж этого допустить никак было нельзя. Он выбрал момент, когда закончится последняя реплика, медленно поднялся в гробу, как в кино встают мертвецы, обвел зал трагическим взглядом и с чувством задул свечу.
Зал был в восторге.