Ирма : Medico della Peste (ч.2)

****
Приторный запах мускуса, незнакомые мне люди силком стаскивают меня с плюшевого дивана, я ору как резанная, но, как и бывает во сне, никто меня не слышит. Как тряпичную куклу меня бросают на заднее сиденье машины и везут к обрыву.
Как парализованная я стою на самом краю, стоит им подтолкнуть, и я буду внизу. Но они почему-то не торопятся.
Полуночники поют гимн о какой-то вечной юности, что-то из мифологии, а потом неожиданно для меня сбрасывают с себя свои одеяния и предстают передо мной совершенно голые. Я не вижу лиц: на них карнавальные маски с перьями и стразами, телеса же умащены каким-то блестящим кремом. Полные молочные груди, едва заметные вишенки сосков на впалых торсиках нимфеток, анорексичные мышцы хлюпиков, гитарные изгибы бедер, обрюзгшие животы и отвисшие задницы, вяло болтающиеся члены с убогими мешочками мошонок, идеально пропорциональные приапы с могучей головкой и налитым похотью стволом. Вид обнаженных тел меня нисколько не возбуждает, а наоборот — вызывает какое-то отвращение. Мне уже не страшно, а смешно.

- Только очищение спасет наш город. Красота чистой юности, не оскверненная временем и материнством, настоящая женщина, а не пугливая девственница задобрит нашего Повелителя. – Разносит ветер чей-то приятный баритон. Голос мне до боли знаком. Говорящего я точно знаю, но откуда?
- Слава тебе, Повелитель! Слава! Слава! – адепты завывают какую-то билеберду, падают на колени, зачем-то целуют мне ноги, ползают по земле с закатанными глазами, еще чуть-чуть и начнут биться в эпилептическом припадке.
- Вот идиоты, — непроизвольно вырывается у меня, я смеюсь в лицо этим «чернокнижникам», да и кто может меня по-настоящему сжечь или столкнуть с обрыва? Это просто бред, слишком живое мое воображение, постоянный недосып, стресс, работа на износ, неожиданное влечение к Антуану — вот и нервы ни к черту.
Вышедший из толпы «человек-птица» снимает маску, и я не могу поверить в то, что это мой отец. Впервые в жизни я испытываю к нему ненависть.

- Бесполезно возражать, Мари, отступать некуда. Покорись и ты спасешь нас всех. Смерти не существует, это только фикция, переход. Ты и сейчас вечна. Он выбрал тебя сам. Все это не сон. У нас нет другого выхода, бог отвернулся от меня еще десять лет назад, я не верю больше в светлые силы. Я видел знак: вспышка чумы – предвестник конца света, спасутся лишь сильные, Повелитель говорил со мной, а потом указал на тебя.

Я возмущаюсь даже не оттого, что меня втянули в какую-то оккультную игру, меня поражает хладнокровие, с которым отец говорит об этом. Только душевнобольной может верить в реальность подобного бреда.
- Ты же врач! Как ты можешь участвовать в «черной мессе»? Какой еще повелитель? Я-то здесь причем? Какая избранность? Вы, что съели все психотропные препараты, лежащие в больнице? Папа, опомнись, скоро у нас будет вакцина! Зачем человеческие жертвы? Наши пациенты поправятся!
Собравшиеся перешептываются, лицо отца наливается кровью, он впивается своими цепкими пальцами мне в шею и начинает душить.
- Ты все равно сделаешь, как я говорю. Я тебе приказываю! Сейчас ты опустишься на колени, поцелуешь мой перстень, выпьешь вот это, — указывает он на куб с каким-то пойлом, пройдешь обряд инициации и будешь для Него совершенно чистой. Становись на колени, быстро! Море смоет с тебя всю грязь!
Но я и не думаю слушаться своего безумного папочку и жалкую кучку его друзей-свингеров, начитавшихся мистической лабуды. С ума сойти можно: мой отец – медиум? Психушка по ним плачет!
- Отпусти меня, — сиплю я сдавленным горлом. Или я должна умереть еще до ваших ритуалов?

Папаша ослабевает тиски своих щупальцев, злобно смотрит на меня, а потом идет в сторону своих заунывно завывающих «побратимов. Я перебираю в уме все возможные выходы из сложившейся ситуации, но ничего путного мне не приходит в голову. Пока руки у меня свободны, я хочу выкурить хотя бы одну сигарету, это меня немного успокоит.
В карманах халата у меня, как всегда, целые залежи всякого хлама. Среди конфетных оберток, спичек, каких-то записок и пачки сигарет, я нащупываю что-то гладкое и стеклянное. Пузырек? Нет, не пузырек. Это вакуумная пробирка! Именно та пробирка! С целой колонией чумных палочек! Как же я могла ее забыть положить в холодильник? Но это уже не столько важно. Пока «паства» во главе с моим папашей заканчивают последние приготовления, суетятся как навозные жуки в куче дерьма, я отвинчиваю пробку своей стекляшки. Выпивший этот коктейль, заболеет легочной формой чумы. Даже через три-четыре часа он уже будет заражен! Эврика! Я беру кубок с ало-красным пойлом, которое все также стоит на импровизированном алтаре, выливаю в него все содержимое пробирки, встряхиваю. Теперь дело за малым.
- Я хочу знать состав напитка, что в нем? – подзываю я отца.
- Обычный кагор с афродизиаками, это, чтобы ты расслабилась.
- Ну, так выпей первый, вдруг там отрава.
Нехотя папаша подносит кубок к губам, делает пару глотков, послушно проглатывает, цокает языком (вино и правда, наверное, хорошее).
- Вот видишь, я не отравился.
- Уже, – говорю я и верчу перед его лицом пустым стеклянным пальчиком, — Знаешь, что там было, папочка? Yersinia pestis**!
Карл Риго падет своим все еще не обрюзгшим задом на траву, обхватывает голову руками, издает какой-то утробный звук, бьет себя по ляжкам, вертится волчком, словно в него бес вселился. Красно-пунцовая морда по мелкому дрожит, он пускает слюну, как олигофрен, скулит как побитая сука, смотреть мне в глаза он так и не решается. От былого «чернокнижного» пафоса не осталось и следа. Мог бы он меня задушить, конечно, мог, но почему-то этого не сделал, он даже не дал команды «фас» своим «шавкам». Ритуальное представление завершилось, адепты разбегаются, кто куда. Я оставляю отца одного, готова поспорить с вероятностью 50 на 50, что прямо сейчас он прыгнет в пропасть. Нет, все же не прыгнул.

****

Когда у отца появляются первые признаки лихорадки, я сама наблюдаю его в больнице. Новейшая вакцина, прибывшая к нам из Германии, творит настоящие чудеса, она прошла испытание в нескольких странах, у нее минимум побочных эффектов и главное – она действует даже на мутировавшие штаммы чумы. Синтезировал ее совсем молодой ученый из Бремена.
Читатель, конечно, задается вопросом, как в современном европейском городе могли произойти, описываемые мной события. Все просто: порт, грузовые перевозки в страны Третьего мира, матросы, не проходящие нормального медицинского обследования, затхлая вода, крысы, обитающие в трюме, вечная антисанитария. За десять дней своего существования нескольких блох хenopsylla cheopis*** из какого-нибудь забытого Богом азиатского аула, успевают паразитировать на большом количестве грызунов, распространяя инфекцию за сотни тысяч километров, я уже не говорю о дальнейшей передаче ее воздушно-капельным путем между зараженными и здоровыми людьми.

Как только Антуан выписался из больницы и пригласил меня на первое свидание, я разжаловала своего любовника. Без сожалений и шумных истерик Люсьен отчалил на поиски новых приключений. Надеюсь, у него все сложилось хорошо. Мы давно приелись друг другу, но все равно я вспоминаю о нем с теплотой. Сейчас у меня совершенно другая любовная история, полная ярких красок и впечатлений.


Отец находится на принудительном лечении в психиатрической лечебнице в Швейцарии, муниципалитет похлопотал о достойном его содержании, раз в месяц я навещаю его, но папа меня не узнает.
Месье Риго добросовестно соблюдает больничный режим, часами гуляет в саду, ухаживает за фруктовыми деревьями и помнит лишь обрывки своего прошлого. В наши редкие встречи отец всегда счастливо улыбается, расспрашивает меня о совершенно незнакомых мне людях, рассказывает какие-то небылицы. Иногда его взгляд становится ясным, на лицо ложится тень печали, он берет меня за руку, долго смотрит мне в глаза. Я с трудом сдерживаю слезы, чтобы не расплакаться, мне невыносимо жаль самого близкого мне человека, но помочь ему я ничем не могу. Как врач я знаю: к нормальной жизни он никогда не вернется — болезнь прогрессирует. Иллюзорность всего происходящего, бесплотные фантазии, смещенные образы, стертая граница реальности и выдумки – вот, что составляет новый мир некогда блестящего ученого. Как обрел себя скептик в секте, поклоняющейся темным силам, как ярый атеист стал язычником и невеждой, как врач от Бога полагался на милость потустороннего, как любящий отец готов был принести в жертву свою дочь – для меня до сих пор загадка. Как говорится, каждый сходит с ума по-своему.

*****

Уже ближе к вечеру, я сажусь на «высокоскоростной» поезд, достаю не обременяющую смыслом книгу, которую так и не открою, и наконец-то даю волю слезам, я не обращаю внимания на удивленные взгляды других пассажиров, их участливое щебетание, отказываюсь от предложения выпить чаю или сладкой воды.
Железные километры дороги, стук колеи, прекрасные пейзажи за окном, разлогие сельские склоны, заснеженные горы, игрушечные дома, сменяются изгибами мостов, жужжанием подземки, суетливостью мегаполиса, остроконечными шпилями телебашен, коробками торговых центров, где-то вдалеке плещется пеной море, хранящее на своем дне миллионы чужих тайн. Бездна, поглотившая все мои страхи и ночные кошмары. Волна, смывшая все мои песочные замки. Жестокая злая стихия, забравшая все самое дорогое, что у меня было. Прибой, выплюнувший на берег новую меня и подаривший совсем иное счастье. Чумное, сумасшедшее, изменчивое, такое свободное море.
Я вспоминаю до мельчайших деталей все события той ночи, прохожу заново все круги своего маленького ада, я стою на самом краю обрыва, вглядываюсь в манящую меня пропасть, но она не принимает меня, ей совсем не нужны такие глупые жертвы.
Я плачу, пока мне не становится легко, совсем легко, я открываю окно, высовываюсь наполовину, машу рукой проезжающему мимо экспрессу, даю ветру высушить мои слезы, поправляю прическу, заново рисую лицо, через несколько часов я буду дома, я поцелую в губы Антуана, стану по-женски мягкой, податливой, нежной. Я растворюсь в совершенно другом море и забуду ровно на месяц, что за стенами швейцарской лечебницы томится как рыба в консервной банке мой отец. Все-таки я плохая дочь.

Medico della Peste* — лекарь чумы
Yersinia pestis** — возбудитель чумы, чумная палочка
Xenopsylla cheopis*** — один из самых опасных видов блох (Pulicidae), переносчик чумы