Ashley : Cторож
08:39 14-12-2011
Вот, значит, звучит труба, камера скользит по серпантину, поднимается выше, выше, и золотые и багряные округлости простираются вверх по склонам до самых снежных вершин. Эти золотые и багряные округлости, кстати – барбарис и дикая яблоня, сухие и паршивые при ближайшем рассмотрении. Отель поселок наш состоит из пустых особняков на реализацию и нескольких очагов жизни, один из которых я поддерживаю. И было у меня два соседа. Один, скажем, Николсон, а другой, к примеру, Сэмюэль Л. Джексон. Вот эти два хмыря и пытались свести меня с ума.
Николсон жил к северу посреди плантации малины, огороженной колючей проволокой. Еще его дом окружали маленькие собачьи будки, сваренные лично хозяином из листового железа. Собаки у него не задерживались. Людей он тоже не любил до такой степени, что отсидел семь лет за убийство. Из зоны Николсон вынес привычку к рабскому бессмысленному труду – он постоянно чинил свою колючку и рыл ямы – и любовь к чтению. Читал он исключительно уфологическую литературу и верил, что каждая четвертая жительница земли изнасилована инопланетянином. За доказательствами далеко ходить не надо – полюбуйтесь на Сэмюэль–эль-джексона, этого гуманоидного ублюдка.
Джексон лежал к востоку от меня. В любое время можно было войти в его морской сорокафутовый контейнер – он лежал на полу и глядел в потолок. Джексон раньше укладывал черепицу, красил автомобили и тянул кабеля. Но однажды ему открылось, что его используют. Заставляют работать и отбирают все деньги на каких то детишек. Тогда он вышел из системы. Теперь лежал в контейнере и даже свет не включал. Называл себя – пассионарий. Джексон определенно что-то принимал, но никто не знал – что.
Случилось так, что Николсон заварил мне ворота, а Джексон переложил печь в бане. После этого они составили дьявольский график и, никогда не пересекаясь, стали наносить мне визиты. Я возненавидел этих двоих. Я обмазывал рюмки фэйри, и они пузырились, когда в них наливали водку. Я нарочно не запирал собак. Я прятался в подвале. Не помогало. Я соглашался, что гуманоидные ублюдки отбирают наши деньги и лишают нас творческого досуга. Но этого было мало. Они рассказывали истории. В них фигурировали повешенные на кладбище, забитые лопатами и закопанные живьем, призрачные и пожирающие – и все это с изнурительными подробностями и доказательной базой – «видишь во-он тот дом? Знаешь козла на минитракторе?»… Выходило, что мы живем на костях погибших в прошлую сель и станем основой для следующей в самое ближайшее время.
Лето катилось к концу. Становилось все тише и тише. Вертолет перестал летать над нами, предупреждая о пожарах. Осы почему то поселились в моем замке на воротах и кусали меня каждый раз, как я его открывал. Три черных ворона навещали меня по утрам и сидели на перилах террасы, нацеливая змеиные круглые глаза в незашторенное окно. Повсюду я натыкался на лезвия от безопасной бритвы, вонзенные в деревянные предметы – в яблоню, в косяк двери, в потолок беседки. И эти круги из золы на газоне. Нет, все было в порядке, даже когда однажды утром я краем глаза заметил стремительного ящера, переваливающегося через каменную ограду. Я заставил себя посмотреть еще раз – это был виноград, покрасневший за одну холодную ночь. Я стал проводить больше времени в доме и следить за соседями в бинокль.
Осенняя буря разрушила уличный нужник Джексона и он, отогнув колючую проволоку, начал тайно посещать нужник Николсона. Со своей горы я видел эти демарши, и они показались мне зловещими.
И вот однажды поздним ноябрьским вечером Джексон забарабанил в мои двери. Я вышел. Он был в одних трениках, голый по пояс. Медленный крупный снег опускался ему на плечи. Он клацал зубами. Не сказав ни слова, он оттолкнул меня от ворот, шмыгнул в калитку и заперся изнутри. Я ничему этому не удивился. Я всмотрелся во тьму. Я ждал призрачного и пожирающего. В конце концов, я должен его увидеть. По северной тропе ко мне приближался черный силуэт. Николсон вырос передо мной. В опущенной правой руке он держал большой нож или короткий меч. Острие смотрело на меня.
- Ты ведь не будешь прятать его все время. А я его убью, — сказал он.
- За что?
- Он сжег мой туалет.
- Как?
- Курил. Открывай.
Мы трое – включая Джексона с той стороны — некоторое время молчали. Снег падал и таял. Наконец я сказал.
- Во сколько ты оцениваешь ущерб?
- Три штуки, — быстро ответил Николсон
- Слушай, я должен Джексону пять. Давай я отдам тебе три прямо сейчас?
- Давай.
Калитка открылась сама собой. Я пошел к дому, сопровождаемый горячечным шепотом Джексона: «Не стоит его туалет три штуки. Никогда не стоил. Максимум две». На террасе у меня все уже было приготовлено. Николсон так и стоял в воротах – легкая мишень, и я снес ему полголовы первым же выстрелом. А вот с Джексоном пришлось повозиться – он скакал между стриженых кустов, как заяц. Потом я оттащил тела в погреб, еще летом вырытый Николсоном на полянке. К утру снег ляжет окончательно, и никаких следов не останется. Закончив с этим, я вернулся в дом и заварил себе чаю покрепче. Сторож не должен спать – на то он и сторож.