Миша Розовский : Изгнание с Райского Острова

Однажды один молодой, но дьявольски талантливый скульптор отправился в дальнее путешествие. Он мечтал поразить своим мастерством те земли, куда пока ещё не докатилась слава его таланта.

Гении свободны от таких условностей, как фамилия, и потому в дальнейшем этот молодой человек будет просто и скромно именоваться Скульптором, ибо его гений был настолько велик и безграничен, что искусство любого ваятеля прошлого или настоящего (а я уверен, что и будущего) смотрелось просто грубой кустарной поделкой.

Я далёк от сказки о Пигмалионе. Статуи Скульптора хоть и не оживали в физическом смысле, но приобретали нечто такое, что даже фотография была бы отобразить не в силах. Прославленный Микеланджело — это талантливый ребёнок, не более, по сравнению с героем нашего повествования.

Итак, Скульптор поднялся на корабль и отправился в далёкие края за почестями, ибо он был молод, тщеславен и хотел покорить весь мир, а не половину.

Долго или нет держал корабль курс, неизвестно, но в какой-то момент он, по законам жанра, попал в шторм и отправился на дно. Провидению же было угодно сохранить жемчужину гения в живых и Скульптор, цепляясь за различные предметы такелажа, спасся на крошечном необитаемом острове, лежащим в стороне от морских путей.

Ему сильно повезло: островок, не более десяти-двенадцати квадратных километров площадью, был лишён хищников и змей, но обладал отличным набором плодоносящих фруктовых деревьев, а в маленькую мелкую протоку постоянно заплывала рыба, откуда её можно было без труда вытащить чуть ли не голыми руками.
Один из берегов островка изобиливал необычной глиной. Чрезвычайно податливой глиной цвета смуглого тела. Глиной, застывающей под солнцем в считанные часы и не нуждающейся в обжиге. Это была сказка, а не глина. Просто мечта.
Каждый день Скульптор сидел на берегу и до слёз в глазах вглядывался в далёкую и безжизненную линию горизонта. Так прошло три или четыре дня. Утром одного из дней, молодой человек набрёл на незнакомый плод. Он был вытянут и очень напоминал банан, но мучнистая и нежно тёплая внутренность оказалась безвкусной и водянистой, а кожура довольно плотной.

Разломив незнакомый фрукт напополам и вертя половинки в руках, Скульптор, как обычно с утра, сел у кромки воды и стал безнадёжно вглядываться в даль. Его тонкие длинные пальцы сами вытащили сердцевину «банана» и машинально ощупывали стенки плода изнутри. Мягкие, упругие, толстенькие и нежные стенки. Скульптор вдруг понял, что полая изнанка половинки «банана» до боли напоминает ему внутренность женских врат наслаждения. А Скульптор, будучи молодым человеком отличного здоровья, являлся большим поклонником любовных утех и понимал в них толк.
Мысли Скульптора повернули в правильном направлении и он, воспользовавшись вычищенной изнутри половиной плода как колпачком, надетым на ствол любви, быстро вознёсся на пик страсти, представляя своих многочисленных подружек.

И тут его осенило.

Вскочив на ноги, Скульптор отправился на берег, что был богат глиной. В тот же день у него появилась подруга. Голая глиняная девушка призывно изгибалась на песке, без стеснения открыв своему создателю самые потаённые уголки своего тела. Статуя была сделана так, что в определённые отверстия могли вставляться половинки «банана», избавленные изнутри от мякоти.

Скульптор вожделенно оглядел свою работу. Эта девушка была намного краше любой подружки Скульптора, да и то верно: ведь он ваял её из головы, а не с натуры, вкладывая в своё творение нечеловеческую красоту. Но красота статуи была не самым главным; в глиняной застывшей фигуре было заложено столько моментальной страсти и экспрессии, что, случись ей ожить сказочной Галатеей, она бы просто превратилась в обыкновенную красавицу, подрастеряв в жизни эту одно секундную, пойманную Скульптором, эмоцию. На то он и был Скульптор. Гениальнейший из гениальных.

Впечатлительный и тонкий в душе Скульптор почувствовал себя менее одиноким и настроение его несколько улучшилось. По утрам и вечерам он приходил к своей лежащей девушке и на короткое время становился счастливым. Кого ему было стесняться на своём острове и со своей возлюбленной.

Через неделю он вылепил ещё одну девушку. Новая подружка Скульптора сидела откинувшись на руки у восточной кромки океана и, запрокинув голову, самозабвенно и заразительно смеялась. Скульптор знал, что она всегда будет смеяться его шуткам, даже случись тем быть старыми или плоскими. Девушку, сидящую на берегу, это не смущало.
Когда Скульптору хотелось весело поболтать, он навещал свою Хохотушку и задавал ей вопрос в шутливом тоне. Статуя разумеется молчала, но выражение её кукольно-красивого смеющегося личика было настолько весёлым и радостным, что Скульптор не мог удержаться и смеялся вместе с ней. Девушка сидела в пол-оборота, а Скульптор садился с ней рядом и смешил её. Статуя смеялась.

Однажды Скульптор вспомнил о своей матери. Он был ещё очень молод и его мама, совсем не старая женщина, его очень любила. А он любил её. Скульптор затосковал. Он не знал, когда сможет её увидеть, да и вообще увидит ли он её. Жизнь коротка и, рано или поздно, но мамы уходят от своих сыновей.
Тогда Скульптор слепил статую, плачущую в разлуке. Молоденькая девушка закрыла тонкое лицо ладошками и, судя по острым и худым поднятым плечикам, горько плакала. У живого человека сразу можно и не понять — плачет он навзрыд или прикрывает руками смеющееся лицо, но это была работа Скульптора. Второго толкования не возникало ни на миг.
Теперь, когда Скульптор вспоминал о родных, друзьях или своей горькой участи, он просто шёл к Девушке Печали и им вместе сладко горько плакалось.

Однажды Скульптор сидел рядом с Хохотушкой и что-то ей рассказывал. Глиняная девушка смеялась. Но Скульптор вдруг сказал ей нечто важное, душевное, то, что он чувствовал годами, но не смел никому сказать раньше… но девушка лишь продолжала смеяться. Она же ничего больше не умела. Скульптор в ярости вскочил на ноги. Девушка продолжала смеяться.
Молодой человек отломал тонкую ветвь от стоящего тут же дерева и начал хлестать Хохотушку. Но она, конечно же, продолжала смеяться. «Я разобью тебя!» — в сердцах закричал Хохотушке Скульптор, но та продолжала смеяться. Скульптор увидел, что девушка уже смеётся не над тем, что он говорит, а над ним самим. Она смеялась над ним в его беспомощности.
Кое-как подавив в душе кипящий гнев, Скульптор зачерпнул глины и слепил две маски — страдания и внутренней муки от чувства вины. Потом он нацепил первую на Хохотушку и стал охаживать её прутом. В этот раз она уже и не думала смеяться. Невыразимая мука исказила смеющееся лицо и Скульптор, поработав хорошенько над хохотушкой, надел ей маску душевной муки и, оставив её подумать над своим поведением, ушёл к Девушке Печали, а от неё навестил Девушку Наслаждения.
Наутро Хохотушка была прощена и Скульптор снял с неё маску. И снова они мирно сидели на песке и девушка хохотала шуткам молодого человека.

Скульптор, большой дока в любовных утехах, довольно быстро потерял интерес к Девушке Наслаждений. Да, она была красива и до умопомрачения соблазнительна, но, лёжа в одной позиции, уже успела надоесть ценителю женского тела.
И Скульптор создал ещё одну статую. Новая девушка стояла на четвереньках изогнувшись так, что Скульптор еле дождался, пока глина высохнет и затвердеет.
Через несколько дней появилась девушка сидевшая. Потом стоявшая.
Скульптор был счастлив. Он начал ежедневно ваять себе новых возлюбленных, причём каждая последующая отличалась от предыдущей красотой и страстью в лице. Постепенно одна часть острова стала напоминать гарем.

Но настал день, когда Скульптор пресытился сексуальными утехами. Нет, ему не надоела любовь глиняных женщин, ведь они любили его так, как он любил сам себя, то есть безгранично, преданно и глубоко. Просто их было так много и они были настолько совершенны и безотказны, что Скульптору надоело.
Он вернулся к длинным беседам с Хохотушкой, иногда надевая на неё разные маски. Подолгу проводил время в компании Девушки Печали и никак не мог взять в толк, чего же ему не хватает.
Наконец он понял чего.
В то утро Скульптор проснулся рано и сразу же отправился на Берег Глины. Неделю он самозабвенно работал, отвлекаясь лишь на самое необходимое — сон и еду.
На восьмой день Скульптор вышел из шалаша к толпе своих поклонников. Он ходил среди восторженных, смотрящих на него во все глаза, лиц и разлагольствовал сам с собой. Вокруг стояло около двадцати человек и все так или иначе выражали преданность гению Скульптора. Некоторые подобострастно пытались заглянуть в глаза, некоторые застыли в процессе аплодисментов, но все как один обожали своего кумира.

Так прошло лет семь.

Огромная свита поклонников Скульптора разрослась и даже соперничала с Девушками Наслаждений, которых тоже, надо заметить, прибавилось немерянно. У Скульптора так же имелась огромная коллекция масок; если та или иная из девушек не доставляла ему ожидаемых удовольствий, он нацеплял на неё мученическую маску и охаживал прутом до полной усталости. Наказуемая долго мучилась и немо кричала филигранно сработанным распахнутым глиняным ртом.

Прошло ещё пять лет.

Однажды, сидя в окружении смеющихся девушек на берегу и рассказывая им нечто уморительно смешное (все девушки так и покатывались со смеху), Скульптор увидел вдалеке корабль. С острова тот казался не больше жука на замершей глади воды.
Скульптор кричал, носился по берегу, развёл огромный костёр вместо своего маленького. Всё было напрасно. Через час корабль исчез из виду, а Скульптор с рыданиями повалился на песок.
С тех пор у Скульптора стал портиться характер. Всё чаще и чаще он надевал Девушкам Наслаждений маски с вылезшими от боли глазами, с порванными страданием ртами и театрально поднятыми скорбными бровями. Постепенно он перестал получать удовольствие от акта любви с женщиной, если у той на лице не отражалось муки.
К нескольким Девушкам Печали он приходил всё реже и реже.
Поклонники Скульптора уже не смотрели на него обожающими глазами. Теперь многочисленные поданные или не смели поднять глаза вообще или смотрели с таким страхом, что сердце тирана радовалось.
Скульптор даже построил себе маленький пыточный грот, куда стаскивал все статуи, осмелившиеся, как ему казалось, на не уважительное к нему отношение — взгляд или усмешку. Там он самозабвенно меняя маски с мученических на умоляющие и обратно, предавался сладострастному садизму.

Прошло ещё около восьми лет.

Иногда Скульптору было на душе так странно, что он не знал, как объяснить это чувство. Тогда он лепил своих детей, такими как он их представлял, поднимался с ними на единственную на острове гору и сбрасывал их оттуда. Ему нравилось смотреть на детские тельца, летящие на камни и представлялось, что он слышит их крик. Для усиления эффекта он принёс несколько женских фигур с горестно кричащими лицами и усадил их так, словно матери убиенных им глиняных детей протягивали к нему руки.

Прошло ещё десять лет.

Теперь на острове нельзя было найти ни одной статуи, голова которой была бы поднята: Скульптор вознёсся над своими творениями так, что те не смели поднять глаза на Небесный Лик своего создателя. Никто не имел права воочию зрить Бога-Скульптора.

Ещё через год около острова приводнился маленький самолёт. Во время молодости Скульптора таких ещё и в помине не было. От маленького серебристого тела на поплавках отделилась лодка. На вёслах сидел мужчина, а женщина сидела на носу и всматривалась в то, что открывалось на суше.
Весь берег чернел от толпы всевозможных статуй. Все они как на подбор идеально и талантливо сделаны. Если бы не одна деталь, то понять сразу, что это статуи, было бы невозможно. Фигуры стояли, сидели, лежали, прижимали к себе детей или аплодировали неведомому оратору. Все они были повёрнуты в одну сторону. Но ни у одной из статуй не было лица — вместо него у всех глиняных людей была гладкая и плоская поверхность.
Лодка достигла берега. Статуи, статуи и ещё статуи. Мужчина и женщина вылезли на тёплый песок. Они бродили по настоящему мёртвому городу безликих людей. Некоторые статуи были голыми и в таких позах, что мужчина почувствовал тягу к своей спутнице. Будучи уверенными в том, что они одни, пара упала на одуряюще пахнущую траву и предалась удовольствиям, доступным всем живым существам.

Они не заметили, как на поляну бесшумно вышел человек. Это был очень мускулистый, бородатый и длинноволосый тип, одетый всего лишь в глиняную корону и державший тяжеленный посох в мощной руке, увитой плющом жил. Абсолютно безумный взгляд. Человек смотрел с таким высокомерным презрением, что было ясно — сам всевышний спустился с небес покарать разочаровавшие его создания.
Вышедший на поляну человек несколько секунд смотрел на устроенные в его саду непотребства, а затем опустил свой посох сначала на спину мужчине, а потом на голову женщине.
Трупы он играючи скинул в воду подальше от берега. Потом доплыл до качающегося на волнах самолёта и, пробив в поплавках дыру, послал летающую машину на дно. Затем удовлетворённым вернулся к себе на Райский Остров. Безликие поданные молча и преданно ждали своего величественного Бога. Иных oн наказывал посохом до осколков, а других приближал к себе, давая им бесценный дар — лицо, так что те опять могли или улыбаться или плакать.