Миша Розовский : 36-ой День Рождения

… сих пор помню как я напился с одним приятелем на своё шестнадцатилетие. Тогда в Москве только-только появилось китайское пиво в огромных зелёных бутылках. Мы уже почти оформили литров семь и товарищ мой мирно клевал носом над лужей собственной блевотины когда из за горы пустых ящиков (киряли мы на задворках гастронома) показался смуглый мужик с Будённовскими усами и золотой цепочкой толщиной в палец. Было ему лет тридцать или сорок – когда тебе только-только шестнадцать то это не большая разница.

Он подсел не спрашивая разрешения и, кивнув на кучу пустых бутылок, весело поинтересовался – Чего празднуем, пехота ?
Я ответил. Тогда мужик протянул руку с замысловатой татуировкой между большим и указательным пальцами и представился – Саша. Цыган.
--- Цыган это погоняло или фамилия? – наивно поинтересовался я.
Oн громко и заразительно засмеялся, широко открыв рот полный золотых зубов, и пояснил – Цыган – это, братан, призвание… ну почти как еврей....

Я подумал, что это камень в мой огород и поудобней взял литровую бутылку что бы отоварить его по кумполу, но он поднял руки и опять засмеялся – Ой горячий какой… да ты что, парень, я же по дружбе, шутейно… а давай я тебе погадаю… стиры волшебные раскину, они всю правду скажут. Ну типа как подарок тебе к днюхе...
-- Да, чего там… я и так всё знаю и в гадалки не верю, — пьяно отмахнулся я.
-- А вот это не скажи, друг мой ситный, — наставительно поднял Цыган палец, — никто и никогда не знает чем какaя история закончится, на всё фантазия божья....

Откуда-то в руках у него материализовалась колода самых засаленных карт какие я когда либо видел. Цыган ловко, одной рукой, выбил нижнюю карту – девятку пик и положил её на перевёрнутый ящик. Дальше он стал метать карты по левую и правую сторону от девятки приговаривая себе под нос – о, ромэлэ, на удачу забросим и переведём, ай ай, кручу верчу правду увидеть хочу, на три ключа да на четыре угла, посмотри и сплюнь. Потяни, пацан – подставил он мне под нос колоду. Я потянул и вытащил… девятку пик. Бросив взгляд на ящик я увидел что там лежит восьмёрка червей. Пока я приходил в себя от удивления он поднялся и, наклонившись сосем близко к моему лицу и дыхнув дешёвым табаком, тихо и задушевно сказал – попал ты, парень, карта плохо легла. Застрелишься ты в свой тридцать шестой день рождения… извини.

Пока я соображал, что ему ответить он глянул на часы, хлопнул меня по плечу и был таков. А я остался, а через пол часа уже перестал грузиться странным предсказанием ибо подвалила ещё пара пацанов и можно было продолжать застолье.

Прошло двадцать лет. Завтра мне должно исполниться тридцать шесть. И хотя я понимаю, что даже при огромном желании не смогу застрелиться (не из чего) под ложечкой всё равно наблюдается нездоровый холодок.
К чему бы это?

Наступило завтра. По Саше Цыгану я должен сегодня застрелиться, но я-то знал, что это нереально. НЕ-РЕ-АЛЬ-НО.

С утра я (в виде исключения конечно) решил принять грамм сто пятьдесят коньяку.
Обычно, такая доза как сто пятьдесят для меня нечувствительна, но сегодня меня почему-то неудержимо потянуло в сон. Я на секунду закрыл глаза и тут же их открыл… но сразу понял, что попал в серьёзное непонятное.

Я полулежал на низком сером диване в комнатке без окон, но с мягким светом льющимся из нескольких хрустальных бра по стенам. На столике были раскиданы бумаги и стояла бутылка незнакомого мне алкоголя. Я опустил взгляд вниз и не узнал ни своих штанов ни туфель. Всё тело oщущалось чертовски неудобно. Как будто я примерил костюм сшитый не по размеру. Проведя рукой по лицу я не узнал его на ощупь. Вместо моей поросшей щетиной круглой физиономии под пальцами чувствовался костистый незнакомый чисто выбритый фас, только под носом был короткий и жирный мазок усов. Длинная косая чёлка закрывала мне глаз, хотя я предпочитаю волосы не длиннее двух – трёх миллиметров.

Тут в комнату вошла роскошная немецкая овчарка и начала тереться о мою ногу. Я оттолкнул её и она, обиженно поскуливая, легла рядом. Для начала я должен был разобраться в том, что произошло. Поднявшись и покачнувшись я выглянул в коридор. Короткий проход заканчивался комнатой, как для заседаний, за комнатой была полуоткрытая дверь из-за которой слышались взволнованные голоса. Слов я разобрать не смог. Вдруг, непонятно откуда, возник здоровый мужик и что-то уважительно залепетал. Вслушавшись, я с удивлением обнаружил, что не понимаю ни слова. Овчарка подняла голову и посмотрела в нашу сторону. Сконцентрировавшись я догадался, что мужик обращался ко мне по немецки. Теперь он явно ждал ответа, вытянувшись во фронт. Судя по его подобострастной интонации, я мог позволить себе не церемониться.

Я махнул ему рукой интернациональным жестом – не сейчас, позже… и он испарился. Теперь я услышал, что и фразы доносившиеся из-за полуоткрытой двери тоже были немецкими. Качнувшись я пошёл по коридору в другую от двери сторону и оказался в ванной комнате. Это была очень чистая, просто по- операционному чистая, комната с зеркалом, старомодной раковиной и аппаратом для нагревания воды с немецким клеймом. Ломанувшись к зеркалу я чуть не потерял сознание. Из золочённой рамы на меня смотрел испуганный бледный и потный… Адольф Гитлер.

Точно таким он мне был знаком по фотографиям и фильмам, включая документальные типа ''''''''Обыкновенный фашизм'''''''' Ромма. Гитлер в зеркале трогал своё лицо за щёки, дёргал себя за нос и ворошил волосы… вообщем повторял все мои жесты. Вот это попадалово… в день рождения оказаться Гитлером. Сзади послышались лёгкие шаги и я почувствовал прикосновение женских рук у себя на лице. Послышалась длинная фраза по немецки из которой я понял только ''''''''майн готт'''''''' .

Обернувшись я увидел перед собой малопривлекательную блеклую блондинку. Она смотрела на меня достаточно жалостливо, потом взяла полотенце и вытерла мне лоб. Насколько позволяли мои скудные познания я решил,.что это Ева Браун.
Опять раздалась длинная фраза на немецком. На этот раз с вопросительным оттенком. На моё счастье где-то совсем рядом, казалось прямо над головой раздался взрыв, что-то обрушилось. Потом ещё один. Это избавило меня от обязанности отвечать.

Обладая логически извращённым умом я смекнул, что скорее всего каким-то чудом перенёсся в бункер Гитлера (и в его тело) под самый конец Великой Отечественной. То-то гнусный Цыган предсказывал мне бесславный суицидальный конец. Вот так номер. Но, как писал классик – этого не может быть потому что этого не может быть никогда… и тем не менее ЭТО было – из зеркала на меня смотрел Гитлер. После такого уже поверишь во что угодно. Но даже несмотря на такой, мягко говоря, неожиданный поворот событий я не собирался стреляться. Чёрт с ней, с историей. Мы её перепишем. Действовать надо было быстро. С моим знанием немецкого, вернее без оного, окружение вот-вот решит, что фюрер тронулся умом от военных поражений и само меня шлёпнет.

Канонада, между тем, продолжалась В соседней комнате что-то упало и разбилось. Раздались отрывистые фразы или команды которые для меня звучали как ругательства, хотя в силу особенностей немецкого языка вполне могли ими и не быть. Коротко гавкнула овчарка. Я захлопнул дверь ванной и прислонился к ней спиной. Попытался мобилизовать свою память, но кроме отдельных слов на идиш ничего ближе к немецкому я не знал. Тьфу. Главное не паниковать. Схватив безопасную бритву и сунув её в карман я решил, что для начала надо суметь выбраться наружу. К своей радости я нашёл у себя во внутреннем кармане френча маленький пистолет неизвестной мне модели.

Выглянув в коридор и убедившись, что вокруг никого, я лихорадочно начал тыкаться в разные стороны пока, абсолютно случайно, не оказался в длиннющем коридоре. Делая вид, что страшно тороплюсь я полубегом проскочил коридор, в котором, как я понял на посту, стояло несколько пар эсэсовцев. При моём приближении они синхронно вскинули руки в фашистском салюте. Тут опять начался обстрел, совсем рядом разрушилась стена и я увидел луч света. Выход на поверхность был близок.

Как только я оказался на каком-то полуразбомбленном штрассе, то первое, что я сделал – несмотря на боль и отсутствие воды сбрил, припасённой бритвой, свои хрестоматийные усы и отхватил чёлку… вообще я парень фартовый, может ещё и прорвусь.....

+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++


… да, это был конец империи. Он понял это, как никогда, именно сегодня утром. Планы по захвату мира оказались несостоятельными. Он просчитался. Ну что ж, всё равно неплохо для выскочки унтер-офицера и неудавшегося художника. Жалко конечно, что он так и не смог решить еврейский вопрос.

Он принял твёрдое решение, что сейчас он пойдёт и даст Еве ампулу с ядом; отравит свою жену, с которой они расписались всего несколько дней назад. Настоящая арийка должна принять смерть спокойно, как и подобает женщине великой расы. Лишь на одну секунду он присел в личной комнате и закрыл глаза, на одну секунду, но когда он открыл их то понял, что попал в совсем непонятное. Ни его одежда ни тело ему не принадлежали. Он полусидел в каком то мягком кожаном кресле в непонятном помещении, но явно не в своём бункере ибо во все окна бился солнечный свет. За окном слышался гул транспорта.

Он вскочил и бросился к окну. Положение его не прояснилось. Где он? Как он сюда попал? Он чувствовал, что натянутые последними событиями нервы вот-вот лопнут и его разум полетит в тартарары… и тут он увидел группу мужчин в чёрных шляпах, которые мирно беседовали на углу и их длинные пейсы покачивались в такт их носатых голов. Ему стало дурно. Он застонал и отвернулся от окна. На противоположной от окна стене висело огромное зеркало и он, холодея и не веря собственным глазам, видел в нём плотного сложения молодого мужика с короткими волосами и небритой физиономией. Но самое ужасно, что национальная принадлежность отражения не оставляла никаких сомнений… Застонав по звериному он кинулся к зеркалу. Так и есть оттуда на него уставилась бледная и потная еврейская рожа. Всё понятно… это новое оружие красных – каким-то неведомым образом они превратили всех в гнусное иудейское племя.

Стараясь не потерять рассудок и бормоча немецкие ругательства себе под нос он выскочил на улицу и побежал куда глаза глядят. Непомня себя и почти сойдя с ума он пробежал квартал или два когда увидел то- ли солдата то-ли полицейского. Он не понял, да ему это было и неважно – главное, что на поясе у этого красномордого типа висел револьвер. Схватив подвернувшийся камень он рыча подскочил сзади к человеку и нанёс ему удар по затылку, успев выхватить оружие из кобуры обмякшего, но ещё не упавшего тела.

Группа евреев стоявших на углу услышала выстрел — какой-то сумасшедший оглушил полицейского и, выхватив у него из кобуры револьвер пустил себе пулю в рот.