Голем : Уповайте на чудо! (Новогодняя побрехушка)

* * *
Что и говорить! Нечисть, разумеется, существует.
Вы же не сомневаетесь, что политики после смерти живут в раю?
Бренчат на арфах, трепещут крыльями. Крылышки, что характерно, голубые и сплошь в кружавчиках. Митинговать в райских кущах не принято, и вся эта сволочь больше помалкивает. Но то немая, чёрная нечисть, человеческое отродье. А мы – о белой: русалки, тролли, кикиморы. Несложно догадаться, что Рождество они игнорируют, а Новый год празднуют с удовольствием. Местом сбора (Лысая гора давно захвачена перебежчиками) служит девственная плешь в валдайских топях, так называемая Целка-Валдайская.
Как выглядит корпоратив? Сейчас увидим.
~
За стенами гримёрки, торопя события, роптал невидимый кворум.
– Нагнись! Ещё разочек, во-от… определённо, теснит! – настаивал, стоя перед зеркалом, толстый, низенький Дед-Мороз, проходивший по бухгалтерским ведомостям «Нечисть, инкорпорейтед» в инициалах Д.-М., а так – замоскворецкий леший, Пётр Лукич Двоебабич.
– Да ничего не теснит! Фигура такая!!! – отрезала Снегурочка.
~
Снегуркой при Двоебабиче выбрали пышную отроковицу, драпированную с минималистским уклоном: кокошник с русой косой, сапоги-ботфорты и голубая туника с лунными коготками, даже в складках ткани остававшаяся прозрачной. Отроковица была известна в широких кругах, как Люська-кикимора, а для отличия от прочих-дремучих Люсек откликалась на прозвище Хуерага-из-Буерака. Буераком остряки прозвали что-то вроде местного бордельеро. Снегурочка, убранная, как ёлка, звёздами и макияжем, кружилась-кланялась перед зеркалом, в то время как хамоватый Д.-М. лапал её за бедра, за ляжку… просто, за что придётся.
В гримёрке кукловодов Большого Навруза – а нынешний праздник из политкорректности к новичкам-подселенцам звался именно так – было душно и холодно. Царило сложное амбре из ароматов лака, духов, подмышек и мокрых валенок.
– Сдавайся, Люська, а не то прокляну! – твердил, как заведённый, Д.-М. – Я же не часовой, до завтрева эрекцию караулить! Ты обещала…
– Ничего я не обещала!
– Кто предлагал до ужина засандалить? Кащеева бабушка?
– Вот и засандаль, Лукич! Леший ты или не леший? Предприимчив али нет?
И Люська протянула Д.-М. шкатулку, выполненную из сандалового дерева.
В одной из стенок темнело отверстие с алой бахромой по краям.
– Что это?
– Вагинаж для старых дрочеров, – сказала Люська без тени смущения. – Имеется дополнительный опцион: сосал-эффект через каждые три минуты сменяется лизал-эффектом. Батюшке берегла, да боюсь, самой нынче не уберечься…
– Гадость какая! А говорящих анальных шариков не припасла? Или, скажем, гандонов с кайенским перцем? Изнутри и снаружи?
– Шикарный бренд! В Интернете пошарю…
– Бред это, а не бренд, – вздохнул Д-М., шлёпнув Люську с оттягом по непомерному крупу.
– Самка богомола, Лукич, убивает самца после спаривания! – закричала Люська, и Д.-М. нервно принялся охорашиваться, делая вид, что вспомнил про выступление. – А я вас грохну непосредственно перед! Вы же на работе, старый удод! Хотите бабу, уповайте на чудо…
Не ответив на Люськин демарш, Д.-М. извлёк из кармана ярко-красного тулупа с брусничной искрой флягу хенесси, открыл, сунулся горлышко в накладную бороду.
Мягкий коньячный вздох пронёсся по унылой гримёрке...
~
… и грянул туш.
Под сводами Маскарад-холла, проникая в самые заветные уголки и заблудшие души, пронёсся бас взобравшегося на помост Лукича Д.-М.:
– Дамы и господа! Майне дамен, унд майне херрен! Мадмуазель, медам, месье! Леди анд джентльмен! Южные вассалы и северные обоссалы… сим объявляем, что праздничная вечерина «Вальпургиева соната-2012» только что стартовала! Ур-ра-а!!
– Стриптиз давай! Подарки… Хорош болтать, маразматик! – донеслось из толпы.
– Имейте стыд, господа вурдалаки, – покривился Лукич. – Или я сам сейчас стриптиз захерачу!
Ответом был общий рёв: «Снегурку давай!!»
Удовлетворённая приёмом, Люська-Снегурочка вышла под «Болеро» Равеля и принялась крутиться вокруг Лукичёва посоха, самостоятельно утвердившегося в центре помоста.
Мелодия плавно сменилась «Караваном» Дюка Эллингтона.
Сам Дюк в окружении нагих кукол-вуду солировал, убранный еловыми лапами.
~
Из-за кулис два бобра выкатили здоровенный обоз с праздничными подарками. Все подарки были одинаковы. На сей раз это был набор масляной сажи «до и после бритья», изобретательно завёрнутый во всевозможную фольгу и разноцветные банты.
Толпа загоготала, придвинулась.
Снегурка, отъехав в одном ботфорте на второй план, обиженно трясла задницей (задница притормаживала, двигаясь под собственный ритм), однако зрелище пипл больше не хавал. Д-М., широко размахиваясь, принялся метать в толпу подарки, прилетавшие кому в рот, кому в голову, а кому в причинное место.
Это действо и составляло главный праздничный аттракцион.
Делались даже ставки, кому во что прилетит.
Жаждущие дармовой выпивки упыри с нетопырями на балалайках и ложках грянули Оду к радости, венчавшую Девятую симфонию Бетховена, а заодно и праздничный апогей. Никто и ухом не повёл. Домовые вовсю развлекались сами, постреливая из рогаток в пролетающих стрекоз и валькирий, а также разбивая на спор горящие свечи, ёлочные шары и потолочную лепнину.
Венчавший ёлку Грёбаный Петух раскрыл было клюв, собираясь возвестить полночь, но одна из валькирий ловким пинком перевела его на час вперёд.
~
Гульба зашкаливала.
Разлёгшаяся на помосте Спящая Царевна умело, но безуспешно пробуждала к жизни Мёртвого Рыцаря. Семь гномов троллили Белоснежку, поочерёдно хлопая по плечу и дразнясь лиловыми языками. Ведьмы наперебой хвалили зелье друг друга, втихомолку поплёвывая в соседние рюмки. Тролли разбирались с друидами по части золота:
– Самородное золото – это золото королей! Оно почище, чем любые алхимические приблуды, – орал, надсаживаясь, здоровенный кузнец Тибелиус.
Высокий, сухой, как щепка, друид Касло-Погасл с длинной седой бородкой, выхватив ниоткуда пылавший жаром золотой брусок, сунул его в широко распахнутый рот Тибелиуса. Неслыханной силы рёв, вырвавшийся из груди кузнеца, повалил столетнюю ель в центре зала, и нечисть с хохотом рассыпалась в стороны.
~
Обкуренный чечелем водяной, заталкивая в поставленный на огонь аквариум бьющуюся русалку, вопящую благим (и неблагим!) матом, уверял окружающих, что только желает выяснить: мясной или рыбный супчик получится? Маленький Мук усердно подбирал золотые чешуйки, сыпавшиеся из-под русалкиного хвоста, принимая их за обрезанные монеты пост-перестройки. Тысячелетние джинны, припахавшие земляков-суккубов таскать подносами тару, разливали навынос, опорожняя собственные сосуды. Перебродившая чача с ядрёным запахом шипела и пенилась на мраморных плитах пола…
~
– Люська-а!!! Ты где, паскуда? Помоги снять! – рычал Д.-М., воюя с мокрым новогодним тулупом. Но не услышала его, не отозвалась Снегурка, предаваясь страсти с крохотным тёмным эльфом, умелым жиголо с туманного Альбиона.
Желая помочь Михалычу, с потолка спикировала маленькая добрая фея:
– В эту ночь должны сбываться желания! Чего вам хочется, Дед-Мороз?
– Иди ты в жопу!
Падал утренний снежок, гасли звёзды.
Хлюпала в сугробах нечисть, разбегаясь с визгом и хохотом. По Маскарад-холлу гуляло сиротливое эхо, а в жопе у Д.-М. сидела маленькая добрая фея.