: Лосёнок

Митрич с упоением рубил дрова. Ставишь сосновый смоляк на чурбан. Даже не ставишь, а в раскорячку закидываешь пахучую громадину, подкатив её из дровяника.
Топорище колуна хватко ложится в заскорузлость ладони. Отполировано с годами, поблёскивает тускло. С кратким выдохом, из-за головы обрушаешь колун по центру сосновины. Славно когда та с сухим треском весомо разваливается по сторонам с первого замаха.

После подхватить сперва правую половину, укрепить на чурбане. Перехватить топорище правой рукой и уже коротко, с плеча. Раз за разом, откалывая в сторону ровные поленья. Будут потрескивать в печи, роняя капли смолы и искрясь пробегающими язычками жёлтого пламени. А пока только успевай отдергивать левую руку из-под колуна, подворачивая стремительно тающую полешками сосновину.

Митрич осилил ещё пару полметровых в диаметре чурок и не спеша размял беломорину, аккуратно уместившись на очередной, пока ещё цельной. Хлёстко, в ладонь,
чиркнул спичкой, укрыл пламя привычно, хоть и безветренно было погожее утро. Прищурился на солнце.

«Охохо, дела наши, дела» — говаривал часто Митрич про себя, высиживая с привычной беломориной. Так и сегодня, крутил в голове поездку до райцентра. В тягость всегда, непривычно, но надо, обязательно надо.

Скоро, совсем скоро осуровеет озеро осенней крутой волной, пойдёт на мелководье сиг. Будет нереститься по зову природы, наполняя сети, проставленные Митричем по тайным местам. Много удачливых мест у Митрича в голове. Таких, где не подцепит коряга да топляк и не повиснет заилье, превратив сеть в мутно-зелёную стену. С таких мест тянешь её после в три захода, перекладывая неподьёмную ношу в лодку частями. Как бочка сеть набита сижком.

Но до этого обязательно надо в райцентр за новым гребником. Гребным винтом то бишь. Треснула лопасть, повело её в сторону. Теперь бьёт, лихорадит мотор. Негоже так к осени-то. Впереди ветра злые, воды холодные, хлопоты промысловые.

И с гребником ин как неладно вышло, едри его. Чалил Митрич с полторы недели назад, пересекал островье, петлял протоками на малой гари. Оставалось ему ещё четыре километра по краю большого озера до родного залива с банькой по-чёрному на светлом бережке. И за последним островом вовремя заприметил он две тёмные головы на водной глади. Лосиха с лосёнком. Они-то давно слышали стрёкот моторки и потому загребали копытами во всю силу, торопясь скрыться в прибрежном подлеске.

Накрутил Митрич румпель до «полного хода», направил моторку на головы виднеющиеся. Лосиха-то с метр точно уходит под воду если ныряет, а вот детёныша Митрич точнёхонько достал килем редуктора по маковке. Да видать завернуло лопасть винта по кости, пошла трещиной у основания.

Пока Митрич споро накидывал петлю да подвязывал добычу к борту, лосиха грузно выскочила на приплесок, раскидывая веером прозрачные брызги. Не уходила, стояла, вздымая мокрыми боками, шумно дышала. Жаканов не было, и потому Митрич, спешно зарядив старенькую двустволку, шуганул мамашу чем пришлось. Метров с полсотни было до берега, но второй номер на мелкую водоплавающую пошёл видать кучно. Митрич видел, как дёрнулась враз осиротевшая лосиха, прянула в сторону и метнулась в заросли, унося в себе сколько-то дробин.

С опаской всё же подошёл к берегу, наскоро, с оглядкой свежевал лосёнка, зарядив опять же дробью оба ствола. Так вот.

Хороша, добротна холодная лосятинка ежели тонким пластом да на краюху хлеба. Отправишь вдогон чесночка ядрёного, зажмуришься морщинами. Потрескивают поленья, дышит жаром приоткрытая печь. Ополовинена запотевшая с холоду поллитра. Тепло.
«Охохо, дела наши, дела».

***

Она долго ещё стояла, втягивая ноздрями отвратные запахи. Ощутимо тянуло с побережья смрадом пороха. Саднил левый бок от засевших дробин. Стекала кровь тонкими пульсирующими струйками. Пугающий, нутром чувствуемый запретный дух человека с ружьём не давал тронуться с места. Там на берегу остался её первенец, кромсаемый ныне острым охотничьим ножом.

Лосиха вышла на берег лишь услышав взревевший на высоких оборотах холостого хода мотор Митрича. Сперва осталась стоять в прибрежных зарослях, чутко втягивая острый запах человека и родной запах крови своего лосёнка. Надсадное гудение моторки постепенно удалялось, и презрев возможную опасность, она всё таки вышла на берег и долго стояла над тёмными кровяными пятнами. Смотрела на удаляющуюся синюю моторку и силуэт смертельного врага в зелёном ватнике.

***

Нашли Митрича уже по осени, спустя неделю, как он пропал, в одной из любимых им укромных загубин островья. Сиротливо позвякивали кольца перебранных сетей на вешалах. Подле стояла двуручная, без малого на пять вёдер, корзина, полная слежавшегося и подтухнувшего сижка. Песчаный берег был обильно истоптан следами копыт сохатого. Ими же были изрядно попорчены нос и борта синей «казанки» Митрича, заботливо вытащенной им на берег. Лось видимо вскидывался и бил прицельно, оставляя глубокие вмятины, а местами проминая металл до рваных дыр.

Сам Митрич лежал подле моторки с пробитой головой, сжимая в намертво сведённых пальцах патрон с жаканом. Рядом валялась переломленная двустволка. В глазах Митрича застыл навеки холодом животный ужас. Волны лениво плескались об новый, с ещё не слезшей красной краской, гребник.