Михал Мосальский : Срочно требуется квалифицированное пугало.

22:43  11-01-2012
Месяц назад в городе наступил очередной дождливый декабрь. С наступлением холодов голуби активизировались ебаться на чердаках, а люди набирать жир от скуки, сидя дома.
Моросящий дождь, барабанивший по глади воды всё утро, закончился так же неожиданно, как и начался. В свете солнца над Бостонским заливом появилась долгожданная радуга, уходившая за горизонт. Наверное, в Ирландию.
По необратимому стечению обстоятельств, на протяжении девяноста последних лет, я вижу окружающее меня пространство только в цвете смерти – в сером. Серый цвет для меня не просто отражение одного и того же спектрального оттенка — это мой образ жизни.
Сказать, что я умер, было бы правдой лишь наполовину. Я мыслю, способен осознавать происходящее, планировать будущее. Так как я могу быть мёртвым?
Меня зовут Джон, вернее, когда-то так звали. Нынешней осенью мне исполнилось сто двадцать девять лет, из которых девяносто лет я нахожусь в подвязанном состоянии между Terra Fatuitas и Terra Incognita.
Бескрасочный мир поначалу сводит с ума так, что хочется лезть на стену или разбить об неё свою голову. К всепоглощающему цветовому однообразию, скорость привыкания, сродни путешествию космонавта к Плутону.
Это началось в первый год Великой депрессии. Меня и моих компаньонов по бизнесу похитили из офиса на углу Кларендон-стрит и Коламбус-авеню и вывезли на новеньких чёрных «SS» за город, на давно заброшенную стройку птицефермы. Каждого из нас – пятерых друзей, со времен колледжа лиги плюща, поставили на колени и убивали по одному. Пуля в затылок.
Из-за этих мудаков я испачкал свои новые брюки в молотом цветном кирпиче. Костюм, блядь, сшитый на заказ в лучшем ателье города!
Когда пришла моя очередь прощаться с жестоким миром, я вспомнил, как по-своему обыкновению кричал в баре у Фрэнка: «One shot, boss». Пятидесятиграммовая стопка ледяной водки всегда точно влетала прямо в ладонь. Усач Фрэнк за стойкой знал своё дело, хоть и плотно сидел на марихуане последний десяток лет.
Терять-то, собственно, мне нечего.
— One shot, ублюдки, one shot! – крикнул в пол, мысленно послал всё и вся в сторону хуя и успокоился. На том жизнь и оборвалась.
Наши останки, спрятанные под грудой молотого камня и строительного мусора, так никто и не нашёл. А стройку, из-за прекращения финансирования из гос. бюджета, заморозили навсегда.
Через неделю после убийства, меня нашли наставники, бродящего одного вдоль залива. Я, как и все остальные, попавшие в этот мир, прошёл двухнедельные курсы по реабилитации в местной католической церкви Олд-Норт-Черч.
На курсах нас было около двадцати душ. Один, некогда богатый жирдяй, вопреки здравому смыслу, решил подёргать за все рычаги в кабине пилотов собственного самолёта. Итог: разбился в авиакатастрофе на краю города. Его останки разнесло на миллиард частиц. Отныне и во веки веков, он в этом мире вечный гость. В первые несколько дней, толстяк у всех на глазах пытался неистово дрочить, видимо, это было последнее, что он делал при жизни.
На курсах я узнал одну очень значимую для меня деталь. Если останки не в земле — ходу дальше нет. Хоть, блядь, тресни.
Время свыкания с новой реальностью закончилось, и нас выпустили в мир. Остатки былых, человеческих чувств медленно исчезли во мне навсегда, кроме одного – жадности. Это оказалось общей чертой для всех.
В день окончания моей реабилитации, в портовом кафе «Лосось», я два часа к ряду разглядывал в туалете всевозможных шлюх. Либидо на нуле. А, если прекратить постоянно фокусировать зрение, то люди вообще меркнут. Остаются лишь серые тени и блеклая, почти прозрачная, серость зданий.
Я обосновался в прекрасном двухэтажном доме семьи Бенсонов. Утром, сидя на кухне, пролистываю свежий номер ежедневной газеты «Rest in peace Today». Публикуют в основном анекдоты, комиксы, реже попадаются известия, что останки «господина Джона Смита» найдены и, что эта падла уходит от нас. Самая редкость в любой загробной газете – объявление о найме на работу.
«Срочно требуется: личное пугало для интеллигентной семьи. Стаж: эффективный опыт работы в должности пугало, не менее семидесяти пяти лет для тех, кто при жизни имел сиськи и восемьдесят лет для остальных. Оплата высокая. Проживание в комфортабельном замке. Интервью кандидатов состоится сегодня с 00.00 до 06.00».
Смотрю на Бенсонов, как на свою тренировочную команду. Для начала бег по стенам. Сношу все картины и книги с полок.
— Мама, это опять мужчина в галстуке?
Так уж случается, что одежда на теле человека так сильно пропитывается его духом, что переносится вместе с хозяином. Мне повезло! Я в деловом сером костюме, с серой розой в петлице и с серым бархатным галстуком, завязанным виндзорским узлом.
— Не бойся, Сара, он скоро успокоится.
Балансирую Силу в левой руке пару минут. Одним рывком вырываю из розетки настенный абажур. Кидаю в сторону семьи, даже не глядя на них. Латунное основание абажура врезается в лицо девочке, сломав нос и скуловую кость. Вместо истерики и криков боли Сара-младшая сидела серая от ужаса, заливая хлынувшей из носа кровью своё новое серое платьице.
На родителей это произвело очень глубокое впечатление. Сара-старшая заплакала навзрыд, прижав голову дочери к груди. Глава семьи Бенсонов прыгал по комнате акробатом, неистово маша кулаками и, приговаривая чёрные проклятия на иврите.
Родители унесли девочку из комнаты на руках, а по её ногам стекала серая моча, капая на пол.
Piece of cake. И диван освободился вовремя. Что нового сегодня?
«Семетри ТВ представляет: культовые духи всех времён».
«Бестелесые отбросы, сегодня у нас в эфире: в пять часов по полудни в городском парке состоятся чтения, посвящённые прекрасной жизни во плоти. Читает Пабло Эскабар. На этом всё».
Пабло в летней рубашке, изрешечённой дырами от пуль, монотонно рассказывал про кокаин. В основном Эскабар указывал на положительные стороны порошка.
Сладчайшая биография колумбийца не вызвала во мне ни воспоминаний о собственной жизни, ни зависти к чужой.
Час интервью близится. Работа нужна, а иначе никак. Я ДОЛЖЕН БЫТЬ БОГАЧЕ ВСЕХ!
Время работает на меня, поэтому я отправляюсь по указанному адресу пешком. Фешенебельная, а поэтому очень тихая окраина города, застроена сплошь домами-гигантами.
У ворот нужного мне дома, я встречаю на вид неприветливую жирную негритянку в сером фартуке, с порезанным от уха до уха горлом.
— Слушаю вас, миста.
— Я прибыл на интервью. Вакансия: пугало.
— Следуйте за мной. Миста?
— Джон.
— Следуйте за мной, миста Джон.
Каминный зал, куда меня препроводили, мог бы с легкостью вместить в себя пирамиду из дюжины взрослых слонов.
Крупного телосложения рыжебородый священник расхаживал по шкуре белого медведя, читая молитву и, обрызгивая всё вокруг святой водой. Здоровяк в рясе со своими габаритами мог бы с лёгкостью участвовать в кулачных боях.
В сером отблеске каминного огня, встав по дуге, выстроилось не меньше сотни душ, сохраняя могильную тишину.
— Миста Джон прибыл на интервью. – возвестила за моей спиной толстая негритянка, после речи, растаяв в воздухе серым паром.
— Её зовут Дирдж. Она в замке вечный гость и потому прислуживает здесь больше двухсот лет. Вы на интервью, я полагаю? – спросила худощавая женщина в строгом сером костюме, глядя на меня поверх узких очков
— Да. Меня зовут Джон. – представился я.
— С таким именем здесь больше половины бестелесов. Будете зваться Джон – пятьдесят третий. Хорошо?
— Оки доки, мэм. – согласился я, по сути, не имея вариантов.
— Бесплотные наёмники, все на месте? – спросила маленькая женщина, оглядывая всех собравшихся строгим взглядом.
— Да, мэм. — огласили души хором.
— Хорошо. Ваша задача непроста. Итак: заставьте рыжего священника сбежать из замка. Кто справится первым – будет принят на работу.
— Мэм, извините, но это издевательство, — подал голос, совсем старый по виду дух, — у рыжих и души-то нет! Это каждый знает.
— Я же сказала, что будет непросто. Вопросы?
— Да, мэм, у меня. – вперед вышел щуплый, почти невидимый дух молодого мальчика, в изодранных шортах и шлёпанцах.
— Слушаю вас, Джон – третий.
— Что, если я заставлю священника не просто сбежать, а обосраться от страха на месте?
— Всё в ваших руках. – женщина сняла, в принципе, бесполезные очки и отошла в сторону.
Джон – третий за две минуты вобрал в себя Силу достаточную, чтобы раздуться в зале серой тучей, заполнив собой каждый дюйм пространства.
— А-а-а-а-а-а-э-э-э-э-э… — Джон – третий своими маленькими руками обнял голову священника, как драгоценный сосуд. С тонким писком, дух, который был минуту назад размером с огромный зал, сократился до размеров комара, вогнав всего себя в ухо рыжебородому священнику.
Суицидальные мысли, с подачи Джона – третьего, громоздили сознание священника, проецируя в воображении мысли о спасительной и немедленной смерти.
Взвыв медвежьим рёвом, хватаясь за голову косматыми руками, неистово крестясь, священнослужитель закричал, чувствуя нутром чужое присутствие: «Я – есть посланник божий. Изыди, дьявол, из этого дома. Тебе здесь нет места. Аве, Мария»…
— Вы можете быть свободны, Джон – третий. – маленькая женщина в строгом костюме, выступила вперед шеренги духов, глядя на несостоявшегося соискателя и, по привычке, недовольно морща лоб. – СЛЕДУЮЩИЙ.
Я вышел вперед остальных первым. Начинаю с классики. Беру разбег. Подмечаю слабо закрепленные предметы на стенах. Пробегаю круг, второй, третий, четвёртый. Предел моих возможностей. Ни один предмет интерьера зала даже не шелохнулся. Кто-то из присутствующих духов злорадно рассмеялся.
— Что происходит? Где моя Сила?
На середине пятого круга моего бегства по стенам, я падаю на пол, не ощущая границ своей оболочки.
— Это нечестно! Что за хуйня? – вокруг меня поднялся страшный шум. – Ах, ты, сука! Он исчезает. Его хоронят! Плут. Ублюдок. Зачем сюда пришёл? – крики возмущения возрастали с каждой секундой. – Нас позлить хочешь, кусок говна?
Моя серая оболочка от кончиков ступней до макушки головы покрывается чешуйчатой позолотой, размером с цент. Впервые, за более чем девяносто лет, я вижу не серый Цвет.
Через минуту блестящая чешуя осыпается наземь от лёгкого дуновения ветра, произведенными кишечными газами рыжего священника.
В области глаз нестерпимо жжёт, словно от щелочи, разъедающей мягкие ткани роговицы. Образ гостиной замка медленно затух передо мной. Зевотная чернота и чувство долгожданной расслабленности растворили меня в себе, поглотив остатки былых мыслей и образов.
Чёрный армейский матрац, на котором я обнаружил себя, лежал на раскалённом, стальном полу.
— Где я? – недоуменно глядя вокруг себя, я не мог поверить, что чувствую температуру воздуха.
Дотронувшись до правого колена рукой, я моментально почувствовал нервный импульс, пробежавший от ноги в головной мозг, что нога обтянута в кожу и плоть.
— Я жив! – в крайне возбужденном состоянии я закрыл глаза, глубоко вдыхая раскалённый воздух через ноздри.
Медленно встал с пола, ощупал себя с головы до ног, особенно был рад моему, некогда верному другу – крючковатому детородному органу, который теперь топорщился вперед, как заправский революционер на баррикадах.
Оглядевшись, я вспомнил, что комната своим незамысловатым убранством напоминала придорожный номер в мотеле, где-то за чертой цивилизации. За одним исключением – всё было выжжено дотла. Запах гари и серы забивали носоглотку, мешая дышать полной грудью.
За входной дверью комнаты, что-то громко и жалобно стонало, прерываясь, раз в минуту звуками испражнения кала. Я понял, что меня ждут. Там за дверью. Я подошёл вплотную к дверной ручке и случайно обронил взгляд под ноги. На чёрном половичке, служащим для стирания грязи с обуви, красной, шёлковой нитью, кто-то аккуратно вышил всего одно предложение: «Вэлкам ту хэл».
«Блядь, ну уж лучше так, чем никак». – подумалось мне.