Кичапов : ЖИЗНЬ длиною в ДВА дня.

Войдя в коридор, он внезапно ощутил присутствие рядом постороннего человека. В доме пахло не так. Тяжело опустившись на скамеечку для обуви, Сергей принялся расшнуровывать ставшие вдруг неимоверно тяжелыми, «берцы». Усталость последних дней, неопределенность и неверие в то, что все уже позади, лежащая впереди неизвестность, все это нахлынуло на него на пороге родного дома.
Внезапно раздался какой-то шорох, и, подняв глаза, Сергей увидел стоящую в коридоре молодую женщину, с испугом смотревшую на него.
- Ты кто?- равнодушно спросил Сергей.
- Нет, это ты кто? И что тебе тут нужно?- возмущенно ответила женщина. — Да, как-то так вышло, что это вроде мой дом. Мама где?
- Какая мама? Евгения Петровна?
- Ну да… Петровна, это моя мать, а я домой пришел. Вот слышала, небось, «пришел солдат с фронта»… Вот это про меня. Давай знакомиться, что ли? Сергей.
- Света, — машинально ответила женщина.
- А что ты здесь делаешь, Света? Когда хозяев нет дома?- усмехнулся Сергей.
- Понимаешь, я сняла у твоей мамы комнату, на время. У меня здесь дела, у меня сын тут, в санатории. А мне путевки не досталось, вот я за ним и присматриваю. А комнату мне там, в санатории посоветовали. Твоя же мама там работает. Я не знала ведь, я сейчас уйду. Извини.

Женщина теребила оказавшееся вдруг в ее руках кухонное полотенце. Она сворачивала его и разворачивала, не замечая своих движений. Сергей пристально смотрел на ее руки…Он странно и судорожно сглотнул несколько раз.
- Куда же ты ночью то? — удивленно спросил Сергей. — Не дури.
- В гостиницу, а что делать то? — растерянно развела руками Светлана, — Так вышло.
- Ладно, давай не спешить, мне просто бы ванную принять.
- Да ведь нет горячей воды! Хочешь, я сейчас нагрею в ведре, помоешься? Да нет, не надо, зачем, холодная есть? Ну, вот и славненько.
С этими словами Сергей, расстегнув сумку, вытащил оттуда смену белья и полотенце.
— Понимаешь, с Баграма не мылся толком, странно, да? — криво улыбнулся он и боком, стараясь не задеть ее, прошел в ванную.



Светка растерянно осталась стоять в коридоре. Прислонившись к стене, она слушала, как течет вода в ванной, и мысли вертелись. Она думала…О нем? В голове был сумбур. Чем-то этот высокий и видно, что смертельно уставший парень, ей понравился. Какая-то мужская сила плескалась в нем через край… или вид солдатской формы, или его широкие плечи и грустные глаза. А может неожиданно мягкий голос?
Все это подняло в ней какую-то теплую, неизведанную ранее, или уже забытую волну чувств. Тепло женщины встречающей защитника, победителя. Она стояла в растерянности, не понимая, что же ей сейчас нужно сделать. Бежать? Или остаться? Чувство было очень приятным! Оно было почти забытым! Она торопливо двигалась по кухне, ставя чайник, приготовив яичницу и порезав колбасу и сало, благо продуктов хватало. Она замерла, прислушиваясь…

Наконец, дверь кухни распахнулась, и на пороге появился Сергей, вытирая полотенцем коротко стриженую голову.
-Ого, да ты хозяюшка, Светка! — улыбнулся он ей, — знаешь, а кстати, я ведь ужасно голоден. Ты поешь со мной?
- Да я сыта. — Взгляд его погрустнел.
- Но. Конечно, поем немного, — вдруг утвердительно мотнула она головой, и выронила из рук только что приготовленные столовые приборы. Сергей весело ей подмигнул.
- Сейчас!- и выйдя в коридор, вернулся с литровой бутылкой водки. — А у нас вот что есть! Это хорошая водка, из военнторга, оттуда, «из-за речки». Он вопросительно смотрел на нее.
- Пожалуй, я не… – но замолчала, снова поймав этот его потухающий взгляд, — а впрочем, немножко, за встречу!
Вот так это и произошло. Потом, когда уже после выпитого стало легче и свободнее, они говорили. Он рассказывал о боях, смертях и потерях. Говорить о чем-то другом он просто не мог. Разучился. Забыл. Светка же, по-бабьи подперев ладошкой подбородок, слушала и иногда, даже всхлипывала. Бутылка опустела почти наполовину…

Потом, потом была ночь. Распаленные, разгоряченные тела уже не могли остановиться. Всё происходило быстро. На удивление самой себе, Светка лихорадочно срывала с себя одежду, помогая Сергею избавиться от штанов. И то, что ее сейчас брал опаленный войной мужчина, и то, как он это делал, жадно, грубовато и настойчиво, заводило её еще больше. Упорно проникая в нее так глубоко и остро, он закрывал глаза, так, что Светке порой казалось, что он просто терял сознание от нахлынувших чувств. И она повторяла все движения, закрывая глаза и проваливаясь за ним в бездну… Казалось, это не кончится никогда!
Полежав и покурив, Сергей начинал ее гладить, трогать и снова все повторялось, взрывалось и неслось бешеной каруселью. Казалось, вся комната была заполнена и пропитана этими флюидами, этим острым запахом. Запахом любви…

Вот так произошла встреча Сергея с «гражданкой». Имеется в виду не Светка, а гражданская жизнь. Что касается её, женщины, а она теперь навсегда останется для него просто случайной женщиной, то встав поздно утром, Сергей увидел, что смятая и до сих пор влажная кровать пуста… Лишь на подушке лежало несколько светлых длинных волос и запах. Все. Ее запах. Тот самый запах, который не всем мужчинам дано познать в своей жизни. Запах полностью удовлетворенной женщины.

Этот эпизод ночной страсти еще долго будоражил и беспокоил Сергея, но ему нужно было ехать. Он обещал сослуживцу завезти деньги его матери, та остро нуждалась. А они перед самым увольнением Сергея, смогли провернуть небольшую аферу и продать сэкономленные во время боевых выходов пайки. Товарищ был старшиной роты и как это ни прискорбно звучит, умел выигрывать на потерях. Живым нужно жить. Афгани они удачно поменяли на рубли, и, в общем-то, сумма вышла неплохая. Жалко только то, что Сергей не успевал повидать мать, та была на суточном дежурстве. Поэтому позавтракав, он написал ей записку, где все объяснил и вышел из подъезда на залитую солнцем улицу.

Военная форма стала уже утомлять. И Сергей направился в ближайший универмаг, где купил простые штаны и светлую рубашку. Потом долго выбирал обувь. Это уже осталось у него от армии, ногам должно быть удобно. Заповедь командира разведроты ДШБ Степанченко. Эта наука была проверена жизнью.

Закончив экипировку, Сергей направился в сторону железнодорожного вокзала. Шел он неспешно, вдыхая полной грудью запахи родного города. Его удивляла пестрота и многоголосица. Он не мог поверить, что все эти праздно гуляющие люди не боятся внезапной атаки с воздуха. Что повсюду громко гремит музыка. Что девушки вокруг так красивы и нарядны. Внезапно он вспомнил о своей ночной знакомой.
- «А ведь я и лица то ее не разглядел толком, только глаза, ну и тело» — внезапно, с легкой грустью подумал он. «Вот сейчас, будет идти навстречу, и ведь не узнаю».

За два года службы он действительно отвык. Отвык от всего, от всего того, что казалось этим людям нормальным и незыблемым. Даже то, что он провел ночь с шикарной, чувственной и отчаянной русской женщиной, было для него странно. Ведь и там у них была одна афганка, она приносила им в расположение анашу. Меняла ее на консервы, сигареты и патроны. И иногда, когда травы у нее не было, она расплачивалась с голодными и жадными до «этого» дела, солдатиками, собственным телом. Сергей тоже несколько раз участвовал в этом. Ему запомнилось худое смуглое тело, неудобно лежавшее на жесткой земле, и карие, неживые какие-то глаза, отрешенно смотревшие вверх. Ничего женственного в этом не было, но все равно солдаты приходили к ней снова и снова. Потом ее соплеменники, очевидно перестав нуждаться в поддержке, просто вспороли ей живот и ночью подбросили к расположению батальона. На этом афганская любовь для многих закончилась.
Незаметно Сергей дошел-таки до вокзала. Нужный поезд отходил буквально через час. Купив билет, он еще немного погулял по привокзальной площади, с наслаждением съел мороженое и купил в дорогу 5 бутылок жигулевского пива. Его он тоже не пил давно.

В купе их было трое. Пожилая чета и парень, ехавший в тот же город, что и Сергей. Поговорили, выпили пива. Странно, но начало поездки почему-то всегда начинается с еды. Вроде как будто не было времени поесть дома.
Едва устроившись, люди начинают вытаскивать на столик продукты. Мужики, косясь на жен, выставляют бутылки, и все это съедается и выпивается практически в начале пути.
Выйдя с новым знакомым в тамбур покурить, Сергей принялся было рассказывать ему об Афганистане, но, наткнувшись на скучающий взгляд, осекся и замолчал. Парень откровенно зевал.
- Послушай-ка, зёма, — внезапно спросил он, — а с «дурью» у вас там как было?
- С чем? С анашой что ли? — удивленно спросил Сергей.
- Ну да. Как там трава? Вставляет? Нет у тебя, попробовать? У нас один типок вернулся, так привез, я, правда, не успел, но кенты говорили, убойная вещь, — восторженно зажмурился попутчик.
- Да знаешь, было, все было, но ведь не это главное, понимаешь?
- Да, чё ты тут косишь? Скажи еще, что Родину защищал там, у этих черножопых, — презрительно откликнулся парень.

Внезапно знакомая Сергею неконтролируемая ярость стала распирать его изнутри. Так было там, когда казалось, что выхода уже нет. Когда перестаешь обращать внимание на свист пуль и убитых товарищей. Тогда остается только она, одна эта ярость. Которая помогает преодолеть страх, вскочить и бежать на врага, бежать без всякой мысли, громко крича что-то матерное и непонятное. Это был просто рев. Рев доведенного до отчаяния человека, которому нечего больше терять.
Рука Сергея потянулась к яркой футболке парня. Заметив движение, тот быстро отскочил назад и проверещал:
-Эй, солдатик, остынь! Я-то местный, тронешь — мы тебя тут и закопаем. Ты что, сдурел? Какие-то вы все афганцы больные на голову.-
он резко повернулся и заскочил в вагон.

Сергея мелко трясло. «Нельзя же так, я дома, он свой…» Он еле-еле сумел онемевшей вдруг рукой прикурить сигарету. В тамбуре он простоял еще долго. Уже смеркалось, когда Сергей вернулся в купе. Его попутчик давно спал на верхней полке. Пожилые супруги о чем-то тихо говорили, не обращая на него никакого внимания. Запрыгнув на свою полку, Сергей, по привычке закинул руки за голову и задумался.
«Всего ведь день как он гражданский человек! А уже столько всего с ним произошло. И вот он, даже не повидав собственной матери, едет к матери Толика. Потому что так надо, потому что он обещал. Потому, что там действительно беда. И какое значение имеет эта, кстати, несостоявшаяся стычка с глупым гражданским пареньком?» Так, под монотонный стук колес, Сергей незаметно и уснул.

Разбудили его уже радостные голоса. Поезд приближался к станции, на которой Сергею нужно было выходить. Его молодого попутчика в купе уже не было, и, захватив свои немудреные пожитки, самой дорогой вещью в них была медаль «За Отвагу!», её Сергей еще в магазине аккуратно отцепил от гимнастерки, и, завернув в бумажку, сунул на самое дно сумки.
На выходе из вагона он все же столкнулся с тем самым пареньком, и желая как-то сгладить неприятный осадок, он улыбнулся. Тот, искоса глянув, сказал:
— Дощеришься ты у меня, солдафон, подожди, встретимся в городе!
И быстро выпрыгнув из вагона, он растворился в густой людской массе. Пожав плечами, Сергей тоже вышел на перрон.

И снова это ощущение нереальности. Сколько вокруг цвета, шума, музыки. Да и сам воздух, хоть и для искушенного человека это был смог, пропитанный запахами мазута, железа, нагретого асфальта, для Сергея же он казался живительным. Ведь он не шел ни в какое сравнение с жестким, пыльным, перехватывающим дыхание, опаленным войной, воздухом Афганистана.
Сергей снова неторопливо шел по улице и смотрел. Смотрел на всех этих таких беззаботных и добрых людей. Ему было хорошо, очень хорошо. Казалось, жизнь началась заново! Теперь-то он знает ей цену! Знает цену смерти, подлости, трусости. Знает цену обезумевшим от ненависти душманам, которые, казалось, вовсе не боятся умирать. Знал цену взглядам, которыми смотрели на него жители кишлаков, атакуемых и взятых его батальоном.
Даже внезапно увидав выбегающего из подъезда мальчугана, лет 12-ти, который нес мячик, Сергей почему-то вспомнил глаза того афганского пацана, который лежал с оторванной взрывом мины ногой, он сжимал в руках автомат, и ненавидяще смотрел побелевшими от невыносимой боли глазами на медленно подходивших русских солдат. Что-то кричал им на своем гортанном языке, а потом, как-то извернувшись, уткнул дуло автомата себе в живот, и нажал спусковой крючок.
Встряхнув головой, Сергей отогнал от себя навязчивое видение, и, заметив подъезжающее такси, махнул рукой. Назвав водителю адрес, и спросив разрешения закурить, Сергей откинулся в удобном кресле и прикрыл глаза. Все-таки слишком много событий произошло за эти сутки, и он просто очень устал. Доехали они быстро. Мать Толика жила практически в центре города.

Позвонив в квартиру, Сергей поздоровался с маленькой ужасно худой женщиной, и сказал, что он привез ей привет от сына. Радостно всплеснув руками, она пригласила его пройти. Сама стала суетиться, накрывая на стол в большой комнате.
- Сейчас, сынок, сейчас покушаем! Ты выпьешь немного? Расскажешь мне, как там, мой Толичка!? Так, погоди, я быстро.
-Теть Вер, а может на кухне? Ну чего нам в этой зале то делать?-Нет, нет, это праздник! Ты куришь, Сережа? Сейчас,- она поставила перед ним тяжелую стеклянную пепельницу и снова вышла на кухню.

Сергей, молча, курил, разглядывая неприхотливый интерьер комнаты. Мебель была старенькая, но аккуратно начищенная и блестела как в магазине когда-то. На стене висела большая фотография в рамке. Толик, молодой, задорно улыбающийся выпускник в непримятом еще «взрослом» костюме. Сергей не заметил, как тетя Вера быстро и красиво накрыла на стол. Из бездумного оцепенения его вывел тихий голос.
- Ну что, Сергей, за возвращение?
- Да, теть Вер, и за тех, кто «за речкой»,- заметив ее недоуменный взгляд Сергей добавил, — мы так Афган называем.
Они выпили, потом, пока Сергей с удовольствием ел, тетя Вера рассказывала о том, как она уже ждет, не дождется своего Толеньку. Может тогда, они что и придумают с этой бедой. Уловив, что-то непривычное в разговоре, Сергей поднял голову и посмотрел ей в глаза.
- С какой бедой теть Вер?
Женщина внезапно заплакала.
- Беда у меня, Сереженька, заболела я нечаянно, — это так жалобно прозвучало, что Сергей оторопел
- Так лечиться ведь надо, что же вы так то?
- Лечиться, ну да, надо, сынок. Но болезнь у меня такая, что уже, наверное, и не вылечат, а денег много надо, а где брать то?- горестно прошептала женщина.
- Ой! Да, совсем же забыл, — Сергей запустил руку в карман брюк и достал пачечку денег.
- Вот, это вам Толик передал, я же и приехал их вам завезти.
- А откуда деньги то? — испуганно спросила женщина.
- Да вы не бойтесь, это мы там подработать смогли, сэкономили немножко, берите, берите не бойтесь.
- А сколько здесь?- внезапно с надеждой в голосе спросила женщина.
-Три тысячи, тетя Вера, вот вам и на лечение будет.
- Три, — глаза женщины снова потухли, — мне, Сережа, тридцать надо, вот ведь..
- Тридцать? Нифигассе!- что же такое то у вас?
- Рак у меня, Сереженька, беда то, какая, только ты Толику не пиши, говорят врачи, надо костный мозг чистить или менять, а это только в Москве или заграницей.
Сергей обескуражено молчал, не понимая до конца о чем говорит ему Толина мама.
- Сказали надо тысяч двадцать не меньше собрать, чтобы все сделали. Ужас-то, какой, где брать то такие деньжищи? Я уже думала, прости меня Господи,- женщина быстро перекрестилась, — от моей мамы, Толиной бабушки полгода назад квартира осталась, хорошая, большая, трехкомнатная. Мой отец работал в обкоме комсомола, еще тогда получили. Я ее хотела Толику, на жизнь, а тут вот думала уже, может продать? Очень уж хочется его из армии то дождаться. А тут вон оно как.


Она стояла, обессилено повесив руки вдоль щупленького тела и из ее глаз быстро, одна за другой, скатывались слезинки. По сердцу Сергея как будто бы резануло штык-ножом.
- Тетя Вера! Да что же вы думаете, Тольке какая-то квартира дороже собственной матери? Как вам не стыдно так говорить, мы же только о вас, о матерях, ну у кого нет девушки, только и думаем!.. Может я чем могу вам помочь?
- Даже не знаю, Сережа, но раз ты так говоришь, мои знакомые узнавали, вроде директор рынка хотел купить и деньги давал неплохие. Но я не ответила, да и боюсь я, никогда не занималась такими делами. Вот. Может быть, ты узнаешь? Это не далеко, я провожу. Просто спросить, договориться, узнать. Ты прав, надо попробовать лечиться, что же это, сын придет, а мать совсем больная будет. НЕТ! Давай сходим, Сереженька!
В глазах пожилой женщины («а ведь ей, пожалуй, и не больше сорока», — с удивлением вдруг подумал Сергей, вспомнив свою маму), уже плескался радостный огонек веры и надежды.

До рынка они и впрямь дошли быстро, пройдя шумную южную многоголосицу рядов, тетя Вера показала Сергею на двухэтажное здание.
-Вот контора ихняя, Казбек Виссарионович директора зовут, он собирался покупать. Сходишь? Я здесь тебя подожду, посижу, — она кивнула на лавочку, стоявшую возле палисадника.
Сергей упруго взбежал по лестнице на второй этаж, толкнув дверь с зеркальной табличкой «ДИРЕКТОР», он спросил у сидевшей в приемной женщины.
- Можно?
- Вы по какому вопросу? — невозмутимо спросила та,- вам назначено?
- Я по поводу квартиры на Советской площади,- ответил он.
Секретарь, вскинув голову, внимательно на него посмотрела и сказала:
— Cейчас узнаю.

Выйдя из кабинета, он показала ему рукой на дверь,- проходите, ждет.
В кабинете, за большим столом вальяжно развалился совсем не старый мужчина в белоснежной, расстегнутой рубашке. Пристально рассмотрев визитера выпуклыми оливковыми глазами, он спросил, с еле слышным акцентом.
-Какое отношение к квартире имеешь, дорогой? Сын? Вернулся?
- Нет не сын, друг. Мама его попросила помочь, узнать, сколько вы можете заплатить за эту квартиру?
- Неправильный вопрос,- улыбнулся директор,- не «сколько могу», а сколько заплачу. Я слышал, хозяйке операция нужна, дорогостоящая операция?- он вопросительно глянул Сергею прямо в глаза.
- Да ей нужна пересадка костного мозга, это очень дорого,- ответил Сергей.
-Вот и давай договоримся так, пусть она оформляет на меня бумаги, а я все сделаю и все оплачу. Хоп!?
- Да, спасибо, мы так и сделаем, она сейчас зайдет, и вы скажите нам, что нужно.
- Пусть сама приходит, кто ты ей? Зачем чужой человек в деле? Не обману,- улыбнулся грузин.

Выйдя на улицу, Сергей рассказал женщине, о чем они договорились, и что ее ждут.
- Конечно, конечно, если вылечат, пусть забирает, мы и в двух комнатах разместимся, а женится Толик, я к брату уеду в деревню, тут рядом. И раскрасневшаяся и разрумянившееся от вдруг вспыхнувшей надежды женщина заторопилась в здание.

Сергей с удовольствием закурил, откинувшись на удобную спинку скамейки. Внезапно его внимание привлек прилавок с развешенными на нем синими штанами. «Так это же джинсы!» Сергей вспомнил о том, что говорили, что в этом городе какая-то единственная в Союзе фабрика шьет эти такие дефицитные брюки. Быстро встав, он направился к этому прилавку, по пути нечаянно сильно толкнул идущего сбоку парня, тот грязно выматерился и Сергей уже хотел миролюбиво извиниться, но внезапно услышал голос.
-Резо, а вот это и есть тот больной, что в поезде на меня наехал. Угрожал еще…
Повернув голову, Сергей увидал своего недавнего попутчика, стоявшего в группе молодых парней, которые явно чувствовали себя на рынке, как рыба в воде.
-Резо, давай ему рыло начистим, для прописки, и чтобы нас «центровых» уважал,- продолжал вещать тот.
-Да вы что, ребята?- удивленно переспросил Сергей,- я ведь ничего ему не сделал, он просто про Афган…

- Так ты оттель что ли?- бесцеремонно перебил его еще один парень, -как вы уже всех достали свой войной, а че без медальки какой? Оттуда же все героями приезжают,- заржал он.
Снова жаркая волна стала подниматься внутри, Сергей крепко сжал кулаки, но заставил себя спокойно ответить:
- Мы не сами ехали, нас послали туда, понимаешь? Там… Там война ребята, настоящая война. Я просто хотел джинсы себе купить, давайте разойдемся, меня тут женщина ждет.
- Ах ты блин, так он еще и телок наших снимает, и джинсы покупает, лавэ у него видать, там не меряно, Резо, ну что же ты? — это снова говорил тот попутчик, который убежал из тамбура вагона. Резо задумчиво скривил тонкие губы:
-Побазарить то можно конечно, пошли солдатик, отойдем, объяснишь людям, почему ведешь себя так, денег дашь, немного выпьем, поговорим, пошли туда.
Он кивнул головой в проход между киосками. Сергей согласно кивнул, но сказал:
- Ребята, если вы чего надумали, так зря это. Я в разведке служил, и молча, вошел в проход.
- Разведчик он, — внезапно услыхал он вопль попутчика и, оборачиваясь, успел заметить в его руках обмотанный изолентой обрубок тяжелой металлической трубки.

Сделать шаг назад он просто не сумел, помешала стенка киоска, в голове взорвалось и все вокруг снова затопило яркое, палящее солнце Афгана.

Когда тетя Вера вышла из конторы, счастливая и довольная тем, что все проблемы брался решать Казбек Виссарионович, она увидела стоящую у киосков машину скорой помощи, милицейский УАЗик, и большую толпу молчаливо стоящих людей. Сердце кольнуло. Подошла она в тот момент, когда носилки ставили в карету скорой помощи. Увидав бледное, окровавленное лицо Сергея, женщина громко вскрикнула и потеряла сознание, их везли в одной машине…

Потом… Потом все было уже не так. Прилетевшая мать Сергея, осунувшаяся и похудевшая, глядя на молодого хирурга выплаканными до донышка, ставшими бесцветными глазами, только и смогла спросить:
- Доктор, ну как он? Он же только с войны вернулся. С афгана, как же так то? За что, доктор?
Тот хмуро отворачивал в сторону взгляд, потом нервно сжав зубами сигарету, ответил:
-Да не знаю я, мать! Не знаю! Знаю только, что жив пока ваш сын, в коме он, в глубокой коме. Черепно-мозговая. Никто ничего сказать не может, случается по всякому, есть случаи, что и через десять лет выходят из нее, не знаю! С Афгана, говорите? Давно вернулся?
- Два дня назад,- растерянно ответила мать, — Боже мой! Ведь всего ДВА дня назад!
- Думаю, он теперь снова там, откуда пришел. И чем этот его поход закончится, мать,- доктор безнадежно махнул рукой и, ссутулившись, побрел по коридору.
Мать стояла в больничном коридоре, судорожно пытаясь проглотить комок в горле, в ее ушах свистел знойный южный ветер, а широко распахнутые глаза, казалось, тоже, наконец, увидали выцветшую небесную синь и яркий ореол безжалостного Афганского солнца.


Солнца, которое опалило их жизни…