: явь снов

С самого утра Николай не отдавал себе отчёта в том, что он делает. Происходило это не только сегодня. Спускался из курилки и не помнил, то ли затушил окурок, то ли швырнул в окно с размаху. Прошёл на пролёт ниже нужного ему этажа. А ещё сны эти. В одном она обнажённая, в другом она ваяет невесомо их логово. Складывает ветви еловые, устилает ландышами земляной пол. А красота её врывается образом в сознание. Он слепнул и не хотел просыпаться. Сегодня курил, рассеянно роняя пепел кусками на мраморную плитку. Капель, солнце, редкие прошлогодние листья ржаво-коричневые. Слепят весенние лучи. Пятый этаж. То ли сон, то ли явь. Невесомость? Явь склонна пугать, сны завораживают. Где он?

Николай делал коммерческое предложение для Выборгского морского порта с 9:15 до 9:24. Все эти рублёвые миллионы всего лишь его форма существования. Очередная? Его колодец, над которым склонившись, он копит слюну натужно для очередного плевка. Смачно харкнуть в эту глубину и ожидать далёкого шлепка о поверхность и еле видимых кругов, расходящихся в бревенчатые стены замшелого сруба.

На прошлой неделе
допили пятилитровую канистру коньяка. Пили с коллегами, втроём, не стесняясь директората. Коммерческий и генеральный знали давно, что Николай с коллегами пьют. Пьют жестоко, соблюдая при этом тонкую грань между осадком и прухой. На этой грани и балансировали трое ведущих специалистов проектного отдела. По известному Николаю адресу его ожидали ещё десять литров этого напитка, однако Николай не торопился их забирать. И даже больше. Он знал, что не поедет за ними. Коньяк поставлялся из одного ресторана на Лиговке через знакомых. В последнее время не нужны были ни коньяк, ни знакомые.

С недавних пор переписка в асе. С девяти утра и до шести вечера. Девочка под ником Lera. Такое чувство, что знакомая и понятная до мельчайших деталей. Интересная.

Сегодня Николай скорым шагом преодолел утренние манипуляции со своим внешним видом, почти бегом осилил утренний маршрут мегаполисной нервной сутолоки и очнулся на рабочем месте, перед ноутом.
С невидящим взором сидел, помешивая утренний кофе. Странно, странно всё это. Его Lera в асе с утра. Николай медленно, словно сквозь призму сна, набирает ей сообщение:

Nicolas:
Я тебя люблю.

***

Николай судорожно дёрнулся и проснулся. Лера, Лера, кто же ты такая? Откуда? Зачем снишься ночами?
На кухне часы. Пол-третьего ночи. Крепкий кофе. Пустая, давным-давно пустая квартира.
Знакомые известные имена переплетались в сознании, путались, наслаивались год за годом.

Лесоперерабатывающий завод. Финский строгальный станок «Rauta». Шесть головок по двадцать килограмм весом. Шестиметровый брус двухсотка проходит за десять секунд и выстреливает в приёмник. Требуемая предельная сосредоточенность осложняется денатуратом. В ночные смены без него никак. Продают за забором, канистрами. Нахуй. Когда головки, ощерившиеся стальными ножами снимаешь для плановой заточки достаточно одного неосторожного движения, чтобы откромсать пару-тройку ногтей вкупе с подушечками пальцев.
Николай аккуратно, ладонями обхватил горячую кружку с кофе, оттопырив замотанные пальцы.

Куда только ни занесут жизненные перипетии.

Лера и несуществующие обстоятельства, странным образом связанные с ней и почему-то до боли знакомые. Врывается ночами и всегда в свободные от ночных смен дни.

Мамардашвили, Розанов. Эти фамилии не знакомы коллегам Николая. Иван, водитель погрузчика «Calmar» вчера спьяну вырвал трёметровыми лапами забетонированные дорожки конвейера при погрузке очередного пакета бруса. Торцовщики вообще на грани работают. Качаются в угаре полурабочем, полухмельном, держа правую ногу над педалью торцовки. Нога дёрнется, а рука не успеет из-под стремительно вылетающего визжащего диска. Водитель «балерины» Анатолий вскипятил двигло. И тоже вчера. Обструганный брус вывозить было некому, цех завален готовыми на импорт пакетами гладкой древесины. Что из них сделают? Американские срубики для аризонских частных колодцев? Или бит настрогают, покрасят и нам загонят в ответку?

Николай перечитывал Мамардашвили. Ему нравились меткие фразы Мераба Константиновича. «Жизнь есть усилие во времени».
«А в чём мои усилия?» — спрашивал себя Николай, проваливаясь в очередной тревожный сон.
Сегодня ему приснится секретарь генерального. Сытная девочка. Видел издалека. Недосягаема. Интересно, как её зовут-то хоть?

***

Лера хорошо помнила то время. 2000-ый год, так называемый Миллениум, или как его там. «АВ-Инвест», лесоперерабатывающее предприятие в Соломенном. Лера работает секретарём среди разгильдяйства, постоянного пьянства рабочих и невыплат зарплаты. Впрочем ей зарплату платили исправно. У Леры тёплый офис, мягкий стул и ароматный чай в чашке. У вечно осоловелых укладчиков, станочников, торцовщиков и прочих спирт в пронесённых через проходную канистрах и заваленные опилками цеха.

Циклоны часто забиваются зимой. Опилки смерзаются, вытяжки не останавливаются. Труженики глушат спирт и отбивают на морозе деревянными кувалдами черные исполины циклонов. Ужас.

Именно тогда появились сны о зеленоглазом мальчике. Мальчика звали Николай и он сначала писал ей в асе, потом вёл под венец, а потом спал рядом окольцованным голубем. Всё это мелькало какими-то обрывками и было неимоверно интересно. Повторялось раз за разом, почти каждую ночь. Как-то трепетно и в то же время необьяснимо. Лера просыпалась ночью с влажной промежностью и шла заваривать на кухне кофе, уставясь невидящим взором в никуда.

«Коля, Николай, ты мне просто снишься» — повторяла она себе – «Просто снишься и непонятно почему и зачем».
Обьективно она связывала романтизм снов с личной неустроенностью в плане спутника жизни. Однако образ полустоличного пижончика был неясен и почему-то изначально неубедителен. Даже когда во сне её мифический Николай медленно приближал своё лицо к ней, чуть касаясь брал её за руку. Его губы ближе, ближе. Всё острее какое-то электрическое напряжение, становится горячо внизу живота, истома, желание и…


***

Лера опять проснулась от очередного любовного бреда. Именно так она называла сны о своём прошлом. Слишком много видимо было в нём нереализованной любви. Или недополученной.

Однако пора собираться. Времени семь утра, будильник прозвенит через пять минут. Утренний душ, макияж и прочее. Полчаса до Выборгской, уткнувшись во что-нибудь очередное у Мамардашвили. Вот человечище. Так мыслить.

А у Леры ровно с девяти утра опять злоебучие отгрузки. Сегодня на таможенный терминал и в морпорт на Двинскую. Опять 1С, накладные и фактуры, входящие звонки с тупыми вопросами и еженедельные отчёты.

Однако, есть и приятное. С некоторых пор какой-то Nicolas пишет в асе с утра и до вечера. Смешной. «Что ни рожа, То Серёжа», как говорится. Ну посмотрим.

Да и ещё. Вчера этот Nicolas писал ей в аське:

Nicolas:
Бывает, что человек словно врывается в твою жизнь. Как будто бы ты давным-давно его знал. Может быть видел его во снах всю жизнь. Или как-то внутренне был знаком всегда. Бывает у тебя такое? У меня с недавних пор именно такое ощущение. Мне с тобой интересно.


Лера пришла на работу и открыла ноут. Так и есть, он в аське уже с утра. Попросить у него фотку заслать. А вдруг зеленоглаз и чертовски привлекателен?

***

А Николай бил деревянной кувалдой по осточертевшему циклону. Сейчас пробьёт опилковую пробку и опять за свой строгальный станок. Хуй с ним, со спиртом в канистрах. Не будет Николай пить. Он узнал как зовут секретаря генерального. Лера. Ехали сегодня вместе на работу. Хорошая девчонка. Где уж тут пить. Пора остепеняться. Давно пора. Из снов в явь. Пока не поздно.