евгений борзенков : Ненавиздь - шоу

«ТРЕБУЕТСЯ ТАНЦОР. Для работы в стриптиз-баре.
Холостой, желательно иногородний мужчина, 40-50 лет, крупного телосложения, можно без опыта работы. Запись на собеседование по адресу: пл. Коммунаров 1а, 2эт. 3 офис. Спросить Инессу Вячеславовну»

Он окинул себя в зеркале — из того, что есть подходило почти всё, исключая «иногородний». В туалете кончилась бумага, он оторвал кусок газеты и пока сидел, прежде чем размять, зацепил взглядом это объявление. А хули, холостой ( кобыла ушла полгода назад, сейчас есть одна, кого он иногда кормил своим вялым хоботом под пиво и семечки — но это ж не жена? ), 49, 105кг живого весу, а танцевать он мог, да. Но только ничего об этом не знал. Ему рассказывали. Это бывало считанные разы глубоко под водкой, на всяких свадьбах, именинах далеко в прошлом. Он помнил только, что потом бывало нестерпимо стыдно, как если бы о нём узнали что-то ужасное. На утро на него косились, обращались преувеличенно вежливо, старались не задеть даже намёком и вёдрами выгребали битую посуду.

Сейчас Саймон без работы. Объявление разбудило игривую мысль.
Если им не нужен опыт ...

Он допил пиво и, прежде чем подтереться, аккуратно вырвал кусок с объявлением.
Какие на хуй танцы — он глянул на свой живот, такой рюкзак носить спереди болела спина. Он свой болт помнил только на ощупь и чтобы добраться до него, надо было подгребсти вверх волны жира. Так что, только ради смеха. Телефона на клочке не было, он глянул на время — ещё нет пяти. Тут недалеко и пешком. Пойти пройтись, шо ли?

Инесса Вячеславовна, кряжистая тётка среднего роста, чуть младше него на вид, с чугунными плечами борца и узкой жопой. Такие бабы наводят суеверный трепет, он подозревал, что даже такая мелочь, как наличие пизды не сделает из них женщин. Она напоминала мужика даже больше чем он сам. А если прибавить узкие губы рептилии и холодный океан пустоты, который плескался в равнодушных глазах...

Но всё перевешивал её голос.

Когда они сели рядком в углу просторного кабинета, она к нему под углом в 45 градусов и слегка, совсем невзначай, прикасаясь коленкой в просторных ( матросских?) штанах, заговорила — Саймон был очарован этим воркующим голосом. Грудным полу-шёпотом она выдавала страшную тайну, брала его за руку, пробирала взглядом и поминутно оглядывалась на двери, подчёркивая, что доверяет сейчас только ему одному.

Саймон долго жил и был наслышан о всяком этом НЛП и прочей поебени, тем более его клонило в сон после выпитого пива, поэтому он краем уха слушал это чириканье, не особо вдаваясь в смысл. Но кое-что он выхватил.
- Так вот, Самуил Львович, — она ещё раз метнула взгляд в раскрытый паспорт, — как вы понимаете, для соблюдения конфиденциальности для нас очень важно, чтобы вы жили один. Повторяю, работа Очень хорошо оплачивается, — она всем телом надавила на это «О», — и если вы согласны, вы оставляете нам документы и мы в течении трёх дней пробиваем вас по нашей базе, потом мы с вами свяжемся. Подпишите здесь и здесь.

Когда позвонили, он сразу и не въехал, кто. Поднявшись с дивана, Саймон продрал кулаками заплывшие свинные глазки и уставился на мобильник.
Мужской голос.

- Ало… сегодня? ва скока? а где это? «Троянский конь»… найду. Ладно.
В прошлый раз он так и не понял, что он там будет делать — танцевать или ещё что… Она заставила его ещё раз прийти и принести все документы: домовую, трудовую, военный… Ну не долбоёб? Надо пойти хоть документы забрать, а там видно будет.

В кабак амбалы пустили без вопросов, предупреждены. Странное место, во дворах, в пятихатке, от центра бог знает где, подъезд со стороны речки и в подвал. Ни вывески, ни жильцов вокруг дома не видно, только у двери два рыхлых истукана бошками под козырёк подъезда. Переминаются как сонные, но кулаки — как саймоновых два. Что бросается в глаза — вокруг тачек!.. он таких и не видел. Лексусы-хуексусы разные, «поршаки», стоят кто где, напидарашены как у кота яйца, аж в глазах режет. Ни одной вшивой «десятки». Амбал нажал звонок на серой обшарпаной двери и посторонился, пропуская Саймона вперёд. Его встретил круглый улыбчивый повар, похожий на Куклачёва, в колпаке и белом переднике до пола. Он провёл его на кухню. Она больше напоминала операционную. Здесь не было ни души, огромные пустые лотки, баки и посуда из нержавейки по-над стенами горели блеском и едкий запах хлорки с легкой примесью «фейри» бил в нос. На огромном разделочном столе что-то, накрытое простынёй.

-В общем так, чувачок, — румяное лицо повара лопалось изнутри от удовольствия, — ещё не все собрались, так что у тебя есть время подучить текст. Я что-то типа твоего хореографа. — Он заржал, подмигнул ему и по-свойски хлопнул в плечо. — Не ссы, ты справишься.- Неуловимым шулерским движением руки он вынул откуда-то лист и протянул ему.
Там был текст на английском и русском.
- По-пиндоски можешь? нет? ну хуй с ним. Смотри. — И балетмейстер скороговоркой деловито стал вводить его в курс дела.
Выступление состояло из двух этапов. В первом он должен выйти на сцену и без музыки, под аккомпанемент одного лишь перкуссиониста, должен спеть песню. Причём допускалось, что если не запомнит сразу слова, он мог держать лист в руке и подглядывать. Одновременно пританцовывая, он двигается по сцене, вокруг шеста, снимает с себя одежду и — обязательный элемент программы — танец живота. Худрук заставил его раздеться, смерил оценивающим взглядом, одобрительно похлопал по пузу и сказал, что сработаемся.

Куклачёв сделал небольшое отступление. Он сказал, что их клуб особенный.
- Тут такая хуйня, Саймон, публика элитная, ты не зря давал подписку. Люди известные, никто из них не хочет светиться и не будет, это уже наша проблема. — Он пригляделся к нему. — Во втором отделении, собственно и начинается шоу. Под звуки особой музычки, тебе на сцену вывозят вот этот стол с мясом, нарезанным на куски и ты должен артистично, и по возможности, изящно раскидывать его в толпу.
- Зачем?
- Ну, во-первых, это не твоё дело. А во-вторых… хорошо, в двух словах, чтобы тебе было понятно: посмотри вокруг. Что ты видишь? Правильно, очень дохуя богатых людей. У них есть деньги и то, что можно за них купить, давно ими схавано и высрано. Их жизнь ужасно скудна, пресна, все возможные развлечения уже не доставляют ничего. Это их трагедия, им некуда потратить деньги. Нужны сильные эмоции, способные пробить их толстую кожу, зацепить нерв. Согласись, это не просто. И стоит дорого. Это далеко не для всех. И скоро ты станешь главным участником. Умные люди придумали и поверь- это пробирает. Да ты и сам скоро увидишь, они просто сатанеют от этого.
- А зачем именно мясо?
Повар расплылся в такой открытой и обаятельной улыбке, обнажив прекрасные ровные зубы без малейших признаков кариеса или никотинового налёта, что Саймон, ничего не узнав, поверил ему просто так, с потрохами и ему даже стало немного стыдно за дурацкий вопрос.
- Так, давай ещё раз: вот здесь по-английски, а этот катрен на русском. А ну, порепетируем.
SATISFACTION
I cant get no satisfaction, i cant get no satisfaction,
cause i try and i try and i try and i try
i cant get no, i cant get no...

Так, ну более-менее, я сейчас напишу тебе русскими буквами. Теперь ниже:

Когда я еду в своей машине
И этот мужик появляется на радио
И сообщает мне всё больше и больше
Какой-то никчемной информации
которая должна разжечь моё воображение,
Я не могу получить, о нет нет нет нет,
эй эй эй, вот так! да!

- Так, только низким голосом, монотонно, вот так, — он напел пару строк басом, как пьяный певчий в церковном хоре. — Не бойся, не собьёшься, там музыки не будет, под барабаны.
Потом они ещё раз по-быстрому прогнали всё действие, во время которого Саймон раздевался, ходил по кухне, пошло виляя пузом, и широкими жестами сеятеля махал руками направо и налево.
Саймон слабо заикнулся, что типа нет голоса, на что повар ответил: «Ничего, тебя услышат». Он заставил его разуться, снять носки, дал нехитрый реквизит в виде листа с текстом и какого-то мрачного балахона с капюшоном. Глянул на часы, выбежал в зал, быстро вернулся, ещё раз суетливо обежал Саймона вокруг, сбил щелчком пару пылинок и наконец хлопнул в ладоши.
- Ну, давай! — и повёл к двери в зал. И подтолкнул в спину.

Саймон ступил на сцену.

Резкий свет софитов от полукруглой рампы бил в глаза, зала было не видно. Слева в тёмном углу сцены он уловил силуэты двух музыкантов. Они сидели на высоких стульях в окружении прибамбасов – тамтамы, тамбурины, бонги, шейкеры… Он сделал ещё один шаг на середину. В полной тишине раздался тихий вибрирующий звук. Его эхо ещё затухало где-то вверху, когда он повторился и стал звучать через ровные промежутки, незаметно ускоряясь. Это был варган. Саймон помнил это тоскливое завораживающее звучание откуда-то из давно забытых глубин. Сзади в спину шикнули. Он обернулся – повар сделал страшное лицо, выпучил глаза и шипел: «Давай начинай уже, блядь!»

Саймон посмотрел в темноту зала. Там было тихо, публика ждала, кое-где лёгкий шорох и едва слышное бульканье наливаемых напитков. Попыхивали красные точки сигарет.
Ритмичные волны варгана наполняли зал, постепенно сливаясь в единый фон. Они захватили Саймона и увлекли, тревожно резонируя в середине груди. Он поднял голову и начал…

Он отлично помнил эту песню и то как Джагер выёбывался под неё, это был символ. Он не раз в юности получал и давал под неё пизды на танцах, куда приходил в тельнике и чудовищно вульгарных «бонсах». Он помнил мотив. Но сейчас, подчиняясь чему-то неведомому, а именно – колдовскому голосу варгана, не отдавая себе отчёт, плевать что не знал английский, он затянул хриплым страшным голосом куда-то вверх, как пророк, изрыгающий проклятия на головы неверных… Он говорил медленно, громко, отчётливо и намеренно коверкая слова и чувствовал как мороз дерёт его по коже. Его подхватили вступившие звуки бонг и тамбурина, Саймон ощутил как его захлестнуло что-то неуправляемое, звериное, это чувство было таким новым для него, но таким прекрасным, таким сильным, что в первое мгновение он оторопел. Но этот дикий прилив сил уже дал ему уверенность, он рванул с себя балахон, бросил его в зал и как лев прошёлся по краю сцены, с вызовом глядя в невидимые лица и расстёгивая рубаху. Он был в своей обычной одежде, это по сценарию, под рубахой майка, давно не знавшая ни мыла ни покоя, затем брюки – он их яростно скомкал с себя ногами и отфутболил в зал. Оставшись в огромных трусах почти до колен, Саймон на долю секунды заколебался – он вспомнил, что трусы дали серьёзную течь сзади по шву ещё полгода назад, его кольнула нотка стыда. Но он быстро справился и, пританцовывая, пошёл вокруг шеста. Вступили серебряные переливы шейкера, под эти шуршащие россыпи он похотливо тёрся голым пузом о шест, в то же время чеканя слова русского текста песни и сохраняя жестокое и надменное выражение лица. Он сам дивился себе – и откуда в нём это? Такой артист пропадает, подумал Саймон. А, ладно: он решительно выдохнул, повернулся к залу спиной и рывком ( он видел, шлюхи в фильмах так делали ), нагнувшись сколько позволял живот, сдёрнул трусы. Из зала уже давно раздавались одобрительный свист и выкрики, но сейчас воздух разорвал рёв и шквал рукоплесканий. На сцену полетели купюры. Саймон смутился и, прикрывая мудя руками, повернулся к публике. На полу валялись баксы. Эх! Он развёл руки, хищно оскалился, типа — нате! Хлопнул в ладоши, об коленки и пустился в присядку. Подскочил и лихо отбил короткий степ босыми пятками. Из зала гремели овации, мелькали руки, несколько особо эмоциональных женщин пищали и пытались ухватить его за ляжки.

Это был успех.

Саймон едва успел, болтая яйцами, пробежать и собрать деньги, как свет притух, сцена погрузилась в какие-то тревожные багрово-фиолетовые сполохи – Саймон понял, что наступает второе отделение шоу. Он в сторону бросил обе жмени бабок и под нарастающий рокот тамтама, сквозь пульсирующее биение шаманского бубна, на сцену вышли двое парней. Сейчас на них были длинные красные рубахи навыпуск, рукава закатаны до локтей, на головах колпаки с прорезями для глаз. Саймон догадался, что это охранники. Они выкатили за собой стол, накрытый фиолетовым бархатом. Оставив у края сцены, они ушли. Рокот всё нарастал, он бил в уши уже почти нестерпимо, он сеял панику и необъяснимую злобу…

Саймон вообще не узнавал себя в этот вечер. Он был полностью подчинён этому действу, он был как робот, но откуда-то он знал, что делать, движения были правильными, чёткими, так как будто он не в первый раз здесь, им двигало какое-то чужое, первобытное существо внутри.

Он подскочил и сорвал покрывало. На столе, нарезанное кусками, лежало мясо. Настроение публики изменилось. Уже не было аплодисментов и криков, не было пьяных восторгов, но вместо этого появился странный гул. Саймон не мог разобрать что это, казалось, как рычание, или монотонное бормотание, похожее на неразборчивый бред, а скорее — всё вместе. Это неслось отовсюду из зала, иногда слышалось слабое повизгивание или скулёж. Чувствовалось голодное нетерпение. Но своих мыслей и оценок происходящего в этот день у Саймона не было.
Сегодня он жрец и должен править ритуал.
Он встал у стола. Рокот барабанов бил где-то в горле, ушные перепонки вдавились в мозг. Гул в зале уже срывался на откровенный злобный лай. Он оглянулся назад, ища подтверждения. Тень повара из-за занавески кивала головой в пояс, махая обоими руками: «давай!»
Он протянул руку к столу и освещение снова изменилось. По краям потухла подсветка, а снизу ему в лицо ударил узкий луч, освещая красным пламенем, как-будто из преисподней.

Саймон швырнул в зал первый кусок…


Потом, когда он, стуча зубами, бежал домой, а перед этим взяв в ночном бутылку водки и высадив её из горла прямо там, у киоска, с удивлением обнаружил что ни грамма не вставило – он бежал, а в ушах и перед глазами стояло то, что он видел и слышал.

Что там началось…

Он так и не видел их лиц, но судя по звукам там не было людей.
Он равномерно расшвыривал куски, а в зале, сметая столы, круша мебель и стулья, метались звери, дрались за лучшие куски, рвали друг друга, душили… Если бы не женский визг, проклятия и мат, это было бы похоже на яму с голодными волками, куда на всех попал один маленький ягнёнок. Вой, сладострастные стоны, победное рычание – нетрудно было догадаться, что тут же на полу, на битой посуде, топча один одного, они и трахались, дожёвывая сырое мясо…

Только когда он дома закрылся на все запоры и, стоя на кухне, выпил вторую бутылку, смог немного успокоится и собраться с мыслями. И вспомнить, как хуякнуло в голове, когда в затухающем свете, на самом первом куске мяса он успел увидеть фрагмент синей татуировки.

Свиньям не колят на спине купола.

Он пересчитал бабло. С учётом, что ему насовали «в трусы» выходило почти три штуки баксов. Но это нихуя не радовало. Решение созрело мгновенно, даже не решение, а знание – надо валить и валить немедленно. И не ждать утра. Он огляделся – ему и брать-то нечего, да и чемодана нет. Какой чемодан?! Он схватил рваный пакет, покидал наспех первое, что под рукой, в голове хаос, литра водки вперемежку с ужасом заставила его метаться по квартире, ничего не соображая. В конце концов, с пакетом, в котором лежала буханка чёрствого хлеба, хэбэшные синие треники, книга Виктора Доценко «Тридцатого уничтожить!» и ложка для обуви, он вышел из подъезда и сразу нос к носу напоролся на пацанов. Амбалы позёвывали, устало курили, развалясь на скамеечке и ничуть не удивились, увидав Саймона. В стороне стоял тонированный джип.
- Саймон, заебал, куда ты так сквозанул? За тобой хуй угонишься. Не один ты спать хочешь.
- А шшш… шш а я жее… я ж отработал?
- Что ты отработал? Нихуя ты не отработал. Пошли.
- Куда?
- Как куда? На репетицию! — И они дружно и раскатисто заржали как кони.
- Так я же уже сегодня танцевал… — он уже сидел в джипе между ребят, водитель повернул к нему лицо – это был повар.
- Нет, дружок. Сегодня танцевал Колян с Казанского. Он тока откинулся и приехал, долбоёб, сюда счастья искать. Видишь, нашёл. А вот завтра, Саймон, танцуешь ты.
- Сиди тихо, сука. – И джип не спеша тронулся по пустой предрассветной улице.