Какашоид Арчибальд : Поломанные

Я скорчился на скамейке и вытер лицо. Сколько не вытирай, оно всё равно в пыли. Пыль в каждой морщине, в каждом шраме, а ещё – в глазах. И уж из глаз-то ты её не вытрешь.

Было ветрено, но светило солнце. Если замереть, скорчившись, то можно обмануть ветер и нагреваться на солнце. Я потёр щетину на подбородке. Сколько я уже не бреюсь? Никого кругом не было. Это радует. Я сижу в этом скверике и убиваю получасья. В голове – пустота. БЛАЖЕННАЯ, звенящая тишина. Я улыбаюсь. Улыбка жалкая, дрожащая. КАК Я.

Уверенный цокот каблуков. Только не сюда! Ну что тебе надо! Я смотрю вниз, я не подымаю глаза. В чёрных чулках, в туфлях на высоком каблуке женские ноги на секунду остановились перед моими кроличье-кротовыми глазками, а затем сделали ускорение. Цок-цок. И вдруг – тишина. Она села на скамейку напротив. КАКОГО РОЖНА!!!!!!

Тут полно скамеек, зачем садиться на соседнюю? Я бы ушёл, но некуда и слишком уж нагрелся на солнце, не хочется менять угол попадания тепла.

- У тебя закурить не найдётся? – голос властный, брюнеточный, дерзкий, сексуальный. Блядский?
- Ты глухой что ли? Закурить есть? – нет, не блядский.
- Нет, — а ещё кашель и заикание.
- Ты вообще людям в лицо смотришь?

Я поднял свои жалкие глаза: она смотрела на меня, как смотрят на насекомое. Брюнетка. Могла бы быть Кармен, если бы родилась на пару веков назад и на несколько тысяч километров к югу-западу от этой скамейки. Я боялся таких женщин всю свою жизнь. Раньше у меня хватало сил их ненавидеть, это как-то защищало. А теперь…. А теперь, я как устрица без раковины перед ней: залит свежевыжатым лимоном, дрожу в пальцах с чёрным маникюром (такая не ест устрицы вилкой).

Я урод по сравнению с ней. Нет, не Гуимплен. Это давало бы хоть призрачные, но шансы в случае её извращённости. Я — урод без шансов.

Мне 34 года. Я не построил дом, не родил сына и не сажал дерево(не сажал деревья). Думаю, что не построю, не рожу и не посажу. Я не хочу жить. Я не умею жить. Меня вынули из петли, а на вторую попытку ни смелости, ни сил уже нет. Я словно выстрел холостой. Звук был, а цель цела осталась. Звучу ещё, но вот в глазах – усталость. В обойме – пусто. Тень, со скучными гигиеническими обязанностями по подмыву задницы и тд и тп.

Я посмотрел в её глаза: чистый перламутровый белок глаза и чёрный адский зрачок. Пару раз трусливо моргнул и опустил свои. Но не достаточно быстро, чтобы не заметить презрительную улыбку на её точёных одинаковой толщины волевых женских губах.

- А я знала, что у тебя нету закурить. У таких…как ты…у таких никогда нет закурить.

Чего ты ко мне пристала, девочка? Я ведь мёртвый. Мотор выключен, просто по инерции ещё тянет, так как погода неплохая, ветер попутный. Вон, играет с кленовыми листьями. Я тихо сидел и гнил тут. Я никому не мешал. Я скорчился, чтобы занимать как можно меньше места. И тут ты. У таких как ты, всегда есть закурить. ВСЕГДА. Я поднялся и пошел к ней.

Она с со скукой посмотрела на меня, но по своей сучей сущности изобразила интерес:
- Да?

Я резко выбросил свою правую руку. Она схватила её нефертитевское светло смуглое горло обычным хватом: большой палец на одной стороне и два пальца на другой. В процессе сжатия я поменял захват: большой палец с одной стороны и боковая поверхность согнутого указательного с другой, остальные пальцы сложены в кулак и в захвате участия не принимают. Я сжал в пол силы и держал так 6 секунд. Она двумя руками вцепилась в мою правую руку, что было абсолютно дилетантской реакцией, и не могло ей ничем помочь.

Через 6 секунд я отпустил захват и вернулся на свою скамейку. Сел, попытался найти то же положение, в котором сидел до того. После пары попыток получилось:
- Курить вредно, — сказал я ей.

Она наслаждалась кислородом, поэтому ответила не сразу.

- Дурак, я бросила! – она поднялась и побежала прочь. Цок-цок-цок. И ещё…она плакала. Молча, но плакала. Хотя это просто могла быть физиологической реакцией на удушение.
Она могла быть Суламифью, если бы родилась на пару тысячелетий раньше и на несколько тысяч километров южнее. Я попытался восстановить блаженную звенящую пустоту в голове. Приподнял ворот куртки и ещё больше скорчился на скамейке.

Тишины не было. Словно в речную воду бросили камень, и он поднял ил со дна, всё взбаламутил. Нейроны кометами рвали мой мозг. Я СЛОМАН. Тошнота, слабость. Холод. Боль от собственной слабости. Жалость. Жалость к себе. Ненужная вспышка активности уничтожила энергию, с помощью которой я мог наслаждаться солнечным теплом в одиночестве. Теперь у меня даже этого не осталось. Сил на новый суицид НЕ БЫЛО.
Я поломанный человек.