goos : Счастье не может не есть

На мужчине был помятый фланелевый костюм мышиного цвета, не первой свежести рубашка и неумело завязанный галстук. Босоножки “прощай молодость”, нелепые усики, очки в массивной роговой оправе, давно не мытые волосы, зачёсанные на пробор.
Обеими руками он бережно прижимал к груди видавший виды кожаный портфель с застёжками.
— Вы из ЖЭКа? – спросил Семён, потирая глаза. Посмотрел на часы – без десяти одиннадцать. И что им не спится, в такую рань ходят, людей будят.
— Нет, не из ЖЭКа. И не из милиции.
— Это хорошо. Вы посидите, я себя в порядок приведу. Проходите на кухню, я быстро.
— Спасибо, — мужчина скромно примостился на край табуретки.
Семён почистил зубы, намочил непослушные после борьбы с подушкой волосы, брызнул ледяной водой в лицо. После вчерашнего голова не соображала, подташнивало, да и вообще, не хотелось шевелиться. Рассмотрев в зеркало свою помятую физиономию, Семён, наконец-то вышел к гостю.
— Ещё минуту, лекарство приму, — Семён достал из холодильника остатки водки, сосиску, банку с солёными огурцами.
— Вы как, поддержите?
— Я на работе, извините.
— Понимаю, сам на работе не пью, — соврал Семён. Водки осталось мало, так что настаивать не было смысла. Водка приятно легла на больной организм, разлилась по ноющим членам, в желудке сразу всё улеглось. Жизнь наладилась.
Гость терпеливо ждал окончания процедуры. Как он сюда попал? Семён начал выходить из ступора. Я, что, дверь вчера не закрыл?
— У Вас дверь была открыта, — словно читая мысли, сказал мужчина.- Я стучал – стучал, потом решил зайти. Вы уж меня простите, дело, не терпящее отлагательства.
— Да ладно уж, рассказывайте, — Семён затянулся сигаретой, пуская дым в потолок. – Чего надо? Что за дело?
— Всегда сложно начинать, каждый раз не знаю, с какой стороны подойти, — человек заёрзал на табурете, усаживаясь поудобнее, затеребил ручку портфеля, — Вы вчера в присутствии двух свидетелей произнесли фразу “продал бы душу”. Припоминаете?
— Я ничего не припоминаю после семи вечера. А если и говорил, то что? Дядя, ты кто?
— Да нет, ничего, это был тринадцатый раз, когда Вы произнесли эти слова.
Семён вопросительно смотрел на гостя.
— Ну, вот…как бы сказать, покупатель есть.
— Ага, понятно. Значит, не из ЖЭКа, из больницы, значит. Ты санитаров здесь подождёшь, или на улице? – Семён встал, собираясь выпихивать посетителя за порог.
— Ну вот, опять, — проворчал мужчина и почему-то открыл замки портфеля. – У меня есть аргументы, давайте, вы меня выслушаете, а потом сделаете выводы.
— Что за аргументы?
Из портфеля извлеклась бутылка виски, почему-то в морозной испарине, банка чёрной икры, палка копчёной колбасы.
— Хлеб есть?
— Наверное, нету, — ответил оторопевший Семён, — не знаю.
Оттуда же появился батон, ещё горячий, словно прямо из печи.
— Вот, такие аргументы устроят?
— Веские, — сказал Семён и сел на место. – Только если поддержите компанию.
— По маленькой, — сказал факир, посмотрел на грязные залапанные рюмки и вытащил из кармана пиджака свои, хрустальные, завёрнутые в пергаментную бумагу. – Только ради пользы дела. Меня зовут Азазель.
— Тоже имя. Давай за знакомство. Я — Семён.
Налили, выпили, закусили. И Азазель стал доставать из портфеля тетрадки, папки, файлы, складывать всё на столе.
— Ага, вот.- Он помахал общей тетрадью с Джонни Деппом на обложке. – Думал, забыл.…Это Ваше дело. Здесь все Ваши грехи, накопленные за всю жизнь.
— Маловато будет, — пошутил Семён.
— Здесь кратенько. Изволите ознакомиться? – протянул тетрадь Азазель.
— Слушай, я не пойму никак, что тебе нужно? Ты что, агент? Продаешь что-то?
— Да нет, я покупаю.… Читайте.
Тетрадь была исписана мелкими аккуратными буквами. Начав читать, Семён уже не мог остановиться. Вся его грешная жизнь, как немое кино прошла на страницах этого фолианта.
Как он Петьке в первом классе подножку сделал, а тот нос сломал об парту, как за девочками подглядывали в раздевалке, как булки воровал в столовой. Как в дневнике оценки чинкой подтирал, как пацана из соседского двора избили, как Наташку пьяную трахнул на выпускном, воспользовавшись тем, что она была невменяемая. Как врал всем по любому поводу, как запирался в ванной с “ Пентхаусом”, как ругался матерно, анашу курил, жене изменял и дочь бил за плохие оценки и просто так. И как только всё поместилось в такой тетрадке? Всё, всё вспомнилось и стало Семёну тошно на душе и, почему-то, так жалко себя, что он чуть не расплакался.
Он налил себе, молча выпил, не закусывая.
— Что это? — спросил он Азазеля.
— Это тянет на третий уровень ада. Не самый худший вариант, но, поверьте мне, очень пренеприятный. Я предлагаю Вам сделку – купить у Вас душу. Всё равно, она к нам попадёт, а так хоть при жизни поживёте нормальненько.
То ли тетрадка так подействовала на Семёна, то ли нечистая сила мозги запудрила, но Семён поверил тому, что говорит этот агент по скупке душ.
— Я не знаю даже, никогда не продавал, это больно?
— Даже не почувствуете. Да и забираем мы её только после смерти. Нам спешить некуда. Так сказать, выдаём Вам кредит.
— Ну и что мне нужно делать?
— Всё просто, называете вашу цену, подписываем контракт…
— Кровью? – перебил Семён.
— Ну что за пережитки, – Азазель выудил из кармана массивную дорогую ручку, сверкнувшую позолотой.
— Нет, я так сразу не могу. Не продешевить бы.
Азазель щёлкнул замками портфеля, встал и направился в коридор.
— Всё с вами ясно. Ну, разве можно быть таким меркантильным. Заметьте, мы покупаем то, что по сути Вам и не принадлежит. Просто Вам дали это поносить.
— Да я же что… мне подумать надо. Нельзя так — решение жизненное.
— Ладно, думайте, советуйтесь, решайте, я откланиваюсь. Там в холодильнике найдёте всё необходимое. За счёт заведения, так сказать.
— А когда надумаю?
— Выйдешь в полночь на перекрёсток, позовёшь меня…
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
В холодильнике действительно было всё, что нужно для мальчишника. Водка и закуска.
Первым пришёл Олег, сразу за ним явился Макс, и когда накрыли стол, подъехал Виталик. Все в сборе. Друзья детства, когда-то неразлучные, за друга в огонь и воду. Затем жизнь разбросала. Видеться стали редко, но всё равно друг друга не забывали. И даже, несмотря на разницу в положении и доходах, не чурались и не отвергали.
Олег – идеальный семьянин, безумно любит жену и троих детей. Макс – наоборот, закоренелый холостяк, красавец, душа компании, и, конечно же, бабник. Ни одну юбку не пропустит. Виталик – бизнесмен. Серьёзные деньги, свои заводы, рестораны, джип бронированный, личная охрана, дорогие костюмы и знакомства со слугами народа из высшего эшелона. Семён даже не рассчитывал, что Виталик приедет.
Семён на фоне таких сложившихся личностей выглядел жалко. Развёлся, работает слесарем на жалкую зарплату, выпивает после работы, частенько до неприличного состояния.
Но перед друзьями лицом в грязь не ударил. Стол был сервирован на зависть. Холодная водка, не народная, дешёвая, а элитная, в красивой бутылке. Копчёности, овощи, салаты, икра, сёмга, коробка конфет и даже ананас. Спасибо Азазелю за такой странный жест.
Сели, выпили, поболтали о делах, о жизни, вспомнили времена минувшие, школьные годы, юность бесшабашную. Тут Семён и закинул удочку, как бы просто поболтать на отвлечённую тему.
— А вот скажите мне, если бы вам предложили душу продать, что бы вы запросили? Я бы, наверное, семью себе попросил дружную, — и глянул на Олега, — а то всё один. И пожрать и постирать, да и вообще уюта хочется, чтобы был кто-то рядом.
Олег нескромно намазал на хлеб чёрную икру, подложил в тарелку салат.
— Я вот что хочу сказать, — крякнул он, подняв рюмку, — самое дорогое в жизни – семья.
Всегда рядом люди, которые радуют, заботятся о тебе. И тебе хочется сделать для них всё, чтоб они были счастливы. Детки радуют – один скажет что-то смешное, другая обнимет и в щетину поцелует, третий олимпиаду выиграет районную. Вечером ужин вкусный, всё постирано, наглажено, на выходные выбираемся в парк или на природу. Здорово. Я бы душу отдал за семью, чтоб не дай бог это всё не разрушилось.
— А помнишь, — оборвал его Макс, — мы в общагу к девчонкам ездили? Тортик купили и сухаря три бутылки. А нас комендант гонял, и мы из окна прыгали, со второго этажа.
— Ну, помню, и что?
— А сейчас слабо? Тортик и по бабам?
— Иди к чёрту, не соблазняй.
— Давай, сейчас позвоню, есть у меня на примете подружки, а?
— Эх, — вздохнул тяжело Олег, — бывали времена, а ведь и правда, романтики в жизни не хватает. Всё есть, кроме романтики. Хотя годы уже не те, но иногда так защемит в груди, жил бы один – так бы жил, что…эх, наливай.
Семён пил, но нить беседы не терял. Важные вопросы решались.
— Вот видишь, а ты говоришь — семья. – Макс прошёлся ладонью по тщательно уложенным волосам, — Знаем, бывали. Вечно денег нет, пива с дружбанами не попьёшь, на рыбалку не съездишь. Вечером – телевизор и диван. Тоска. Вот я бы душу отдал, чтоб меня бабы любили, чтоб любая со мной пошла, даже когда мне сто лет будет. Ну, и чтоб я всегда мог. Легко бы сторговался. Есть покупатель?
Виталий молча слушал эти монологи. Солидный, в дорогом костюме, с золотыми котлами, при галстуке. Босс, что ж вы хотели?
— Я живу ради баб, только я совсем не однолюб. Баб должно быть много и всегда. – разошёлся Макс.
— Будет бабло – будут и бабы. Сколько хочешь и когда хочешь, — наконец – то вступил в разговор Виталик. Знаю я твоих баб — шалавы разведённые или те, у кого мужья козлы. Несчастные женщины, короче. Разве может подарить счастье несчастная женщина?
А вот когда даёшь женщине деньги, много денег – она сразу счастливая становится. Понимаешь? Деньги – вот за что бы я душу отдал. Хотя у меня и так их есть немножко.
— Деньги, деньги, — сказал Олег, — чепуха это всё. За деньги любовь не купишь, только тело. А я помню ещё, как у тебя из-за этих денег проблемы были. Стреляли в тебя конкуренты. Стреляли?
— Было дело, — задумался Виталик, — три раза хотели меня убрать. А сколько меня трусили и прокуратура и налоговая и менты.… Не дай Бог. Честно, деньги деньгами, только мне их и тратить некогда. Всё встречи, совещания, договора, всё в разъездах, все тебя трусят как грушу, кругом мазать нужно, чтоб не задушили. И чем больше бабок, тем опаснее. И без них тоже хреново…наверное.
— Это да, — Макс налил всем, — нет в жизни счастья. Просто мы, люди, такие свиньи, что нам что не дай, всё нам будет не такое и мало. Давайте выпьем за счастье!!! И не важно, от чего оно, за счастье в чистом виде.
И тут Семён прозрел, понял, чего ему не хватает. Всё его что-то гложет, вечно всё не так, нет покоя, в душе недовольство и сомнения. Нет счастья, такого чтоб задыхался от счастья, как первая любовь, только без обломов. Вот, вот что я попрошу. Он заволновался, посмотрел на часы – пять минут двенадцатого. Нужно гостей провожать, чтоб к полночи успеть на перекрёсток. Но гости особо уже и не задерживались. Олег нервничал, что дома втык получит, Макс уже вызванивал очередную любовь, Виталику утром улетать в Мадрид, контракт подписывать. Попрощались дружно и разбежались. Семён прямо в комнатных тапках выбежал на улицу. Благо, перекрёсток прямо под окнами.
Стал прямо на середину перекрёстка и сначала тихо, потом погромче позвал:
— Азазель!!!
И вдруг он с опозданием и ужасом увидел летящие прямо на него фары. Оторопел, даже двинуться несмог, только глаза закрыть успел от испуга. Визг тормозов, в сантиметрах от него остановилась ржавая “копейка” неопределённого цвета. Из машины вышел запыхавшийся Азазель.
— Ну что? Определились?
— Ну, собственно, да.
— Отлично, давайте побыстрее, а то у меня клиентов – семь перекрёстков.
— А что нужно?
Азазель достал прямо из воздуха лист бумаги.
— Вот контракт. Нашей стороной уже подписан. Почитаете, впишете ваши данные и предмет торга. Подпишетесь и сожжёте письмо. Как только контракт сгорит, договор считается в силе.
— А зачем сжигать?
— А чтоб уже расторгать было нечего. Всё понятно? Я знаю, что Вы просите за душу, поэтому даже торговаться не буду, так как для достижения этого есть всего один способ, Вариантов нет. Были б деньги или автомобиль, можно было бы поспорить насчёт суммы или модели, а так…желаю всего, мне пора.
Он полез в машину, ворча и проклиная бюрократов, которые не могут выделить хороший автомобиль.
Бюджет, видете ли, анне позволяет, как план гнать, так позволяет…- проворчал он, захлопнул дверцу и машина, кряхтя и кашляя, исчезла в ночи.
Семён, пять раз перечитав контракт, не нашёл никакого подвоха, вписал “ счастье ” в графу оплата. Сжёг бумажку в раковине, изрядно закоптив её. “Завтра помою”, подумал Семён и завалился спать, совершенно разбитый, но полный надежд.
— Гавриловна, а к кому это скорая? – старушки заёрзали на скамейке возле подъезда, увидав карету “скорой помощи”.
— А кто тут у нас? Даже не знаю. Все больные здесь, — пошутила она, глянув на подружек.
— Ну, сейчас увидим.
— Это если выносить будут.
Бабульки застыли в ожидательных позах, даже разговаривать стали тише и реже, до того им интересно стало.
Два здоровенных санитара вышли уже через пять минут. Под руки они вели Семёна, который восторженно признавался им в любви. Увидав старушек, Семён широко заулыбался.
— Мария Гавриловна, Ольга Христофоровна, как я счастлив, что встретил Вас. Господи, счастье – то какое.
Санитары нежно, но настойчиво потащили его к машине.
— Какие прекрасные птички, вы только посмотрите, а небо, небо какое!!!- кричал Семён.
“Скорая”, выдохнув из выхлопной трубы синеватый вонючий дымок, укатила.
— Допился, голубчик, — сказала Мария Гавриловна, — а ведь неплохой был парень, хоть и выпить любил. Только несчастный всё ходил какой-то, как собака побитая.
— Зато сейчас счастливый, вон как глазки блестели.
Бабульки помолчали, но тут из подъезда вышла Танька с пятого этажа в откровенно короткой юбке и про Семёна сразу забыли.