hemof : Попадалово

Бутусова разбудил громкий собачий лай. Жулик, хрипя, бешено рвался на цепи. Бутусов, быстро вскочив с кровати, подошёл к окну. Мимо лающего Жулика, осторожно обходя будку, пробирались двое в милицейской форме.
Дома, кроме Бутусова, больше никого не было. Родители ушли на работу, Игорёк в школу. Скорее, скорее. Брюки, рубашка, свитер, куртка, лёгкий спортивный петушок. В дверь громко постучали. Скорее. Окно из родительской спальни выходило на задний дворик. Всё более настойчивый стук. Быстрее. Выдернуть щеколду, рывком распахнутые створки окна. Бутусов спрыгнул с подоконника, пробежал короткое расстояние до забора и сходу легко его перемахнул. За забором никого не было. Вспахивая сугроб, Бутусов выбрался на тропу и свернул направо. За углом он нос к носу столкнулся с третьим милиционером.
- Куда это мы так резво бежим? – хватая его за локоть, ехидно проговорил блюститель.
Бутусов в сердцах сплюнул на снег.
«Не везёт, так не везёт. Ничего тут не попишешь».
- Ладно, отпусти руку, не убегу.
- Теперь-то уж, конечно, не убежишь.
Они подошли к милицейскому «Бобику». Там уже стояли ещё двое в форме.
- О, а ты где его нашёл? – удивлённо спросил один, когда увидел подходящих к машине людей.
- Парнишка побегать решил, а на пути я оказался.
- А в чём дело? – спросил Бутусов.
- Это тебе следователь расскажет. Ты – Бутусов Виктор Валерьевич?
- Ну, я.
- Ну, значит, поехали.
Кабинет был пропитан въедливым сигаретным дымом. Стол, за которым сидел следователь, уже давно стал побитым, видавшим виды ветераном. Местами треснутое толстое стекло, ободранные ножки, поцарапанная, с вмятинами, полировка. Следователь и стол были похожи друг на друга: оба потрёпанные сверху, затасканные внутри.
- Фамилия, имя, отчество?
- Бутусов Виктор Валерьевич.
- Сколько полных лет?
- Девятнадцать.
- Адрес?
- Советская, шестнадцать.
Следователь оторвал от протокола уставшие глаза и взглядом, не выражавшим никакого интереса, посмотрел на Бутусова.
- Чем ты занимался двадцать пятого февраля, в одиннадцать часов вечера?
Бутусов беспокойно заёрзал на стуле. Внезапно стало жарко.
- Двадцать пятого? – Он сделал паузу. – Не помню я. Ну, может, на дискотеке был.
Следователь, устало вздохнув, пригладил ладонью жёсткие, с проседью, волосы.
- Короче, так, Витя, слушай, что тебе расскажу я. Меня не интересует, что ты помнишь, а что – нет. Твоё дело ясно, как божий день. Вечером двадцать пятого числа ты, вместе с Сиволаповым, попросту Сивым, ограбил человека, избил его и забрал у него лисью шапку. Беда ваша в том, что тот, кого вы избили, знал вас обоих в лицо. Посёлок маленький, безнаказанно здесь навряд ли, что проходит. Потерпевший даже примерно знал, где ты живёшь. Так что, как ты не крути, а на опознании он покажет на тебя, и лет пять ты схлопочешь, как пить дать.
- Я его не бил.
- Ага, а кто же его бил, я, что ли?
Мысли неслись, как загнанная лошадь. Грабёж, статья сто сорок пятая, дело не шуточное, явно попахивало тюрьмой.
«Я же, в натуре, по нему даже не попал».
- Я его не бил.
Следователь закурил. Густой струёй дым ударил в лицо Бутусову.
- Что ты заладил? – В глазах всё та же усталость. – Грабили вы вдвоём с Сивым, если ты не бил, значит, бил Сивый. Я правильно тебя понял?
Бутусов судорожно сглотнул слюну. Ужасно не хотелось сдавать Сивого.
- Чё?
- Через плечо. Дурака не включай. Кто бил, я спрашиваю?
- Никто.
Следователь, улыбаясь, раскрыл папку и, достав оттуда бумагу, подвинул её Бутусову.
- На, почитай.
Начальнику РОВД
пос. Никитино
Тимошенко Е.С.

«Вечером, двадцать пятого февраля 1988г., я, Сиволапов Андрей Григорьевич, был на дискотеке. Там я повстречал Бутусова Виктора. С дискотеки мы ушли вместе. По дороге Бутусов предложил мне напасть на потерпевшего и снять с него шапку. Я отказался. Бутусов, несмотря на мой протест, догнал потерпевшего и начал его бить. Сбив его на землю, он забрал шапку и стал уходить. По дороге я отобрал у него шапку, с тем, чтобы отдать её затем потерпевшему».
Неразборчивая подпись.

Бутусов кинул лист обратно на стол, молча рассматривая свои руки.
- Никто, говоришь, не бил? – Следователь продолжал улыбаться.
«Сивый, сука. Всё на меня вешает».
- Это, чё? Это он на меня накатал?
Следователь встал из-за стола и походил по комнате, разминая ноги.
- Это он тебя укатал. Ну, что, мальчики-девочки? Топите друг друга, да? Чё ты связался с Сивым?
- Так, выпивали вместе.
- Скучно вам на свободе, да? «Украл, выпил, в тюрьму, украл, выпил, в тюрьму – романтика». Ну ладно Сивый, ему тюрьма – дом родной, а ты-то куда лезешь? Сивый стукнет братве, что ты его сдал, ох и туго тебе на тюрьме придётся. Тебя там запетушат, ты на параше жить будешь.
«Хорош петь, соловей».
- Так я его, вроде, не сдавал.
Следователь сел сверху на стол, рядом с Бутусовым.
- А кто об этом знает? У Сивого две ходки на тюрьму, он по любому прав окажется. Он уже тебя сливает. Слышь, Витя, шёл бы ты в армию. Зачем тебе тюрьма. Тебе когда в армию?
- Весной, наверное.
- Короче так, Сивого я закрою, что бы он ни рассказывал. У меня по нему уже дохрена чего накопилось. А ты, если подсуетишься, ещё можешь себе помочь. Я дам тебе адрес, иди с потерпевшим договаривайся, чтобы он валил всё на Сивого. Если он скажет, что ты его не бил, тогда ты проходишь, как свидетель. В худшем случае тебе дадут условный, а если повезёт, может быть, успеешь уйти в армию. Всё понял?
- Понял.
- Тогда вперёд.

Третий этаж, одиннадцатая квартира. Дверь красиво оббита мягким чёрным дерматином.
Бутусов нажал кнопку звонка. За дверью прозвучал коротенький отрывок из мелодии Моцарта. Несколько секунд была тишина, затем щёлкнул замок и дверь открыл черноволосый парень среднего роста. На щеке его багровела широкая ссадина.
- Здравствуйте. Вы Владимир?
Парень молча смотрел на Бутусова, тот неловко переступил с ноги на ногу.
- Я по поводу вашего заявления.
- Заходи. – Голос был низкий, с хрипотцой.
Бутусов прикрыл за собой дверь. Слабый светильник плохо рассеивал полумрак в прихожей. Бутусов прочистил охрипшее горло.
- У меня к вам… Ух-х…
Черноволосый, подпрыгнув, лягнул его в область солнечного сплетения. Сразу перехватило дыхание. Бутусов сложился пополам, непроизвольно отметив взглядом шикарную толстую ковровую дорожку на полу. Черноволосый наотмашь пнул его в лицо. В голове полыхнуло белым пламенем искр.
- Ух ты, бля… — Низко пригнувшись, Бутусов закрыл лицо локтями. Сверху на голову посыпались чувствительные тумаки.
- Я тебя, сука, убью! – орал черноволосый. – И друга твоего кончу! Пидары вонючие!
Когда удары прекратились, Бутусов выпрямился и опустил руки. Он потрогал языком онемевшую разбитую нижнюю губу.
- Чё ты припёрся? – спросил черноволосый, тяжело дыша. – Извинение просить?
«Когда-нибудь я тебя извиню», — мелькнуло у Бутусова в голове.
- Давай договоримся насчёт меня. Я ведь не попал по тебе ни разу.
- А ты уверен, что мы договоримся?
- Какая тебе разница, шапку тебе вернули, злость ты на мне сорвал, а моральный ущерб я тебе готов оплатить.
Черноволосый какое-то время смотрел на него не отрываясь, затем кивнул головой:
- Ладно, пошли в комнату, поговорим.
Проходя за ним в комнату, Бутусов, не отрываясь, смотрел на чёрные, немного вьющиеся, волосы на затылке. В мыслях снова и снова прокручивалась навязчивая картина: длинный, с вложенной в него мощью тела, удар и безвольно дёрнувшаяся черноволосая голова.