Саша Акимов : Лето Господне (1-3)

1

Леонард Коэн. Songs of Love and Hate. В полудреме замер. Незавершенные мысли ворочаются по синапсам, как протобактерии в первобытном киселе. Ленивые электрические импульсы в черепушке. Но пора ехать к Ивану, поэтому я выхожу из оцепенения.
Пока еду в метро, читаю сборник пьес Вуди Аллена «Риверсайд-драйв», тоненькая книжица поднимает настроение. Я надел кислотно-салатовые шорты и ярко красную майку. Иван меня встретил в «Автово». На нем вельветовые штаны цвета собачьего дерьма. Я ему об этом сообщаю. Ивану похуй. Мы оба в кедах «Динамо». Его замызганные и потертые. Мои надеты второй раз. Мы идем по каким-то загадочным тропам, не в сторону излишне прямоугольных домов и не в сторону горбатого акведука – а куда-то через трамвайные пути, мимо бетонных заборов и дымящих производств. Я быстро отлил возле уродливого тополя, пнул пустую банку из-под колы, болтавшуюся под ногами. Иван вручил мне фотоаппарат. Объясняет, как там все устроено. Автофокус, single-shot, настройки под зрение, увеличение, экспозамер. Слишком много настроек, кое-как сделали так, чтобы я мог просто жать на одну кнопку и не задумываться о результате.
Мы взяли импортного пива и пошли к Ивану домой. Там его сожительница Алина с подругами, пьют красное вино. У каждой в руках бокал, мизинчики, конечно же, оттопырены. Мы хлещем пиво из горла, громко рыгаем. Заводим разговор о том, что каждый парень хочет овладеть своей девочкой через заднее отверстие. Иван берет трубочку и пьет пиво ноздрей. Я рассказываю о девочке, которая так славно сосала с проглотом, что у нее аж из ноздрей брызгала сперма. Мне позвонил Влас: «Приезжай на район. Поиграем». Я откланялся, девочки облегченно вздохнули, без меня Иван не сможет больше портить их посиделки. Чтобы не уходить с пустыми руками, прихватил большую черную книгу Polaroid book от издательства Taschen.
Влас подъехал к метро на велосипеде. Я у него тут же отобрал средство передвижения. Стал крутить пятаки и пару раз упал с непривычки, да и пивко ударило в голову слегка. Мы довольно быстро оказались на лужайке у Мартыновской улицы. И занялись тем, ради чего собрались. Бросали фрисби. Поначалу, когда ты еще не до конца понимаешь, как с ней управляться – получается хреново. Но вскоре ты уже азартно подкручиваешь фрисби, бросаешь ее с поправкой на ветер, ловишь одной рукой, крутишь на пальце. В общем, мы чувствовали себя как щенки. Белые ночи, июль, в Санкт-Петербурге только началось короткое лето. На следующий день я поеду в деревню.


2

Ладожский вокзал. Платформа номер два. Путь номер девять. Одиннадцатый вагон.
Я вошел.
С собой взял немногое. Минимум одежды, вода, пара книг. Пока поезд не тронулся, начал читать книгу Дона Уинслоу «Зимняя гонка Френки Машины» — замечательный серф-нуар от автора «Власти пса», «Часа джентльменов» и «Конвоиров зари».
Ехать мне всего часов восемь, поэтому я не стал брать еду. Купил, как всегда, билет в плацкартный вагон, без страховки, без белья. Дешево.
Я уже привык к убогим вагонам Котласского поезда, но в этот раз оказался в Мурманском. Запущенный, пыльный, с косыми деревянными рамами окон, заплатанными сиденьями. Хотя молоденькая проводница скрашивала все эти недостатки.
Первым рядом со мной уселся паренек в форме МЧС, как и я, налегке. Форма его была нестандартная: с развесистыми эполетами и еще какой-то парадной мишурой. На рукавах нашивки. Сразу видно – дембелёк. За несколько минут до отъезда, вошла полноватая раскрасневшаяся женщина с двумя тяжелыми сумками – я помог ей их убрать.
Поехали. За окном типичный индустриальный пейзаж, окраины. Какая-то закрытая зона: вышки, колючая проволока, высокие заборы, решетки на окнах. Приземистые бетонные гаражи рядами. Их задние стенки изрисованы примитивными граффити. Кое-где читабельные надписи: «ЛДПР», «КПРФ», «ХУЙ». Много свастик. Громадный рекламный баннер с надписью: «Покупаем поддоны».
Паренек в форме представился: Алексей. Изо рта у него попахивает перегаром. Рассказывает, как он на прошлой неделе искал бортовые самописцы среди обломков самолета. Вытаскивал обезображенные тела. Показывает видеозаписи плохого качества на своем телефоне. Рассказывает, как им было приказано тушить пожар на каком-то хранилище химикатов. Опять показывает видеозапись. Пламя бушует, черный дымный столб до небес. Защиту им не выдали, поэтому ребята блевали и теряли сознание. Алексей ушел в вагон-ресторан. Он будет долго пить. До его родного городка еще часов двенадцать езды.
За окном обычный пейзаж полосы умеренного климата: зачахшие колхозы, покосившиеся деревянные домишки, болотца, ручьи, а чаще всего безликие серо-зеленые поля и леса. Мшистые склоны вдоль почерневшей дорожной колеи. Облезлые железные мосты.
Я дочитал книгу. Женщину, сидящую напротив, зовут Надежда. Она разговорчива и жизнерадостна. Ее муж всю жизнь проработал дальнобойщиком. Сама она преподает в коррекционной школе для слабовидящих детей. Показывает фотографии в своем телефоне. Детские поделки из папье-маше, картины из колбасок пластилина, брайлем пишут план работы – все для того чтобы чувствовать объем. Надежда показывает фотографии своих дочерей. Младшая закончила университет. У старшей двое детей: девчушка, которая любит куклы-марионетки, и мальчуган, которого не заставишь читать. В конце фотографии котиков. Один – лысый сфинкс, второй – пушистый пестрый беспородный. Она рассказывает мне о повести Сахнина «Огненные комбайнеры» — где герои спасают посевы пшеницы ценой своей жизни.
За разговорами я не заметил, что уже оказался в Бабаево. Долгая остановка, меняется тепловоз. В тамбуре накурено. Мужички в трениках разминают затекшие тела. На платформе бродят бабушки с большими сумками, орут: «Пирожки! Пиво!»
Мне как раз захотелось поесть. Купил два пирожка с картошкой.


3

Полночь. Еще светло – феномен белых ночей. Вот я и на месте. Вылез из поезда. Попрыгал через рельсы. Каждый мой приезд в деревню – это как путешествие к далеким галактикам. Беседы с внеземной цивилизацией.
Поселок городского типа Кадуй расположен в ста восьмидесяти километрах от Вологды. В шестидесяти от Череповца. На реке Ворон, неподалеку от впадения в реку Суда. Население – одиннадцать тысяч человек. Название произошло от финно-угорских наречий. И означает «Можжевеловая река».
У меня разбита коленка. Я иду пешком к дому. Это несколько километров, потому что Кадуй — только название станции. А само поселение раздроблено на множество мелких хуторов, деревушек, скоплений домов и производств – прилипших к берегам местных рек, бассейну Волги. Недавно прошел дождь. Вдоль бетонки выцветшие дорожные знаки. Практически невидимые в полутьме. Автомобили очень редко прокатываются мне навстречу. Блестит влажный асфальт. Птички щебечут в кустах. Пустые автобусные остановки усыпаны бычками. От легкого ветерка падают капли воды с листвы. Над узкоколейкой висит голубоватая дымка. Воздух особый. Глубоко его вдыхаю: пьянит.
Среди лесов и болот по берегам рек Суды и Андоги давно селились охотники и рыболовы. За тысячу лет до нашей эры – тут уже обитало племя Весь. Через две тысячи лет тут поселились славяне. В 1517 году странник Филипп основал тут монастырь. Во времена Ивана Грозного рыбу для царского стола ловили именно в Суде и Андоге. При Петре Первом местные жители славились, как умелые плотники. В конце девятнадцатого века тут образовались первые лесопромышленные предприятия. В шестидесятые годы двадцатого века началось строительство Череповецкой ГРЭС, что послужило причиной роста населения. Работяги приехали со всей страны и обосновались.
Деревушка у развилки дорог неподалеку от деревообрабатывающего завода. Гавкнула одна собака, произошла перекличка лаем. По раскисшей дороге пришел к бабушкиному дому. Номер тринадцать, восемь квартир, два этажа. Только у нее горит свет, уже час ночи как-никак. Из дома на меня выбежали три собаки. Два крупных пса и один мелкий хромой. Зарычали, залаяли, подняли шум. Я топнул ногой, крикнул что-то матерное. Псы испугались, опустили хвосты и скрылись за домом. Самый большой выглянул из-за куста черемухи, сверкнул глазом. Это собаки местной пары алкоголиков с первого этажа. Поднялся по скрипучей лестнице, постучал в восьмую квартиру. Бабушка впустила меня и закрыла дверь на шпингалет. Убежала на кухню, греть ужин. И давай рассказывать. Новые жильцы, пятеро детей. Сын Юльки сейчас живет у алкашей, пока она поехала в Казантип. Андрюха пришел с бидончиком черники.
Бабушка нажарила картошки с докторской колбасой. Я порезал укроп, лук, петрушку. Насыпал в тарелку так, что картошку перестало быть видно под зеленым одеялом. Надкусил огурец – совершенно не такой вкус как у магазинных. Я не пью чай и кофе – поэтому налил себе простой колодезной воды. Часы висят вверх тормашками. Бабушка поясняет: «Только так и ходят».