евгений борзенков : Маша и Дилдос

По мотивам креосов Хрона

Шла Маша по шаше и шошала… што? Правильно, ну конечно же, хуй. Это был не настоящий хуй, а так, сосательный хуй-карамелька, китайский, из тех, что дают в супермаркетах вместо сдачи, когда мелочи нет. Маша была счастлива. Она парила. Присмактывая вкусный хуй, она одновременно тихо мурлыкала себе под нос «Реквием» Моцарта в аранжировке группы «Ленинград». Был солнечный день, люди шли навстречу, были необычайно приветливы и, тыкая в неё кирпичами глаз, совсем не обращали внимания на то, что Маша не касается ногами земли. Она чувствовала внутри себя непривычное тепло, так хорошо ей уже давно не было. Откуда ей знать, что предусмотрительные китайцы специально для Маш вымачивали хуи в синтетическом канабиноиде JWH-018, для того, чтобы у них никогда не возникало вопросов по поводу сдачи. Ей было не совсем удобно парить и когда она увидела себя в отражении витрин, то удивилась – она плыла над землёй враскоряк, согнув ноги колесом и переваливаясь как утка. Тут она хлопнула себя по лбу: «ну какая же я дура!» — ведь сегодня утром она уже ходила в супермаркет, мелочи как всегда не было и ей дали целых два. Маша счастливо захохотала и побежала вприпрыжку, делая па в стороны и прихлопывая подошвами башмаков друг о друга. И тут она услышала испуганный крик: «ты, дура, блядь, мы же повыпадаем!». Она остановилась и смущенно поправила под платьем оба хуя, о которых только сейчас вспомнила. Как она могла забыть! Третий, тот что во рту, многозначительно молчал, но тоже был недоволен поведением Маши и поэтому грубо впёрся ей в самые миндалины, отчего Маша поперхнулась и на мгновение прекратила петь. Над головой летали чёрные птицы, громко стуча замороженными досками своих крыльев и каркая прямо в неё свои непристойности и оскорбления. Маша вытащила изо рта и легонько свистнула в хуй. От неожиданности тот встрепенулся и заговорил:
- Послушайте, коллеги, вам не кажется странным поведение этой молодой особы?
- Нет, а что?
- Ну как же, ведь она не уделят внимание должным образом никому из нас в отдельности. Даже мне, а ведь я главный. Кстати, разрешите представится, Логос.
- Так а я шо тода, Анус? Ха-га-га! – глухо пробухтел один из двух хуев снизу.
- А на каком основании, позвольте полюбопытствовать, вы главный? – тонко пропищал другой хуй.
- Да дело не в этом, господа, — примирительно ответил Логос, — просто Маша, со свойственным молодости максимализмом, пытается совместить и получить от жизни всё и сразу, а это неправильно…
И все три хуя, перебивая друг друга, принялись громко и шумно спорить о природе вещей, разнице между удовольствием и удовлетворением и вообще, кто из них тут самый главный. Маша отстранённо слушала их дискуссию и к ней возвращалась память. Она вспомнила, как перед походом в магазин приготовила себе яичницу-глазунью из своих глаз, которые аккуратно достала десертной ложечкой и разбила о край сковородки. Яичница оказалась вкусной, только на зубах неприятно хрустели голубые льдинки зрачков. Вместо глаз Маша вставила себе большие мужские яйца, которые висели у неё вместо ушей в волосатых мошонках. Яйца оказались великоваты и выступали чуть вперёд, веки вначале не смыкались плотно, но со временем она приморгалась и теперь яйца только слегка слезились и на ветру появлялась небольшая резь.

Какой удивительный мир, думала Маша по дороге домой…

Как-то незаметно и мирно умолкли все три хуя. Они рассосались.

Уже открывая дверь в дом, Маша ощутила в себе перемену. Это необычно.Она стала другой. И точно: войдя, она подбежала к зеркалу – оттуда на неё пялился здоровенный, красно-сизый, с толстыми фиолетовыми венами, с огромным наглым лбом и синим ртом вдоль чудовищной головы…

Правильно, дети, это был конешно — он.