: Стереотип

12:39  24-02-2012
Стереотип

- Обязательно в жопу будут заглядывать. Сто процентов будут, суки… — думал Марик, выходя из прохлады автобуса на обжигающий асфальт пустынной иерусалимской окраины. Впрочем, он думал об этом уже две недели.
***
На новой работе, куда он прошел все тесты, да еще и на двух языках — иврите и английском, супервайзер-смуглый марроканский еврей Шимон — сказал ему:
- Дуй в военкомат, бери справку. А то, только тебя обучим — как тут же загребут в миллуим. Только время и деньги зря потратим. Без справки не возьмем — подытожил марроканец.
Миллуим — таким ласковым и нежно-новогодним словом на иврите обозначают месячные военные сборы.
Марик знал, что никакую справку без предварительной медкомиссии ему не дадут. Еще лучше он усвоил то, что на каждой военкоматовской медкомиссии, которых он прошел в эсэсэсэре не одну, хирург наклонял призывника кириллической буквой «Г» и просил его раздвинуть ягодицы. Высматривал таким образом первичные признаки геморроя. Пацаны, те, кто посмелее, отпускали в адрес хирурга сальные затертые шутки:
-Ну что там, доктор, дембеля не видно?!!!
Врач, привыкший к этому деревенскому лихому юмору, обычно, сдержанно молчал. В общем, рядовая процедура. Но, имевшего тонкую душевную организацию Марика, она всенепременно унижала, вводила его в состояние внутреннего бешенства. Еще бы, на виду у целой врачебной комиссии, где нередко присутствовали девушки немного старше самого Марика, показывать прыщавую подростковую задницу…
Осмотр мариковского ануса в израильском военкомате не пугал его, но несколько напрягал. Одно дело — раздвигать ягодицы в семнадцатилетнем возрасте, в порядке общей очереди. Другое дело — показывать очко на пороге тридцатилетия в индивидуальном порядке.
Но позарез нужна была работа. И не ВООБЩЕ работа, а именно ЭТА работа.
Вот уже три месяца, недавно прибывший на святую землю парень, экспериментировал в области поиска мест трудоустройства.
Первая его работа по возведению элитной гостиницы «Ренессанс» на пятидесятиградусной жаре ограничилась одним днем. Арабский подросток, сын хозяина строительной конторы, в которую подрядился Марик разнорабочим, бегал вокруг бывших российских евреев, стучал палкой по металлическим трубам и орал:
- Работа, давай работа!!! Русски хуй!
Прибитый строительной пылью Марик, мысленно удивлялся тому, как быстро, всего за полгода, из жидовской морды (так его частенько называли в России) он преобразился в русского хуя.
Марик не вынес оскорблений арабского сопляка, который решил отыграться за ущемленных предков на несчастных еврейских эмигрантах, и на следующий день на работу не пришел. А может рафинированному интеллигенту претило носить неподъемные коробки с кафелем. Потому как в своей доизраильской жизни тяжелее бутылки пива хилый Бронштейн ничего не поднимал и потому как до душевой кабинки в этот незабываемый день дополз на четвереньках.
Далее была коровья ферма, куда Марика пригласили по великому блату — попробовать себя в качестве зоотехника, а проще говоря — принимать у бурёнок роды и мыть им вымя.
Шлёпая по навозной жиже между стойлами с мычащим скотом и стараясь сильно не принюхиваться, наш герой, словно сквозь ватные тампоны слушал молодого и юркого заведующего фермой — еврея из Румынии Якова. Тот с энтузиазмом вещал:
- Чтобы тут работать, мало научиться обращаться с коровами. Нужно их любить, как родных детей. Ты можешь любить коров, как родных детей?
- Я вообще животных очень люблю. Кошечек, там, собачек. У нас дома даже хомячок есть. Ну и тех, которые покрупнее животных…тоже… это…могу любить… Тем более, я три года на биологическом факультете в России учился. Так что, можно сказать, коровы — это моя стихия — сам пугаясь, того, что он несет, сказал наш потенциальный скотовод.
Яков подхватил в руки длиннющую палицу с каким-то замысловатым крюком на конце.
- Этим приспособлением будешь помогать теленку выходить из влагалища, если будут проблемы при родах – проинструктировал завфермой и протянул палку Бронштейну. Марк инстинктивно отпрыгнул и спрятал руки за спину. Глаза его источали вселенскую катастрофу. Он-то и на родах собственного ребенка отказался присутствовать под угрозой расстрела.… А тут…
Из коровника Марику больше не позвонили.
Потом еще был завод синтетических волокон. Через две недели парня накрыла удушающая аллергия на химикаты. Он даже не мог выпить стакан колы. Дыхание сразу перехватывало, тело покрывалось бурыми пятнами. Химия с химией не сочеталась. Пришлось уйти.
Деньги заканчивались. Красивая в России и изможденная в Израиле жена, похудела уже на 9 килограмм. Сдуру взятую ипотеку нужно было оплачивать ежемесячно…


И вот, наконец, то, что он искал. Завод электроники. Высокотехнологичное производство. Белые халаты. Кондиционеры. Мечта эмигранта. Высшая плебейская каста.
И всего лишь одна военкоматовская справка до мечты.
***
Бронштейн упруго шагал по тротуару в сторону иерусалимского военкомата. Он думал о том, как бы ему более непринужденно и спокойно показать хирургу очко. Разыгрывал в уме ситуации.
- Ну и хуй с ним — таковой была его последняя мысль перед входом в воинское заведение. Он ее случайно выплюнул вслух. Дежурившая на крыльце чернявая толстая солдатка с автоматом, удивленно вскинула бровь.
Хирург в регистрационной карточке значился последним. Лор, окулист, психиатр были пройдены легко и без лишних задержек. Марик робко постучался в дверь. Вошел. За столом сидел эдакий седой еврейский дедушка айболит и строчил что-то справа налево буквами-вензелями. Врач приподнял голову, попросил карточку и отправил Марика за ширму раздеваться.
-Вот оно! — подумал парень.
Пожилой хирург крикнул Марику за ширму на иврите:
- Вместе с верхней одеждой снимите носки, молодой человек.
Доктор желал видеть первичные признаки плоскостопия, а вовсе не геморроя. Геморрой, почему-то израильского армейского хирурга в этот день не интересовал. А Марик уже с легкими проклятиями стягивал с себя сатиновые семейные трусы. Поскольку иврит Мариком был освоен еще не досконально, ну, не стал еще родным языком, то в его мозгу произошла подсознательная подмена названий предметов нижнего гардероба. Врач сказал «носки», а в бронштейновской голове все было за «трусы». Такой вот парадокс. Сработал стереотип, отточенный годами и отшлифованный последними двумя неделями постоянных мысленных приготовлений к процедуре. Хирург в военкомате должен смотреть геморрой! И точка!
В итоге, перед светлы очи доктора явился из-за ширмы Марик Бронштейн без трусов, но в высоко натянутых черных носках. Он стыдливо прикрывал ладошками свой сморщенный, ужавшийся до размеров шахматной пешки, обрезанный член. Хирург поверх очков с интересом и удивлением рассматривал молодого человека. Ухмыльнулся. И тихо, по доброму, сказал:
- Наоборот.
Имея в виду, что трусы надо одеть, а носки снять. Мол, не распознать мне в носках плоскостопия. Вот какое «наоборот» имел в виду еврейский авиценна.
Марик это понял по своему.
- А, конечно же, наоборот! Как же ему гемор мой распознать, ежели я пузом к нему стою. Ну, наоборот, так наоборот — подумал Бронштейн и развернулся к доктору задницей. И еще секунду поразмыслив, наклонился по отношению к старику «раком». Никакой реакции от доктора не последовало. Врач хлопал ресницами. И Марик, для верности, без лишних просьб самостоятельно раздвинул волосатые ягодицы.
Хирург осторожно обошел стоящего углом Марика и похлопал его по плечу, дав понять, что можно одеваться.
-Все, господин доктор?
-Все, молодой человек.

***
Решением медкомиссии было решено не призывать Марка Бронштейна 1969 года рождения в израильскую армию для прохождения воинских сборов. Заключение старика хирурга в регистрационной карточке было самым коротким.