hemof : Отдача из прошлого

Капли с сосулек весело перезванивали друг другу о тёплых денёчках. Жирные голуби беспечно прохаживались под лучами солнца. Капель писала музыку на лёгком весеннем воздухе. Так Сибирская природа потихоньку оттаивала и вместе с ней оттаивали люди. И всё живое чувствовало, что весна уже полностью вступила в свои права.
Касаткин с Бутусовым устроились в уютном дворике, расположенном за «Чебуречной» и пивнушкой. Рядом с наполовину разобранной лавкой, на которой они сидели, стояла полупустая банка с пивом. Бутусов курил, наслаждаясь долгожданным теплом. Касаткин сосредоточенно чистил вяленую рыбёшку.
- Рыбка с пивом – это высший кайф, — произнёс Касаткин. – Вот только если бы её ещё кто-нибудь чистил.
- Или, если бы она уже очищенная плавала, — усмехнулся Бутусов.
- Тогда её солить плохо было бы.
- Очищенная и посоленная.
Касаткин взял банку с пивом, сделал из неё несколько глотков и передал Бутусову.
- Дай добью. – Взяв сигарету, Касаткин сделал пару глубоких затяжек. – Так ты говоришь, влетел, Медный, да?
- Можно сказать, влетел, хотя могло быть и хуже.
- Сколько тебе дали условно?
- Два года, а подельника вообще закрыли. Прикидываешь?
- Ну, правильно, он же, как рецидивист пошёл. – Касаткин щелчком отбросил сигарету и отхлебнул из банки. – Ты нормально отделался, Витя. В армию отсрочку на два года получил.
- На хрена мне такая отсрочка нужна. Я бы лучше служить сейчас пошёл.
- Брось ты, за два года ещё что-нибудь придумаешь, чтобы в армию не идти.
- Сяду, например.
Касаткин рассмеялся, показывая отсутствие одного переднего зуба.
- А что, может, в тюрьме не хуже, чем в армии.
- Ну конечно, ты-то туда, что-то не слишком стремишься.
- А я никуда не стремлюсь. Я от армии открутился, а в тюрьме мне и подавно делать нечего. Кстати, ты же знаешь, что Ваньку закрыли?
- Как закрыли?
- Вот так, три года лишения свободы, по сто сорок пятой.
- Ты чё, жара, а ну расскажи.
- В общем, там особо и рассказывать-то нечего. – Касаткин наконец-то дочистил рыбу и, разрывая её, протянул половину Бутусову. – Всё к этому и шло. Ванька последнее время беспределом занимался, трусил всех подряд. Я поначалу тоже с ним лазил, а потом думаю, ну его нафиг, у меня жена, ребёнок скоро родится, а с Волохиным я точно куда-нибудь залечу.
Мимо пронеслись два орущих кота, белый и чёрный. Белый с разбегу влетел на дерево, чёрный остановился и, победно задрав хвост, отбежал в сторону. Бутусов швырнул ему рыбную голову.
- Ну, ну, ну и на чём Ванька-то попался?
- Прижал одного чертёнка в подъезде с ножом. Магнитофон у него какой-то переносной забрал, туфли снял, короче, грабёж с применением холодного оружия. А тот из подъезда вышел и ближайшим ментам пожаловался. Они Ваньку там же и повязали.
- Во, балбес.
- Ты бы молчал уже, умник. В своей деревне грабить, где тебя каждая собака знает. Молись, лучше, что у тебя всё так обошлось.
- Ещё не всё. Мне пацаны сказали, что мой «друг», которого посадили, наказал своим кентам, чтобы меня опустили ниже местной канализации. – Бутусов надолго припал к банке, после чего её содержимое значительно уменьшилось.
Касаткин свистнул проходящему мимо мужику:
- Брат, дай закурить!
Мужик достал пачку «Астры» и вытащил одну сигарету.
- А дай ещё одну, если не жалко. – Бутусов привстал с лавочки.
- У меня тут мало осталось, — недовольно заворчал мужик. – Свои надо иметь.
- Ладно, не плачь, если ты у меня спросишь, я тебе полпачки отдам.
Они курили некоторое время молча, по очереди прикладываясь к банке. Тёплый ветер ласково пробегался по волосам. Голубой дымок от сигарет курчаво раскидывался в воздухе и тут же бесследно растворялся.
- Не ссы, Медный, в разборках главное – не бояться. Стой на том, что ты прав.
- А я и так прав. Он, крыса, первый на меня всё валить начал. Ладно, ну его нагад, этого мудака. Ты куда сегодня собираешься податься?
- Домой, куда же ещё?
- Пошли со мной, Вася. Возьмём ещё пива, заскочим в Политеховскую общагу к моему однокласснику.
- Э нет. Знаю я это, заскочим. Очередная пьянка. Нет, Витя, я сегодня Лильке обещал нигде не задерживаться, я её волновать не собираюсь, ей скоро рожать.
- Ну, как хочешь. Привет Лильке передавай.
- Хорошо. Подваливай к нам завтра с утра. Ты вообще-то долго в городе пробудешь?
- Как получится. Слишком долго нельзя, участковый искать начнёт, и на работе неприятности будут. Допивай пиво, Вася, я сейчас пойду ещё баночку возьму.
Выйдя со двора, они попрощались и разошлись в разные стороны.
Бутусов вошёл в пивную и окинул взглядом длинную очередь. Внутри пивной стоял устойчиво-кислый запах пива, ползали ожившие после зимней спячки мухи. Очередь монотонно гудела сиплым хором голосов. За грязными потемневшими столами стояли счастливые любители пивка, те, кто уже отмучился в очереди и теперь не спеша наслаждался, ведя беседу с соседями по столу. Пивная жила своей особой жизнью.
Человек, пришедший сюда попить пива, должен был отстоять некоторое время в длинной очереди, потолкаться среди матов и давки у пивного прилавка и в итоге устроиться за грязным замусоленным столом с сомнительной чистоты кружками разбавленного пива. Но наш человек, как ни странно, после всех этих передряг был доволен, как слон, и потягивая это так называемое пиво, он с радостью думал, что сегодня ему крупно повезло. Пивная объединяла людей самых разных социальных прослоек. Были тут студенты и преподаватели, рабочие и служащие, работники искусства и неработающее жульё. Не было, за редким исключением, только женщин. В пивнушках преобладала сильная половина человечества. «Сильная половина» пила пиво, материлась, плевала на пол, тушила о стол бычки и постепенно деградировала. А в общем всё было, как обычно. Жизнь в пивной продолжалась.
Бутусов не стал по второму разу стоять в очереди, а, протискиваясь между сбившимися в кучу мужиками, полез прямо к стойке.
- Куда прёшь?!
- Э, молодой, ты чё без очереди?!
- А ну выкиньте его отсюда!
Бутусов, не обращая внимания на поднявшийся вокруг шум, упорно пробивался к «барменше» в грязно-белом порванном халате.
- Я повторяю. Я уже стоял, чё ты орёшь? Я повторяю, — огрызался он нехотя.
Наглость, как всегда, выручила в этой давке, и минут через пять Бутусов выбрался из толпы с наполненной пивом банкой и остановился у ближайшего столика, приводя себя в порядок. По столу медленно ползала большая серая муха с оборванными крыльями. Мужик с синюшным лицом плеснул на неё из кружки пивом.
- Попей пивка, авось полегчает.
Муха упорно продолжала ползти, барахтаясь в луже.
Бутусов аккуратно поставил банку в сумку и направился к выходу.
- Поссы ещё на неё, — кинул он через плечо синюшному мужику.
«Быстрее из этого гадюшника».
За дверью пивной его ослепило весеннее солнце. Там была другая жизнь, до неё оставалось несколько шагов.
Сзади кто-то схватил его за локоть. Бутусов недовольно обернулся. На него смотрел невысокий парень со смешным утиным носом. Очень знакомые черты лица.
«Где я его видел?»
- Привет.
- Привет. – Бутусов высвободил локоть.
- Узнал?
- Что-то не помню.
- Что же ты, плохая память? А я тебя узнал.
«Где же я его видел?»
Что-то внутри подсказывало Бутусову, что это не самая лучшая встреча в его жизни.
- Ну, и?
- Я хотел спросить: как туфли, не жмут?
Бутусов молча смотрел на него, напрягая память.
- Чё ж ты молчишь, или вспомнил?
Горсад. Осень. В мозгу начали вспыхивать чёткие образы. Разбитое в кровь лицо со смешным утиным носом. Бутусов вспомнил.
«Чё-то ты слишком смелый? На кого ты надеешься?»
- Что-то ты, друг, путаешь. Извини, я тебя первый раз вижу.
- Что ты? Ты кажется к выходу шёл, ну пошли.
Выходя, Бутусов краем глаза заметил отделившихся от стола и направившихся к ним двух парней.
«Ага, вот ты чё такой смелый».
Один был высокий, мощный, спортивного телосложения. Второй толстый, пониже ростом, с неестественно белыми, навыкате, глазами.
У пивной курило несколько мужиков. Бутусов сильно толкнул одного из них, пытаясь внести сумятицу и оторваться от Гусёнка. Толстый, с неожиданным проворством, метнулся за ним и, расталкивая людей, схватил его за куртку.
- Э, потише, ребята, — послышался чей-то голос.
- А ну стой, чё ты линяешь? – зашипел, потянув на себя куртку, толстый.
- Чё ты хочешь?
- Пошли во двор зайдём, поговорим.
- Пошёл ты.
- Ты чё, чмо, оборзел? – вмешался накачанный. – У тебя чё, здоровья лишнего много?
Бутусов рванулся, пытаясь освободить куртку. Послышался треск материи. Сумка с банкой запуталась между ног, больно стукнув по правому колену. Стоящие неподалёку мужики смущённо отворачивались, делая вид, что ничего не происходит. Толстый с прыжка саданул коленом в живот. Глухо ударилась об асфальт сумка, внутри хрустнула банка с пивом, и вокруг стало расползаться тёмное мокрое пятно. Бутусов, поймав толстого за ногу, медленно завалился вместе с ним набок. Потом что-то лопнуло в голове. Повернувшись, он отчётливо видел несколько ударов в лицо, которые со знанием дела ему наносил накачанный. На какое-то время Бутусов оглох; крутанувшись на земле, он попробовал встать. Ноги подогнулись и безвольно понесли его вбок, на стену дома. Голова тупо стукнулась о кирпич. Бутусов оттолкнулся от стены и, покачнувшись, снова упал на асфальт. Толстый с Гусёнком подхватили его под руки и потащили через проулок во двор, находящийся за пивной. Всё так же светило солнце. Мужики побросали окурки и быстро ретировались в пивную, от греха подальше. Там их ждало разбавленное пиво и пустые разговоры ни о чём и обо всём.
Во дворе Бутусова усадили на лавку. Вокруг валялась рыбная чешуя, старательно разбросанная Касаткиным.
«Опять знакомые места».
Включился слух. Шум листвы под лёгким осенним ветерком, сладкая капель.
- Сука, штаны из-за него испачкал.
Толстый коротко снизу локтём нанёс очень сильный удар, пришедшийся слева в переносицу. Брызнула тёмно-алая кровь, заливая куртку.
«Увы, начинаем кумарный полёт…»
Бутусов заскулил, закрывая лицо руками, затем рванулся, вскакивая с лавки, и воткнул правую руку, сжатую в кулак, прямо в приоткрытый рот толстого. Послышался характерный хруст челюсти и зубов. Толстый отшатнулся назад, завыв от боли окровавленным ртом. Накачанный толчком сбил Бутусова с ног и, взяв его за волосы, несколько раз ударил головой о чугунную изогнутую ножку лавки. Удары принесли облегчение. Наступило забвение. Когда Бутусова со звериным остервенением топтал Толстый, держась рукой, сквозь пальцы которой сочилась кровь, за разбитый рот, тому уже было всё равно. Мозг его отключился от тела, не чувствуя тяжёлых ударов в голову и ломающихся рёбер. С четвёртого этажа громко кричала добрая женщина. Воробьи купались в маленьких лужицах. Солнце отогревало замёрзшую за зиму землю. За двором, с улицы доносился шум проезжающих машин. Обычный день. Никому нет дела до возни у лавочки, стоящей в тени густых старых тополей. Никому, кроме кричащей женщины с четвёртого этажа.