Шева : Ебля - II*

* оригинальная тема Арлекина, реминисценции автора



Любите ли вы театр так, как люблю его я?
Тьфу, да это ж уже написано! И не мной.
Да и хуйсним.
Собственно, я хотел спросить — любите ли вы ебаться, как это люблю я?
Если вы говорите — да, вы — не угадали.
Ибо я — не люблю ебаться.
Это — не ко мне.
Это, как недавно отметил достопочтенный Кин, — к шахтерам.
Которые, по его наблюдениям, под личиной психоделического осьминога африканской радуги на закате душных дней делают это под дружное стоккато лоскутов эктодермы, дружно образуя при этом спиральный геликоид вселенской пракрити и тем самым доводя пациенток до эпилептических судорог.
Провоцируя при этом диффузию вагинальной эстетики и анатомического фатализма.
А я вот — нет.
Как правильно заметил кто-то из классиков: тыкать в женщину хуем — некрасиво.


Но вчера мне понравилось.
Причем понравились буквально всего две вещи.
Или три.
Казалось бы, если при ебле из-за вибраций, постоянной тряски и обильной смазки хуй периодически выскакивает — что тут может понравиться?
А вот — хуюшки!
Когда его сразу же нетерпеливыми ласковыми пальчиками обнимают и засосывают в теплое обратно, и ты чувствуешь, что тебя — хотят, а ты — можешь.
Еще долго не кончать.
Когда становится настолько влажно, мокро и липко, что это начинает вызывать дисмкомфорт, и вы вдвоем идете в душ.
И ты говоришь — Помой его!
Процесс, осуществляемый неспешными, плавными, нежными, но умелыми движениями, нет, даже не движениями, а лишь прикосновениями намыленных ладоней, охватывающих член, сжимающих яички и восстанавливающих нужную кондицию, заставляет вспомнить пацанячьи мечты и смелые эксперименты над тобой старших лишь на несколько лет двоюродных сестер.
Когда периодически достают, а точнее — развлекают звонки мужа, с настойчивостью дятла пытающегося узнать у супруги, где она находится, чем занята и когда будет дома.
Чем занята, чем занята?! Да вот тем и занята!
Свежую струю, если можно так нескромно выразиться, в монотонность процесса вносит стучащая в двери номера встревоженная дежурная с ресепшна со словами — У вас все в порядке?!
И я ее понимаю — мало ли что там может происходить в номере, из которого уже полтора часа доносятся громкие женские крики и стоны.
Вон, газеты почитаешь — маньяк на маньяке!
Но ближе к завершению сладкого процесса ты вдруг осознаешь, что возникла небольшая проблема.
Ты забыл имя той, кого ты ебешь. А язык или мозг «на автомате» предательски подсказывают имя той, которую закрыв глаза, ты будто видишь и ощущаешь.
Но которой здесь нет.
И тебе становится неловко.
И грустно.


И наконец, выжатый, прощу прощения за тавтологию, до конца, ты откидываешься с чувством честно выполненного долга.
Ты кончил.
Она кончила.
Мы кончили.
Все кончили.
Азбука нелюбви.


И ты неожиданно думаешь — как хорошо, что без любви.
Без этих на хрен никому не нужных чувств, вздыханий, переживаний, обид, разочарований, перехватывания дыхания, комков в горле, наворачивающихся слез, теснения в груди, дрожи в голосе, поздневечерних и ночных пьяных звонков и эсэмэсок, ревности, всплесков вселенской жалости и нежности к ней, за нее.
Самой лучшей в мире улыбки.
И такой родной родинки на груди.
Вот только на следующее утро почему-то кажется, что сделал подлость.
Или предательство.
И на душе, как любили писать в девятнадцатом веке — гадко.
И корень этого слова время от времени, как катящийся камень Rolling Stone, переваливается в голове через всплески былых радостей и мелких недоразумений.
…На каждого Вронского всегда найдется тот, кто с удовольствием добьет? или допьет? его любовь.
Да нет, не Анну.
Красавицу Фру-Фру.