чалдон : Патологоанатом (Из цикла

Однажды глубоким летним вечером я лежал на диване и чутко уловил стук в дверь. «Кто бы это мог быть, — подумал я, — так поздно?». Однако встал с дивана и бесстрашно отпер дверь. На лестничной площадке стояли двое: мужик в белом халате и девка.
- Привет, — сказал мужик, — я патологоанатом.
- А эта? — спросил я.
- А я медичка, — сказала она, пошатнувшись, — студентка-практикантка, девчонка-лесбиянка.
- Не надо мне таких, — сказал я, краснея и пытаясь закрыть дверь.
- Э-э, — заволновался патологоанатом, — куда же нам теперь? Мне сказали, что ты хороший парень, и если людям некуда… точнее, э-э, негде...
- Хорошо, хорошо, — сказал я, — валите на кухню. Только уговор — громко не сопеть.
- Ладно, ладно, — сказал он, — за кого ты нас держишь?
Они прошли на кухню, грохнули диваном и громко засопели. «Ну вот, — подумал я, укладываясь на свой диван, — надо было взять с них расписку. Документ все-таки. А теперь попробуй предъяви им нарушение режима». Девчонка вскрикнула. «.......», — подумал я, переворачиваясь на другой бок и, укрывшись с головой одеялом, положив сверху подушку, вслушался: было тихо. «Что-то тут не то, — подумал я, — сейчас должен быть удовлетворенный смех, а его нет. Гости на кухне есть, а удовлетворенного смеха нет. Конечно, при неудовлетворенности может быть насмешка, но ее нет также». Быть может, я практик и никакой, но уж в теории-то хоть как-то разбираюсь. Я откинул подушку, ложную скромность и пошел на кухню. «Только ради теории, — говорил я себе, — только ради нее...», — и перешагнул порог.
… На кухне ярко горел свет. Диван был разложен, но не застелен. Напротив, простыней был застелен кухонный стол, на нем лежала девушка, патологоанатом стоял у стола, спиной ко мне, и я мог видеть только ее ноги, свисающие вслед за краем простыни. «Что же это, — подумал я, — как же так: на кухонном столе. Где же я теперь есть-то буду?»
Подошел к столу. На белой простыне лежало тело девушки. От горла до низа живота шел аккуратный разрез, открывавший внутренности. «Так, — подумал я, — милиция, понятые, алиби, свидетели, презумпция невиновности, только что приехал...».
- Ты извини, — заметил меня патологоанатом, — не могу без работы. Но понимаешь, — продолжал он, — я только что сделал научное открытие. Хочешь быть соавтором?
«Так, подельника мне шьет», — подумал я.
- Видишь ли, — говорил он, — ее просто нет. Все так естественно — нет и все.
- Да, — сказал я, — вижу. Только что была — и уже нет.
Патологоанатом сделал удивленное лицо и вдруг рассмеялся.
- Да ведь я совсем про другое, — успокаивал он меня, — я ведь про внутреннее.
«Внутреннее, — подумал я, — это что еще такое? Некрофил или есть ее будет? Больше без рекомендации никого не пущу».
- Дело в том, — объяснял мне патологоанатом, — что я ими уже давно занимаюсь, (рецидивист, мелькнуло у меня), и никак не мог понять: где она у них, какая она у них? А оказывается все просто: ее у них просто нет. Понимаешь, — засверкал он глазами, — у женщин души просто нет!
- Совсем? — изумился я.
- Ну конечно! — он был уверен.
- А что есть?
- А вот смотри, — он раздвинул разрез пинцетом и стал показывать, — вот это хитрость, — ткнул он во что-то огромное, — это измена, это любовь, смотри, как приспосабливается, а вот это, видишь, такая маленькая, это память, она у них со зрением связана, а это, наклонись поближе, а то не увидишь, это верность, но она у современных особей почти не развита, редкое, надо сказать, явление.
Он еще несколько минут наслаждался своим открытием, затем сказал: «Ну, хватит», достал из кармана небольшой хромированный прибор, провел им вдоль разреза, и тело срослось, будто ничего и не было. Тряхнул девушку, и она открыла глаза…
Утром, когда они уходили, патологоанатом протянул мне хромированный прибор: «Дарю. Может, пригодится». А девушка поцеловала меня в щеку, сказала: «Спасибо за гостеприимство», и обещающе улыбнулась.
«Все-таки он не прав, — подумал я, — в них что-то есть. Просто он не разглядел. Когда она придет в следующий раз одна, я попробую сделать это сам».


1992