Ирма : I''''m losing my favourite game»

Он никогда не приходит вовремя. Он любит злить. А еще больше ему нравится, когда к нему прихожу я. Всегда и неизменно он желает меня, вина и политых карамелью яблок. Я хороша сама по себе. Но все же для полного комплекта приходиться тащить Каберне и Джонаголд. Он варит глинтвейн, рассказывает мне о своих безнадежных учениках и прошлых любовях. Я собираю пазлы, грызу миндаль, слушаю грустную пьесу по радио, а не его. Пока дело не доходит до главного, трудно понять, что нас связывает вместе. Этот бином Ньютона, мы пытаемся разгадать уже который год. И все безуспешно.
Неспешно трахаясь, мы застаем сумерки, любуемся терракотовым закатом, наблюдаем за облаками, плывущими в сторону порта. Мой крик заглушает песни пьяных рабочих под окнами. Я кричу так, словно меня и вправду насилуют. Не стону, ни охаю, ни ахаю, а именно кричу.

- Я не хочу делить тебя с ним, — говорит он после первой, самой вкусной, самой терпкой сигареты. – Ну, скажи я ведь лучше? Лучше?! С ним же тебе не так хорошо? – Разворачивает мое лицо к себе и жадно целует. Мы начинаем по-новой. Какие к черту фитнес — клубы, пробежки по утрам, диеты? Скоро от такой прыти я буду светиться, и в меня можно будет заглянуть как в аквариум с разноцветными рыбками.
Иногда я остаюсь с ночевкой. Выгоняю его курить на балкон, проветриваю комнату. Кромсаю в глубокую салатницу спелые помидоры, хрустящие огурцы, румяную паприку. Жарю на гриле шматы свинины и обезглавленных креветок. Щедро поливаю все это оливковым маслом и лимонным соком. Голая я готовлю гораздо вкуснее. На этом же столе он открывает мне новые грани своих возможностей. Аппетит приходит во время еды.
Мне всегда с ним сложно прощаться. Я мешкаюсь в прихожей, ищу подходящие слова сожаления, но скучать я не умею. В очередной раз напоминаю ему, чтобы он не звонил мне первым. И все равно он будет звонить. Прерывисто дышать в трубку, накручивать несколько раз за ночь диск телефона, заваливать почту письмами. Все это на зло, в отместку. Друг друга нам уже не переделать. Когда-нибудь он устанет ждать, утратит веру, обрастет с головы до пят рационализмом, да и пошлет меня к чертям собачьим. И будет прав. Пока же я оставляю одну маску счастливого лица у него в парадном.

Вторую маску я надеваю на пороге собственного дома. Дома, где не разбиваются сердца. Где никогда истерично не гремит посуда, не витает дух сомнения. В этом доме живешь ты. Я привыкаю к уютному быту мягкой драпировки, тяжелым шторам, широкой кровати и бледно-голубой ванной. К твоему телу спящему рядом. Твои губы пахнут морем и солнцем, даже если ты полгода не бываешь на юге. Твои руки знают меня лучше, чем я сама. На жестком диске памяти я храню все слова, сказанные тобой. Но несколько раз в неделю, в те редкие часы и секунды, когда тебя нет рядом, я дроблю себя на части. Одна моя часть со всех ног бежит к нему. Вторая — варит на кухне суп, болтает с подругой по телефону, занимается всеми этими навязанными с пеленок женскими глупостями. Третья – роет вам могилу обоим. Тебе и ему. Братскую могилу. Я уже представляю, как буду эффектно смотреться в строгом приталенном черном платье. Как страдания сделают мою кожу белее, прозрачней, тоньше. Горевать легче, чем радоваться жизни. Счастье приходиться отмеривать по крупицам, озираясь по сторонам на прошлое, нерешительно заглядывая в будущее. И только в полной мере можно грустить в настоящем. Я плачу, будто и, правда, кто-то умер. Выпиваю рюмки три бальзама, с красным носом и потекшей тушью висну на твоей шее, влажно целую. Умытая, настрадавшись вдоволь, я занимаюсь с тобой любовью. Совершенно по-другому. Абсолютно не так, как с ним. Завяжи мне глаза, лиши меня возможности обонять, я все равно узнаю торопливые пунктиры твоих поцелуев. Грудное стаккато «а-а-а-а-а!», накрывает меня с головой девятым валом. Я не чувствую костей, мышц и сухожилий. Я — в невесомости. Но на моих запястьях и щиколотках слишком шумно что-то звенит: ночью я блуждаю по дому кентервильским привидением.
Как черепаха высовываю голову из панциря счастья и тоскую, сама не знаю почему. Тоска меняет цвет кожи, словно хамелеон. Никто из нас троих не врет, но все дружно недоговаривают. Глупая детская игра «ты – мне – я — тебе» и так по кругу. Загнанными пестрыми лошадками мы бегам по ипподрому, ставя новые рекорды, но не скидываем своего ездока. Да и разве это важно, кто в седле, а кто в сбруе. Позволяем любить в разных проекциях, но по-настоящему не любим. Даже до конца растеряв себя, мы с легкостью найдем друг другу замену. «I''''m losing my favourite game» — пою я, хотя песня совсем не об этом. Совсем не об этом.