Volonter : Свободный человек

- А я помню ещё году этак в восемьдесят девятом, когда второй раз откинулся, решил завязать на время, ну это… раны там зализать, да и подлечиться. Прикинь, я пятерик за кражу мотал в читинской области, так уже на втором месяце тубзиком заразился. И, главное, не пойму до сих пор, где, вроде ни одного больного в отряде не было.

Ну вот, короче… решил я к бабке в деревню махнуть, она в ивановской области жила… в Моржовке. Ну приезжаю я в общем, смотрю, а дом-то пустой, окна заколочены, забор обвалился. Я к соседям, мол, где бабка? Они и сказали, что уж полгода уж как померла. Ну, у неё с сердцем там что-то или… хрен поймешь в общем, да я и особо не вникал. Самое удивительное, что письмо-то последнее я получил от неё аккурат за неделю до конца срока. К себе звала. Даты не стояло на писульке, ну вот я и подумал, что свежее оно. Почта, бля… Вот так, Федя, остался я на этом свете один - одинешенек.

- А родители?

- Какие уж там родители… Отца я не видел ни разу, он как в пятьдесят пятом меня заделал, так и смылся куда-то. Слышал я потом, удалым хлопцем папаня был, ходок пять в активе имел. В него я, видимо, пошел. Сгнил папка так и наверное в лагерях… Маманя мне про него особо не рассказывала, да и не до меня ей особо было. Мы с ней поначалу в коммуналке в Мытищах жили. Работала она приемщицей белья в прачечной, денег конечно не хватало. Вот и начал я с малых лет… не тем заниматься. То булку в магазине сопру, то в очереди за молоком у мужичка мелочь какую-нибудь из кармана вытащу. Везло до поры, до времени. Один раз только участковый прихватил, за то что мы с пацанами по дури со склада незапертого пять покрышек для самосвала умыкнули. До сих пор не могу понять, на хрена нам эти покрышки нужны были? То ли сжечь, то ли… Попало, конечно от матери. В детской комнате на учёт поставили. Но это ещё не самое страшное. Где-то с того момента мамка пить и начала. Сначала, вроде, понемногу. Я ж целыми днями на улице пропадал, прихожу бывало вечером домой, а она уже навеселе. Водкой пахнет. Ходит такая радостная вся, мол хочешь ли Женечка мороженого? Или лимонадику? И деньги давала. Она мне никогда трезвая деньги не давала, а пьяненькая постоянно по пять-десять копеек совала. По ночам правда, мамка долго заснуть не могла. Плакала почему-то…

Ну а потом мать окончательно спилась. Мужики какие-то стали дома появляться, выгоняли меня из комнаты. Я ж маленький был, сдачи дать не мог, вот и приходилось идти к друзьям ночевать. Потом она как-то домой с очередной пьянки не вернулась. Через неделю нашли её в кювете где-то под Москвой с перерезанным горлом. Мне как раз за месяц до этого двенадцать стукнуло. Бабушка тогда на Сахалине жила, так что отдали в детский дом. Вот и все родители.

Так вот, что-то я отвлёкся. В деревне по первости стремался, все-таки всю жизнь в городах, да в тайге прожил. Мал – помалу, избу в порядок привёл, ну и пошел в колхоз, на работу устраиваться. А тогда знаешь, время такое было, что колхозы буквально загнивали, техника вся износилась, никто ничего не сеял, так что я вроде как и не нужен оказался. Тем более не умел ничего особо. Только лес валить да камни таскать, ха-ха. Устроился я, короче, дояром на ферму. Прикинь, я, здоровый молодой мужик, дояром! По началу, конечно, непривычно было, тем более колхоз наш крайне отсталый был – никакой автоматики, приходилось вручную доить. Но потом привык. Коллектив опять же женский. Лепота!

- И что, как здоровье-то стало?

- Вот это-то самое удивительное… Я же под конец срока совсем никакой стал. Еле говорил, кашлял постоянно, казалось вот-вот и легкие выхаркну. А тут считай уж через полгодика на деревенских-то харчах и воздухе совсем здоровый стал. К местному фельдшеру заходил частенько, он мне таблетки какие-то выписывал, так что жить было можно. Вообще, деревня это место такое…

Представляешь, я уж было и жениться собрался. Да! Ну чё ты смеешься? Я ведь ещё молод тогда был относительно, тридцать три года считай ещё не возраст. С дояркой одной с нашей же фермы перепихнулись разок, а у них там взгляды старые, мол сделал дело – женись! Эх, деревня… Я поначалу-то не хотел, а потом подумал хорошенько, ну ни всю же жизнь мне бобылем жить. Правильно? Тем более, мне моя «избранница» даже нравилась. Крепкая такая красивая девка. Моложе правда была лет на десять, но ведь это не главное…

- А что же не женился?

- А вот тут-то Федя и началось всё самое мрачное… Приехал ко мне как-то в село знакомый один по второй ходке. Коля Ригер. В одном отряде сидели. Не знаю уж как он на меня вышел, но факт в том, что приперся он не один а ещё с двумя хлопцами, здоровыми такими. И что самое удивительное на абсолютно новом «жигуле». Это ж был девяностый год, новая машина, да хоть какая, считалась тогда признаком состоятельности хозяина. Я ещё помню спросил, что, мол, разбогател? Он и отвечает, что наступает новое время, это только ты, мол, Евгений, старыми категориями живешь. В общем маза была в том, что сколотил Коля бригаду и занимались они рэкетом новоявленных бизнесменов. Ларёчников там всяких. Вот он и настойчиво попросил меня влиться. Типа, у них там какие-то тёрки начались с конкурентами, свой народ позарез нужен. Я, поначалу-то, конечно отказывался. Всё таки, только жизнь, считай, устроил. А как самогону вмазали, так и поплыл. Тем более должок у меня был ещё зоновский перед Колей, спас он меня как-то раз конкретно. Ну, короче, согласился я.

- А «Ригер», это кличка или фамилия?

- Да чёрт его знает. Погоняло наверное… Всё таки Ригер – жидовская фамилия какая-то, а он вроде русским был. Ну в общем не суть. Короче, собрался я и поехал с ними. Приезжаем в Москву, и меня на хате какой-то съемной в Ясенево поселили. Ни телефона, ни телевизора, ни даже воды горячей. Спал на полу, накрывшись старыми газетами. На следующий день решил с утра сходить погулять, Москву вспомнить. Доехал даже до Мытищ родимых. Дом, правда, снесли наш старый, новый построили. Двенадцатиэтажку. Возвращаюсь обратно, а там меня уже ждёт Ригер с компанией. Разорался, козёл, мол, куда съебался? Сказано же было дома сидеть! В общем стрелка у них была забита с конкурентами ихними. Мы и поехали. Прикинь, пятнадцать человек на трех старых жигулях и одном новом. Во времена были! Нынешним бандюгам такое наверное и не снилось. Приезжаем куда-то в Тушино. Ну где-то в районе аэродрома завод какой-то заброшенный стоит, вот в одном из корпусов пустынных и была назначена наша встреча. Никаких автоматов или гранат тогда и в помине не было. Взяли арматурины какие-то, палки деревянные. Стоим ждем. Я огляделся вокруг: рядом одни пареньки лет по восемнадцать стоят. Боксеры видимо, накаченные такие. И мы с Ригером типа авторитеты. Боже мой…

И тут случилось то, чего я боялся больше всего. Откуда-то, из разных щелей, повыскакивали менты в масках и за какие-то несколько секунд всех повязали. Видимо сдали нас наши соперники. На суде, естественно, нам с Колей, как самым старым, впаяли по восемь годков, за «организацию преступной группы», остальную же молодежь привлекли чуть ли не условно. Я тут одного из наших тогдашних подельников в газете на фотографии видел. Депутат сейчас… Так что мой тебе совет, Федя, если сейчас выберемся, никогда, повторяю, никогда не связывайся больше с уголовниками.

- Ладно, ну вот ещё тогда вопрос. Я убежал понятно почему, мне ещё сидеть и сидеть, но тебе-то Евгений, пять месяцев осталось. Зачем?

- Ну это знаешь, как у Шукшина в каком-то рассказе. Понимаешь, не могу я больше, у меня всё так и ноет. Я думаю, если доберемся до города, а там можно уехать в какое-нибудь село, где никто меня искать не будет. Тем более чувствую не проживу я эти пять месяцев на зоне, туберкулёз-то он во мне. Сейчас лето, и, мне кажется, мы выдюжим. Всё, давай спи. Завтра нам надо ещё до хера пройти, думаю к реке выйдем. А там легче будет.

* * *

Труп сорокадвухлетнего беглого заключенного Евгения Малышева был найден седьмого августа 1998 года в тайге в семи километрах от устья Ангары поисковой группой с заточкой в боку. Вместе с двадцатилетним Федором Лапушкиным, осужденным за двойное убийство, они проделали путь в 218 километров, после чего Лапушкин убил Малышева, забрал карту и сухари, предполагая, что последующий путь до реки он сможет пройти в одиночестве. Больше его никто не видел.

Тело Малышева было кремировано. Но его душа, поднявшаяся высоко вверх, была рада, ведь последние минуты жизни он прожил свободным человеком