чалдон : НОЧНОЕ МОРЕ

Белел песок солончаком. И покрывал пространство между морем и поселком, — дороги к морю нет. А солнце против моря заходило, блином свинцовым делая его на плоской раскаленной сковородке в мизинец глубиной. Весь день без перерыва палило это солнце и жарило его.
До моря расстоянье — на полчаса ходьбы. Неторопливо, — и знал, конечно, что на юге быстро, без сумерек темнеет, — он пошел. В поселке жил всего два дня. К такому пеклу непривычный, спасался только тем, что обливал себя водой холодной из ведра. Но в восемь вечера колонку закрывали на замок.
Он шел по улице и видел: дворы мощёные прохладным кирпичом, листвой густой закрытые от солнца; столы под деревом за каменным забором, с зеленым чаем чайник и пиалы на столе. И представлял, как даже слабый ветер холодит согретое горячим чаем тело.
Дождя здесь не было давно. Земля морщинами покрылась, как лица темные южанок, и старилась, наверно, так же быстро.
Идти немного оставалось. Чуть слышалось уже: большое море дышит равномерно, волной тяжелой и соленой, прохладной, вероятно, о камни ударяясь и влагой воздух наполняя и запахами дна. На дно и солнце уходило.
Разделся быстро, на ходу, зашел по пояс в море и поплыл. Он к солнцу плыл, вода не ощущалась, — такая теплая и темная была, а волны вскоре прекратили движение свое, и в плоском море солнце утонуло, и он нырнул за ним, а вынырнул один — в кромешной плотной южной темноте.
Ни звука абсолютно. И видимости ровно никакой. Представил он, что можно плыть всю ночь. Насколько хватит сил. В открытом море очутиться, лишь только рассветет. И не боялся глубины. Что снизу и что сверху глубина, — какая разница ему, пока он не устал.
И раньше плавал по ночам — в родной реке дорогой лунной, — на берегу горел костер. А здесь огонь на берегу он развести не догадался.
Но понемногу, постепенно, все уходило ощущенье, что может жить здесь бесконечно — в пространстве темном и бескрайнем — невесомый, свободен абсолютно, одинок. Он уставал. Соленая и горькая вода все меньше помогала ему держаться на плаву.
В поселке свет не зажигали — и так был долог день, чтобы продлять его еще. Все торопились отдохнуть, — от солнца, света и жары, — короткой ночью южной.
Теперь движенья экономил. Старался вспомнить все, что знал о море — какое здесь теченье, когда прилив или отлив и хоть примерно берега изгиб. Не помнил ничего. Почти не шевелился и слушал ветер слабый, стараясь угадать, откуда дует он. И ветер не подвел — принес ему чуть слышный лай собачий. Затем ругательства и взвизг, — когда он плыл уже на звук, — его направленье подтвердили и опровергли опасенья, что все послышалось ему.
Не мог поверить, — так долго плыл, пока увидел тень обрыва, — что на расстояние такое его от суши унесло. Грести он перестал, задев рукой за илистое дно. И только встал когда, поднявшись из воды, до тошноты усталость ощутил.
В поселке свет зажгли.

1998