Бабанин : Кумиры

Спрашивается, зачем таким людям как я тратить время на чтение книг?! Все равно я ничего не запоминаю, как это получается у других, я не могу процитировать прочитанное уже через два дня. Я не помню всех имен братьев Карамазовых, трех сестер, содержание «Случай в зоопарке», либретто большинства балетов, эпизоды отсмотренных фильмов, имена актеров, даты рождения своих друзей и подруг. Видимо в моем «компьютере» слишком мало «оперативки» и он постоянно стирает все лишнее на ее взгляд. Получается, что лишним оказываются прочитанные книги, отсмотренные фильмы, спектакли, балеты, выставки, имена случайных знакомцев, внешность прекрасных незнакомок, даже мои собственные гениальные мысли! Хорошо, что в какой-то момент я стал скрупулезно записывать значимое в свои «бортовые журналы», благодаря которым, кстати, и случился этот роман! Я бы не вспомнил даже редкоземельное имя героини, не то, чтобы эпизодические персонажи. Конечно, все это можно было бы списать на быстропрогрессирующий старческий склероз, но получается, что прогрессировать он у меня начал лет так в двадцать пять!

У меня даже не получается стать плагиатором – я забываю чужие удачные сюжетные линии быстрее, чем могу записать их и придать хоть какую-нибудь литературную огранку. Поэтому приходится придумывать все самому, а разбросанные цитаты любимчиков – плод еще одной дурацкой привычки – очеркивать в книгах карандашом понравившееся выражение! «Друзья» говорят, что в этом я схож с Лениным!

Большинство знакомых перестало клянчить у меня книги, потому как, благодаря этим «заметкам на полях», они начинают вдумываться, что именно привлекло Маслова к этой фразе и, по их словам, попадают под мое влияние. А не фиг пользоваться моей библиотекой! Тем более, подолгу (иногда и с концами!) не возвращать взятый том.
Ситуация с моим книжным склерозом доходила до абсурда: открываешь наугад Кастанеда и понимаешь, что ты этого не читал! Каждая страница пестрит множеством пометок и отметин, но ощущение, будто это не я! Не я читал, не я подчеркивал, не я залил страницу каким-то липким говном… Тогда кто же?! Более того, читаешь как впервые. На хрена тогда за книгой были потрачены одинокие вечера и, тем более, ночи?! Да за это время я смог бы получить столько новых впечатлений от жизни, потом излить их на бумагу и дойти до того же, до чего доходили Ремарк, Фолкнер, Фитцжеральд, Маркес, Шоу, Толстой, Мюссе, Бокаччо...

В детстве (без принуждения) прочел всего Жюль Верна. Результат: помню только, что все приключения он сочинял, не слезая со своего парижского чердака! Или «чердака»?!

Дед выписал Конан Дойля, и, вслед за ним, в шестилетнем возрасте я вместе с Холмсом и Ватсоном расследовал зверские преступления. Сейчас помню только собаку Баскервилей с фосфорными глазами (да и то лишь потому, что в детстве обвел елочной краской добрые глаза нашей дворовой собаки) и змею, которой вломили прутом по ебальничку, отчего она вернулась и укусила хозяина.

А сколько потрачено времени на Соловьева, Чаадаева, Монтеня, Ницше, Шопенгауэра, Лосева, Сартра, Баха, Кафку, Канта, Фрейда!!! Чтобы убедиться, что после Библии «нет ничего нового под луной»?! Что жизнь – замечательная штука, если к ней именно так и относиться и, наоборот, она – полное говно, если находишь ее именно таковой?! Рано или поздно любой человек становится философом, однако, он об этом не догадывается, поэтому его не публикуют, не цитируют, не обсуждают. Вообще, литература – грандиозный развод! Самый верный способ убить наповал то самое время, которое вы с успехом могли бы посвятить изучению Жизни вообще на примере собственной. К тому же, получается несправедливый перекос: я-то их читал, что-то запомнил, кого-то цитировал, а вот они, в большинстве случаев, меня не просто не читали, — они даже не догадывались о моем существовании!

Представляю, как Алексей Толстой спрашивает у случившегося рядом Булгакова: «Миша, как вам последний роман Маслова? Что?! Не читали? Кошмар! Да это же, знаете ли, новая струя, новая тенденция, новая литература! Очень рекомендую. Правда, мой экземпляр сейчас у Катаева – мерзавец, зачитал до дыр! Вернет, дам. Настоятельно рекомендую. А то вы, батенька, все ностальгируете по прежнему порядку, а у Маслова никакой политики, никакой религии – сплошь человеческие трагикомедии. Вот у кого поучились бы, Миша! Хватит уже этой, знаете ли, белогвардейщины, наркоты и церковщины!»
Или, к примеру, Зигмунд пишет Цвейгу: «Спасибо за Ваш визит. К сожалению, обстоятельства вынудили меня уехать в Лондон, однако книгу Вашего любимчика я прочел с большим интересом! Какой славный материал, подтверждающий мою теорию! Какой само-психоанализ! Без тени позерства или игрой со словом – сплошь диалог Сверх-Я и Оно! Порадовал он меня, славный писатель! Знаете, на его фоне даже, подчас вымученные, страдания героев Достоевского выглядят комично и деланно. Словом, передавайте ему низкий поклон и просьбу использовать цитаты из его романа для иллюстрации моей теории. Ваш Зигмунд».
Если уж меня так тыркнуло, то подслушаю-ка я кухонный разговор Лимонова и Исаевича.

- Да вы поймите, Эдуард, русская литература – это не грязная постель, орущая обсценными оборотами исключительно об… этом! Русская литература – это гражданская позиция, поиск смысла собственной жизни и жизни человечества в общем. Попытка разобраться в многочисленных соблазнах, избавиться от всего вторичного, сиюминутного во имя…
- Идите вы в жопу, Александр Исаевич! Если бы все мы — человечество и, в частности, русский народ копались исключительно в темном прошлом, смаковали перенесенные испытания и боль, то мы так и оставались бы в зоне, в онкодиспансере и на войне! По мне так пусть лучше люди сношаются, радуются, пьют, танцуют, изменяют, влюбляются, чем гниют в лагерях, горят в печах и умирают от рака!
- Но ведь у вашего Маслова влюбленные тоже подолгу не живут. Вместе, по крайней мере! Те же человеческие страдания, но без пользы для цивилизации, прогресса, будущего России. Банальная мещанская провинциальная история. Причем, автор так запутался в повествовании, что и сам не может сформулировать мораль романа.
- А вам, блять, только бы Россию обустроить! А жить-то когда?!
- Тем не менее, Гончарова цитируете, голубчик!
- Якутский вертухай тебе «голубчик»!
Едва сдерживая смех, пытаюсь их примирить:
- Господа, не ссорьтесь. Тем более, из-за меня. Да я, в сравнении с вами – пустое место… под солнцем, правда. В лагерях не был, в жопу меня не трахали… Не ссорьтесь, мне неловко.
- А ты, мудак, не вмешивайся! Я подпрягаюсь за тебя для того, чтобы старперы поняли: нельзя всю жизнь посвятить идее, строительству говенного государства, которое потом приходится разрушать до основания. Надо жить, видеть прелести своей жизни, влюбляться, страдать, совершать глупые ошибки и не жалеть о них. А они нас снова тянут на парашу в своих мемуарах!
- Эдик, Александр Иосифович…
- Исаевич!
- Простите бога ради. Александр Исаевич пишет о том, что хорошо знает, что взволновало его, причинило боль, от которой он не может оправиться.
- Пусть от своей боли оправляется на параше, но в одиночку, а не зазывает туда всю Россию! И вообще, Маслов, не шестери! Или, небось, решил от Нобелевского лауреата заполучить рецензию на обложку своего романа? Да я тебе сейчас пизды дам!
В это время раздается звонок:
- Маслов, узнал? Да, Василий, тот самый. Не забыл, чувак? Слушай, прочел на одном дыхании твой «Лоарт» – круто, старик, ой как круто! Все-таки, чувствуется Аксенов девяностых: тот же драйв, тот же джаз по жизни, тот же Крым! Предлагаю встретиться, я познакомлю тебя с приличным издателем. Мои рекомендации дорогого стоят. А с тебя коньяк в твоем Херсонесе в компании с Ло, идет? Не боись, чувачок, для нее я слишком… взрослый. Лады? Да, после твоего романа я всерьез решил купить дом в Херсонесе, так что, скоро станем соседями. Ну, хоп! И не минорь, иначе сломаешь слог и стиль. Превратишься сам знаешь в кого.

Нет, беру свои слова взад (про никчемность книгочейства) – что-то оно дает. Не могу выразить точно, но ощущение, что ты не один такой придурок – нас много и мы неистребимы. Мы, как Брейгелевские слепые растянулись, взявшись за руки, от ветхозаветных времен до эпохи «всемирной паутины». Мы живем и думаем почти одинаково, но выражаем это разными словами. Среди нас не бывает неудачников и фаворитов судьбы. Даже Нобелевские лауреаты столь же несчастны, как с удовольствием спивающиеся неизвестные писатели. У всех у нас есть одна радость – прислушиваться, принюхиваться, приглядываться к жизни, собирать ее по фрагментам и консервировать эту жизнь на грядущую зиму человечества.
И одно проклятие тоже на всех – каждое мгновение ощущать бесцельность этого процесса и безысходное собственное одиночество в бескрайней ледяной пустыне по имени Жизнь!
***