Симон Молофья и Мясные зайки : Хроническая Духовность в Днепропетровске. Отчет об ацком отжыге

Я проснулся. Первым делом я ощупал челюсти – на месте ли зубы. Все зубы были на месте, хвала Джа. Вечерина удалась. Потом я пошевелил левой рукой, и ощутив привычную тяжесть котлов (без турбийона, гы гы) повеселел еще больше.
Сканирование карманов придало мне еще больше оптимизма – я не проебал не
только корпоративную мабилу, но даже каким – то чудом лопатник с ксивами.
Думаю, о том ,что лопатник был пуст, упоминать не стоит.
Потом я ощупал ебальник. Он конечно был как подушка после того, как на ней
поебались малолетки – измятый и мягкий, однако без побоев.

И я стал припоминать…. Воспоминания всплывали нехотя из мутной воды раздутыми
белыми брюхами вверх….

Дока я встретил на вокзале в семь утра. Он был за каким-то хуем трезв. И я был трезв зачем-то. Нелепица.

Мы пошли неспешно по главному проспекту Днепропетровска, беседуя о своем. Люди дико озирались нам вслед. Потом нам захотелось жрать. Я сказал слово МАКДОНАЛЬДС и пожалел –Доктор Просекос сходу начал дико рыгать прямо на узорчатую тротуарную плитку проспекта. А пожрать по ходу в Днепре негде.
Мы пришли на скоцкий центральный рынок, Док (наивняк!) оставил рюкзачину в
ячейке камеры храненеия, и , конечно, сходу проебал ключ. Мы купили харча и
стали вызволять из плена Доков рюкзак. Рюкзачина по ходу хуй вызволялся. Плюс
охранники оказывали противодействие. Сцуки. Я по ходу собираюсь подать жалобу в ООН. Омбудсмену, йопта. Я уж хотел залупнуться с гопнического вида охранником, но тут Просекос нашел в кармане ключ, и я, даже не плюнув охраннику на штиблету, отвалил.

Потом мы добрались до офиса корпорации ЛОГОС, где я и служу. Просекос все время орал с моего родного города – российским киевлянам такие туманные ланшафты режут глаз, как бритва. Док кашлял, вытирал слезящиеся глаза и говорил, что это не город а газенваген и куда смотрит экологическая милицыя.

На фирме я выволок в сад офисный стол и кресла с отломаными колесиками
(ломаются, сцуки, постоянно). Док эквилибрировал, наливая себе кофий, стараясь не наебнуццо. В саду было славно – трава была зелена и курчавый виноград нашопывал нам что-то. Мы чинно сидели за офисным столом, застеленным свежим номером ЭКОНОМИЧЕСКОГО ОБОЗРЕНИЯ (хуле, служба стратегического маркетинга как-никак), кушали красную рыбку, и свежий сыр, и соусы, и зелень и всякие овощи. Док рассказывал про своё редакторское жытье-бытье всякия поучительныя и моральныя истории. За решетками окон офиса маячили любопытствующие личины сотрудникоф. Однако потрапезничать с нами запуганные корпоративные девочки отказались.

Мы не пили, клянусь собаками. У нас впереди было выступление. Я пил монастырский квас, док пил минералку.
Потом принесли десерт – торт и кофий. Потом док пошел в корпоративную душевую ополоснуться перед тяжким путешествием по Днепропетровску.

Явление ополоснувшегося Просекоса в голом торсе, с полотенцем через плечо и туфлях на босу ногу в коридоре офиса вызвало фурор среди офисменеджеров и прочих андроидов. Они выпучивали глаза и давились кофием.

В общем, ополоснутый Док с сорванной со стены моего офиса картой упиздил любоваться видами Днепра, я же зафтыкал. Я не знаю, где носило Просекоса пока я фтыкал, но он феноменально успел нарыть в Днепре несколько осетинских точек - док по ходу осетин, и, как он мне признался,собирается валить в Осетию стрингером.

За это время Просекос успел побывать в неимоверно чудесном Краеведческом музее (не знаю как он,у него видать крепкие нервы, а я вот когда туда попадаю, мне всю дорогу охота спиздить какую-нить историческую байду). А вот в Диораму форсирования Днепра его не пустили старушки вахтерши. И даже со скандалом выгнали. Потому что Просекос в Украине инкогнито. По российскому загранпаспорту. А с такими документами в Диораму не попасть.
Тем временем для вечернего выступления я пошел печатать постеры: Один фирменный литпромовский с логотипом ресурса и возгласом «ЗА ЧИСТОТУ КАСТЫ», второй «НЕ ОРИ РАБОТАЮТ ЛЮДИ», третий «БРАТИШКА! У НАС НЕ МАТЕРЯЦЦО» и еще спецом для менеджеров среднего звена, которые там тусят в том гламурном кабаке по вечерам – «ЭНЕРДЖАЙЗИКИ! ПОД ЗНАМЕНЕМ АХТУНГА – К ПОБЕДЕ!»
В печатне им. И. Федорова мы с ходу друг другу не понравились. Мне не понравилось что они медленно и через хуй всё делают, им не понравились картинки на моих замечательных постерах. Завязалась перепалка. Я в конце концов послал их на три веселых буквы и посулил чёрта. Они стали кричать охрана. Я напоследок ткнул им всем фак и сыбался, то шо охрана уже шла.

Постеры я напечатал в ближайшем минимаркете. Это Днепропетровск-стайл – рядом за столиками распивают гнилую водку метростроевцы в резиновых сапогах и оранжевых касках, и тут же тебе печатают полноцвет формата А3 в абалденном качестве.

Потом я вернулся на фирму. Чуть погодя, отстранив охранника, на фирму ворвался Доктор Просекос. Ему я обрадовался. Ибо работать мне было в западло. И мы стали есть неведомо откуда нарытые доком в Днепропетровске осетинские пироги фиджин и жрать водку. Док рассказывал леденящие душу истории об осетинской войне, я слушал и мне было не по себе. Потом нас заебало сидеть и мы пошли в СРЕДУ – ниибаццо богемный кабак, где 100 грамм абсенту стоят 10 баксов. Для Днепра это цена пиздец.

Так мы с доком и шли – я прихлебывал пивко, а док поражался хаотической и беспорядочной застройке центра города. Потом его внимание привлек маленький ортодокс. Ортодокс был прыщав, очкаст, с оттопыренными ушами, в пейсах и белой ермолке. Просекос умилился и остаток дорогои мы рассуждали о колонизации восточной Украины евреями.

В СРЕДЕ нас уже ждали. Пока я развешивал постеры, организаторы Хорсев и Ива 220 сходу накачали Просекоса пакетным портвейном. Где взяли не знаю, ибо даже из застрявшего в разъезженной колее времени Днепропетровска он исчез еще в 98.

Появился как всегда хитро ухмыляющийся Явас. За стеклами его очков царили сумерки, и я так и не понял, пьян он или трезв. Явас был в своей фуфайке ХУЙ ЗАБЕЙ, и я усомнился – может это и не фуфайка, а искусно сделанная наколка? Ибо в другой одежде я его не видел.

В общем, СРЕДА забилась потихоньку медиа-агентством ТЕСТЕД, агентством 908, мытэцькою агенциею АРТ_ВЕРТЕП, их девочками, парой маститых литераторов (эти дяди нажрались раньше, чем хотели, поэтому припасенные ими гнилые помидоры и тухлые яйца так в ход и не пошли.)кроме того было несколько идиотов, заплативших по два бакса за вход, и два арабских гомосексуалиста, которые там постоянные посетители. На нашем литературном вечере им было скучнее всех – они по-русски не понимали.

И вот началось. Вышел Явас. Схватился за микрофон. И выпалил : «Двадцать лет под кроватью».
И понеслась. В рассказе Яваса широкими жывописными мазками было описано, как все ебутся со всеми, заскорузлые тампоны и окаменевшие гандоны, труп генерала в парадном мундире, заколотый дилдой, три самотыка – оловянный , стеклянный, деревянный, покрашенные в горошек, потоки слизи из песды развратной старухи, стекающий по ляжкам понос, и прочие живописные ахтунги.
На второй минуте у меня началась истерика – я глядел на лица собравшихся и меня разрывало. Конечно. Почтеннейшая публика думала, что я накурился.
Вот дядя отложил вилку и с омерзением отодвинул пиццу. Вот сидит побелевшая девочка и не донеся до рта стакан с пивом, не может поверить своим ушам.
Такого хард-кора не ждал и я. Количество ахтунгов на квадратный миллиметр рассказа было беспрецедентным. Явас стоял боком к залу и приплясывал.
После фразы «Тут мне на голову полилось что-то тягуче-зеленое, и я стал ловить струйку ртом, это была сифилисная слизь из старухиной сморщенной пизды» Какая-то почтенная дама, зажимая рот обеими руками и сшибая столики, ломанулась к выходу. Девушки расцветали пылающими пунцовыми бутонами. Их кавалеры мрачно играли желваками. Организаторы переглянулись таинственно и саданули с горя по сто водки. Обстановка накалалась. Всё больше людей с перекошенными лицами ломилось в туалет или на воздух. Кто-то набирал скорую.
«И как будет здорово, когда Колька найдет меня здесь, под кроватью, и выебет меня в жопу!!!» задорно разрывался Явас. Я понял, что наверное афтара будут бить.
Я вас громогласно закончил рассказ. Повисла мертвенная тишина. Кто-то опрометчиво хлопнул. И тут раздались загробные рыдания – это меня разорвало снова. Я катался по столику и не мог остановиться. Это как-то разрядило обстановку. Я решил, что Яваса стоит эвакуировать подальше от суда Линча – публика была не готова к такому брутальному хардкору.

Утирая слёзы, я подошел к микрофону. Публика настороженно вытянула шеи. Кто-то горестно выдохнул : “Еще один.»
Я поставил бокал с пивом на пол. Я сел на табуретку. Листы с текстом в руках дубасило крупной дрожью. Было страшно. Я уже видел, как улюлюкающая толпа с факелами тащит вниз по проспекту на веревках наши обгорелые трупы с отрезанными гениталиями. Я отодвинул от лица микрофон, зажмурился и проорал в зал название рассказа: «МЕДВЕДКА».
Медведку приняли хорошо. Люди смеялись и хлопали. Статус-кво был восстановлен. С постера светил в зал горящими глазами-фарами зубастый солдат с окровавленной саперной лопатой в руках. За чистоту касты бля.

Потом читал Просекос. Подпитый старина Просекос выступил по-мистически загробно. Читал трудную вещь – Звуки Хураммабада. Про войну, смерть и кровь. Про места,где живые подобны мертвым а мертвые остаются стоять и не падают.
Больше всего это походило на заупокойную молитву. На камлание шамана над умершим. На ритуал Вуду по воскрешению зомби. Монотонно. На одной ноте. Почти без модуляций. Кошмарные картины и могильный мрак сами втекали в мозг. Люди в зале затихли и остекленели. Маленькая девушка плакала. Кто-то за моим столиком тяжко бычковал окурок в стеклянной пепельнице. Жуткая жуть. Путешествие в загробный мир.

С этого момента я начал накачиваться пивом.

Гости понемногу нажирались.

Дальше читать было невозможно. Приглашенные музыканты сыграли и спели.

Потом повыступали мы со стишками, после чего Явасу хозяин кабака сказал : Не читай больше. Явас обиделся.

Доктор Просекос зачитал педагогический стишок. Люди в зале нажирались всё сильнее. Два раза начиналась драка, но быстро гасла.

Под конец вечера явас нарушил эмбарго и вышел читать опять. Публика в зале стала до него доёбываться. Получился скандал и диспут – Явас скакал по столам и орал «Хуле ж вы пришли если вы такие гламурные» а публика орала «нахуй нам твое говоно у нас есть своё». Потом началось ваще какое-то состязание роботов-гитаристов. Явас и какой-то олдовый письменник встали друг против друга. И по очереди, кто кого переорет, стали орать в лицо друг другу – явас свои брутальные стихи, а олд – трактористские комбайнерские частушки.

Пиво меня уже не брало. С горя я саданул за стойкой двести водки и запил портвейном.

Проснулся я дома…

P.S. …Эффект вакуумной бомбы был достигнут. Слово ЛИТПРОМ обрело в Днепропетровске жуткую черно-красную махновскую окраску. Фирменные постеры с логотипом висят в арт-баре СРЕДА до сих пор. Снимать их не стали.

P.P.S. Яваса мы отправили на следующий день в Москву – подальше от ярости масс. Явас уезжал в развязанных шнурках, вывернутых карманах и с девучкой под мышкой. Так он по вашей МСК щас и шорхается. Так он и на Патрики придет.
Не поите его сильно, если встретите.
С Просекосом мы побродили по Днепропетровку под ливнем, потом в изысканной кофейне в арт-галерее он пил кофе, а я - пиво и мы беседовали о непростых отношениях российского политикума с российской журналистикой.

Съев напоследок осетинского пирога и выпив стакан водки в забегаловке, где когда-то тусили днепропетровские рокеры, Просекос отбыл в столицу независимой Украины город-герой Киев.

Я же нажрался вновь – остановился на Привокзальной послушать, как афганцы поют Розенбаума…