МихХ : Норковая шапка (Часть вторая)

Серое низкое здание притаилось слева от памятника Ленину, рядом с подземным переходом. С разбегу заскочив в проем без двери, Димка, как ни спешил, совершенно ошарашенный тяжелым и резким духом, остановился. В туалете недавно убрали, но это еще более усугубляло шоковое состояние не готового к такому экстриму человека. Окаменевшие на морозе и совсем свежие, слегка дымящие парком кучки густо заполняли узкий проход и ступени, ведущие к зияющим бетонным дырам. Все эти нерукотворные человеческие творения были обильно посыпаны хлоркой, в чем собственно и заключалось вмешательство в ситуацию ленивой уборщицы в грязном, некогда белом халате.
Опомнившись, Димка, словно военный корабль, лавируя среди многочисленных мин, взобрался на ступеньку и умастился над одним из менее загаженных отверстий. Опуститься на корточки стоило особого труда. Из-за сокращения расстояния до склизкого пола запах хлорки и чистейшего азота усилился и вызвал неконтролируемый спазм легких. Глаза предательски слезились, а в носу жгло. Левая ступня из-за наложенного кем-то с умыслом или без такового препятствия неудобно выворачивалась вбок. Приходилось держать громоздкий дипломат под мышкой, не забывая о свободных полах длинной светло-голубой куртки. Но Димка закрыл глаза на все эти неудобства и, с трудом сосредоточившись, дал волю страдающему организму.
Облегчение пришло сразу после того, как отзвучал без претензии на гармонию громкий концерт обтянутого кожей «духового инструмента». Димка уже совсем пришел в себя и прикидывал, как изловчиться и достать из дипломата конспект лекций по марксистско-ленинской этике, чтобы вырвать оттуда так необходимый ему сейчас листок бумаги.
Внезапно в тускло освещенном помещении потемнело еще сильнее. В проходе появился блатного вида мужик в распахнутой телогрейке, с грозно поблескивавшим никелированным кастетом на заколотой перстнями грязной руке. Его оценивающий колючий взгляд заинтересованно уперся в неуклюже сидящего над очком парня.
- Сидишь? – грубо, по-хозяйски, спросил он и протянул свою корявую, с грязными ногтями руку к великолепной норковой шапке.
В одно мгновение перед глазами Димки пронеслась полная эпопея претворения в жизнь мечты. Ему вспомнилось, как еще в школе он стеснялся носить дешевый «петушок» и грезил о, казалось, нереальном меховом великолепии. Как, будучи курсантом, в отпуске ходил совсем без головного убора — хоть морозил уши, но не в силах был унизиться чем-либо другим. Как на свидание брал у друга Мишки слегка поношенную, но престижную ондатровую ушанку. Как, засыпая, грезил собственной — непременно норковой. Как с ломом и кувалдой после отчисления работал на разборке «кразовских» двигателей. Как, экономя на всем, привез домой сто пятьдесят рублей и, не потратив их на гулянки, не отдохнув как полагается, пахал два месяца на кровле некачественным рубероидом деревенских коровников. Как ругался с непонимающей его, настаивающей на дешевой нутрии мамой. Как тетя из Бреста, наконец, без очереди достала дефицитные шкурки. Как долго уговаривали лучшего в районе специалиста- «шапочника», старого еврея Соломона. Как, в конце концов, потратив четыреста кровно заработанных рублей, с благоговением надел это чудо на голову и потом с нетерпением ждал первых морозных дней, когда можно будет гордо пройтись по городу с высоко поднятой головой. Как поймал на себе первый заинтересованный взгляд проходящей мимо красивой и ухоженной женщины...
От гнева в Димкиных и без того затуманенных глазах помутнело. Вложив всю свою накопленную за долгое время злость в плотно сжатый кулак, он, словно молотком, метко ударил покусившегося на его добро мужика. Удар был страшен. Бандит как был с протянутой рукой, так и рухнул в загаженный проход.
— Вот тебе, сука! – удовлетворенно выдохнул Димка, наслаждаясь хрустом ломающегося носа.
Надевая штаны и оправляясь, он торжествующе смотрел на поверженное вражеское тело.
- Так будет с каждым, кто покусится! – всплыла в памяти повеселевшего студента неизвестно откуда взятая фраза.
Вход в сооружение снова что-то заслонило. Детина, похожий, словно брат- близнец, на лежащего в проходе бедолагу, в недоумении вошел внутрь. Увидев друга, он до хруста сжал разрисованные кулаки и с ненавистью посмотрел на Димку. Тот уже не сидел, а стоял во весь громадный рост на ступеньку выше. Оценив свои шансы как мизерные, бывший все это время на стреме бандит ловко переориентировался.
- Вот опять Вовка нажрался, и когда только успел! – фальшиво улыбаясь, процедил он сквозь железные зубы и, обеими руками схватившись за рукав телогрейки, потащил подельника к выходу. Разбитое, окровавленное лицо покусившегося на чужое неудачника ничего не выражало. Небрежно проволоченное тело оставляло смазанный след тошнотворного вида субстанции.

Вдыхая полной грудью свежий зимний воздух, Димка быстро приближался к троллейбусной остановке. Толпа, дожидающаяся вечно запаздывающего транспорта, напряженно бурлила. Неожиданно он увидел курящего в сторонке Мишку и, подкравшись сзади, громко хлопнул о чем-то своем задумавшегося друга по плечу.
- Блядь, кто это? – вздрогнул от неожиданности тот, но, увидев товарища, улыбнулся.
Димка рассказал другу о том, что случилось с ним в привокзальном туалете, правда, о реальной причине посещения неприглядного места умолчал. Во время захватывающего повествования друзья то и дело заботливо поправляли дорогие головные уборы.
- Вот, сука, за дело поплатился! – довольно подытожил Мишка.
- Ага, ты прикинь, как он с переломанным носом и в говне измазанный очнется, – засмеялся Димка и вдруг стал внимательно всматриваться вдаль.
- Гляди, вон, у продуктового, толпа какая? – заинтересовался он.
- Винище дают! Вон «синяки» добро тащат! – без интереса заметил Мишка, указывая на парочку непрезентабельного вида работяг, спешащих уединиться в скверике неподалеку.
- У тебя сколько денег с собой? – спросил Димка.
- Трешка, – в недоумении ответил тот.
- Давай! – он в нетерпении протянул руку. — Держи дипломат.
Через несколько минут разгоряченный, но довольный Димка, толкаясь локтями, выносил из озлобленной очереди два фугаса с огненной водой.
- Накрылась учеба, значит! – оживился Мишка, потирая руки.
- Ну, надо же отметить победу добра над злом! – подтвердил Димка, улыбаясь.
В кафе «Молодежное» друзья зацепили две соломинки для молочных коктейлей и подошли к кинотеатру имени бородатого козлика Калинина.
- «Хон гиль дон»! Ни хуя себе кино! – удивился Димка.
- Корейское, а вон и второе название, для ясности: «Парень со свирелью»! – прочитал Мишка.
- А, все равно выпить негде, а там хоть тепло, – стал выгребать из кармана мелочь Димка.


- Неплохая вещь, только бред какай-то, люди не летают! – шепотом говорил Димка, неровной походкой выходя на улицу.
- Корейцы, да еще таэквондисты, те могут, но тока во сне! – заплетающимся языком уточнил Мишка.
- Мало! – лаконично сказал Димка уже в троллейбусе.
- Ага, а круто мы с соломинками придумали! – ответил слегка пошатывающийся в унисон рваному движению транспорта Мишка.
В голове у друзей было пока еще на удивление ясно, а плохое настроение исчезло, как будто его и вовсе не было.
Денег осталось лишь на один бокал пива. Поделив его по-братски, студенты навеселе направились домой к Димке. Благо, его мать задерживалась сегодня допоздна у нового перспективного приятеля, доктора.

Владимир Кузьмин заливался на полную мощь, на какую только способен магнитофон «Маяк». Слегка прибитый отходняком, Димка развалился в кресле и наслаждался искусством.
- Мало! – внезапно сказал он и загрустил.
Мишке было и так хорошо, поэтому он не совсем понимал неутолимую жажду товарища.
Вдруг в паузе, когда одна песня закончилась, а вторая еще не началась, откуда-то сверху послышался резкий хлопок. Друзья в испуге запрокинули головы и обомлели: с антресолей, из приоткрывшейся дверцы торчала вверх пальцами ярко-оранжевая рука. Через минуту опомнившийся Димка радостно закричал:
- Вот она! Вот она! А я эту бражку где только ни искал. А она ее вот где прятала!
- Ага, как в народе говорят, привет от Горбачева! – сказал Мишка, наблюдая, как его друг бережно снимает с трехлитровой банки раздувшуюся резиновую перчатку.
Бражка была невкусная, но пилась легко. Когда неожиданно обнаружившая себя нелегальная выпивка закончилась, молодые люди находились на том уровне восприятия действительности, когда иллюзия так и норовит смешаться с реальностью.
- Пойдем, сегодня среда, дискотека, – сказал Мишка и непроизвольно икнул.
- А Женька там будет? – заплетающимся языком поинтересовался Димка.
- Может, и будет, – безразлично ответил ему товарищ и с трудом встал с дивана.
- Нет, скорее всего, не будет! – с грустью протянул Димка. Парень знал, что это нереально, но все же надеялся на волшебство удачного дня. – Ну, не будет, так не будет! А вдруг! – приободрился он.

Мишку бесплатно пропускал на дискотеку знакомый родителей, бессменно стоящий на дверях клуба Боря Окунь. И это продолжалось много лет, потому что Мишка не наглел и всегда проходил только один. Даже если шел с подружкой, то покупал ей билет, а сам заходил отдельно. Это правило было свято.
С трудом, держась друг за друга, веселые, но слегка дезориентированные молодые люди, спотыкаясь и падая, таки добрались до дома культуры. На крыльце перед входом Димка отряхнул совсем опьяневшего товарища от снега, указал направление движения и напутственно произнес:
- Смотри, не долго, Женьку позовешь — и на выход!
Мишка в мгновение ока преобразился. Стараясь не шататься, он кивнул знакомому и юркнул внутрь.
Яркий свет резанул глаза. Не сдавая верхнюю одежду в гардероб, Мишка прошел прямо в грохочущий темный зал. Разомлевший от приятно окутавшего тепла, он совершенно забыл, зачем здесь, и уселся на свободную скамью в глубине. Безрезультатно пытаясь поймать за хвост исчезающую реальность, парень, махнув рукой кому-то невидимому, завалился на бок и заснул. Позже его закидали куртками и пальто, создав великолепную атмосферу тепла и покоя.

Замерзающий Димка сначала топтался на месте и на что-то злился. Потом что-то кому-то, видимому лишь ему, объяснял. В конце концов, совершенно не соображая, кто он, бросился бежать, ничего не видя перед собой. На этом темном моменте его память выключилась.

Утро следующего дня началось для Димки в четырнадцать ноль-ноль. Два противоборствующих желания — безумно хотелось пить и так же сильно требовалось незамедлительно облегчиться — с трудом одержали верх над охватившей все тело болезнью. Осторожно приподнявшись и открыв один глаз, парень осмотрелся.
«Хорошо, что дома, плохо, что не помню, как здесь оказался», – пронеслось в больной голове.
Знакомая мучительная процедура по восстановлению самочувствия завершилась холодным душем. Из ванной комнаты вышел практически удовлетворительно чувствующий себя человек. Димка направился на кухню. Молоко, стоявшее в холодильнике, вызвало у него отвращение. Для позднего завтрака он выбрал яйца.
С аппетитом подкрепившись скворчащей на сковородке яичницей, парень посмотрел на вечно спешащие старые часы.
«Ко второй паре успею!» – удовлетворенно подумал он и вышел в прихожую.
Надев ботинки, куртку и шарфик, Димка машинально, не смотря, потянулся к верхней полке. Когда, вопреки ожиданиям, рука не коснулась приятного теплого меха, он удивленно посмотрел наверх и обомлел. Сокровища не было. Сердце часто забилось, а в глазах поплыло. Что-то большое и мерзкое тяжким грузом навалилось и сдавило грудь.
«Блядь, только не это!» — жалобно простонал он и трясущимися руками принялся шарить по полкам и шкафам. Где только ни искал Димка свою драгоценность, все было тщетно.
«Нет, не может быть! Только не со мной!» – чуть не плача прошептал он и, обессиленный, сел на покрытый плюшевым одеялом продавленный диван. Через мгновение Димка подхватился, забежал в кухню и взял табурет. Взгромоздившись на него, он начал тщательно исследовать полку для головных уборов в прихожей. Но кроме нескольких старомодных фетровых маминых шляп ничего там не было. А на антресолях, словно в насмешку, в самом дальнем углу валялся так ненавистный ему выцветший «петушок». Димка в ярости схватил старое пыльное напоминание о позорной юности и попытался изорвать его, но «петушок» не поддавался. Тогда, бросив растянутое убожество на пол, парень в запале топтал и топтал его, пока не заболели ноги. Наконец, в изнеможении он опустился на табурет и, по-детски закрыв лицо руками, горько заплакал.


Опустошенный, убитый и злой, Димка понуро брел по улице. Вяло потирая замерзающие на морозном ветру уши, он вспоминал вечернее приключение. Предательница память потихоньку возвращалась к хозяину, но восстановленные события все больше и больше ввергали его в уныние. Когда Димка позвонил в квартиру друга Мишки, он уже знал наверняка, что его великолепная норковая шапка за четыреста кровно заработанных рублей безвозвратно утеряна.

В унылом безразличии пережил Димка суету бесполезного поиска, упреки мамы и дискомфорт коченеющих на морозе ушей. Еще некоторое время по утрам он машинально тянул руку к верхней полке в прихожей, и тогда невероятная тоска снова наваливалась на него. Что-то сломалось в нем, и бороться не было сил.


Через три недели Димка стоял по стойке смирно на продуваемом морозным ветром плацу в строю восемнадцатилетних курсантов. Он чувствовал себя среди окружающих его, не знающих жизни юнцов умудренным опытом ветераном. В его нагрудном кармане рядом с новеньким военным билетом лежало три раза перечитанное письмо от Женьки, и сладкая истома разливалась в сердце. А его гордую голову согревала натянутая на уши колючая форменная шапка-ушанка. На душе у будущего офицера-финансиста было спокойно и тепло. Его жизнь была расписана на три года вперед. И, как ни странно, это вернуло ему, потерянную было цель.