Куб. : Дорога. Окончание.

Эффект от лечения тяжёлой черепно-мозговой травмы курением трав наполнил мою жизнь новыми цветами, многие из которых были идентифицированы не сразу по причине частых внезапных помутнений. Эта игра теней и красок забавляла и озадачивала так, что я на некоторое время оставил бродяжничество по степям, болотам и косогорам и вернулся к себе. В итоге после одного нелепого травматичного избиения коллеги я задумчиво отправился к психиатру, планируя наблюдать за внешними событиями из-под наблюдения докторов, дабы, в случае вероятного вмешательства в мою жизнь чужеродных органов защиты правопорядка, иметь возможность списать недоразумение с коллегой на досадный факт своего умственного помешательства. Уклончиво и неоднозначно мыча в ответ на вопросы врача, я подставлял голову под опасные электроприборы, беседовал с санитарами, эпилептиками, наркоманами, алкоголиками и прочими деградантами о жизни, созерцал сложные перемещения психически нездоровых людей по коридору отделения, и ждал. Вскоре выяснилось, что опасности нет, поэтому, после быстрого и внятного диалога с доктором, из лечебницы я выписался, а в военный билет была записана отсрочка до двухтысячного года с нестандартной формулировкой – «по болезни».

Однажды, тёплым летним вечером, выпив чаю с ханкой, я сидел на балконе седьмого этажа общежития и задумчиво курил, одновременно наблюдая комету со сложным названием в небе и суету милиционеров, вылавливающих из городского ручья отходы незаконной жизнедеятельности семьи людоедов, на земле. В тот момент мне открылась удивительно ясная и прозрачная картина мира, настолько доступная и подвластная, что я мог запросто переместить любые сферы и основы движениями рук, как магнитные наглядные пособия для начальных классов средней школы. От неожиданности я поперхнулся дымом, драгоценное мгновение было безвозвратно утрачено, и никогда больше не возвращалось. Бросил окурок с балкона вниз, почесался и пошёл к Гале. Для меня навсегда осталось тайной, почему Галя с удовольствием и пониманием сосала, но не позволяла вагинального секса.

Зима наступила на горло моему единству с собой, и я отправился в добровольное изгнание в свою Монголию, где, оплодотворив пустыню Гоби радужным смехом, залёг в спячку на опушке макового леса.
Я спал, и мне снилась зима, отсутствие зарплаты, непрерывное спасительное хищение материальных ценностей с завода, мама, брат и картофель.

Проснулся я в безуспешно взлетающем грузовом самолёте. Он разгонялся на взлёт, но тормозил, разворачивался, останавливался, бегали люди в комбинезонах с большими отвёртками и непонятными словами, и самолёт снова разгонялся и разворачивался. Потом всё же взлетел, а потом даже удачно приземлился в пункте назначения, который встретил меня волной жара и пыли.

Первой достопримечательностью на пути из аэропорта в город был памятник, установленный на обочине в честь молодожёнов и их спутников, погибших в день бракосочетания под колёсами пьяного якутского ЗИЛа. С тех пор посетить памятник, побухать и пофоткаться рядом с ним – обязательная традиция для всех вновь брачующихся.

Потом я поздно ложился, рано вставал, много работал на дядю, видя светлое будущее близким и скоропостижным. А потом устал работать, и полез в рай сквозь игольное ушко. Летела кровяная стружка, всё лишнее отметалось, цели стали просты, задачи однодневны. Внезапная жена благоразумно резко самоустранилась подальше вместе с неожиданным ребёнком. Это заставило меня остановиться и задуматься, взяться за ум, но руки были слабы, а мысли тяжелы, они размазывали меня в сопли, поэтому я решил выключить их вместе с собой навсегда. Спасла осечка, повторять не хотелось, мысли стали ещё тяжелее, пришлось везти, вывез. И снова увидел свет. Который быстро померк в свете истины – «любишь апельсины – занимайся апельсинами».

И я поехал за апельсинами.

В чудесной апельсиновой стране я познакомился с Кэмэлом, разговаривал с баранами на вороньем языке. Там я нашёл тот самый клубок пряжи и связал из него тросовую переправу через бурную реку. В моей душе пело лето, апельсиновый сок тёк по морде и рукам.

Асик в моей голове, отскочив от чугунного лба, упал в положение алча. Я не собирался заниматься толкованием знамений, я был уже в дороге. Время звенело
«тиктактиктактиктак», мир вибрировал в унисон.
Время замерло на середине моего пути, когда меня грубо схватили враждебные зелёные человечки, замаскированные конечно, и повезли в специальное помещение для бесед. Они пытали меня, желая узнать историю России за последний месяц.
Через двое суток время выключилось совсем, после того как их агент встал и сказал, что всем нам есть над чем подумать, а потому я должен погостить у них.
Я лёг и уснул.

Через четыре месяца меня разбудил январский морозный свежий чистый воздух. Он питал меня, он стал моей кровью, тёк по жилам жадно и зло, а я его успокаивал, и улыбался.
Ещё через месяц я скромно забрал коробку апельсинов, которая терпеливо ждала меня.

Овчарки дохли в петлях моих следов.
Монголия цвела.

Я купил автомобиль «жигули» и поселился в маленькой деревушке, неподалёку от транспортного узла, дождался открытия навигации, погрузился вместе с автомобилем на баржу и стал ждать. Однажды, туманным утром, когда я ссал за борт в реку, меня обогнал маленький белый парусник, капитан которого погрозил мне кулаком и крикнул: Ты должен следовать своему пути! Из глубины на меня холодно смотрели глаза морского чёрта. Белый планер резко спикировал, выхватил чёрта из воды, поднялся повыше и, крикнув чайкой, швырнул добычу к моим ногам. Омерзительная тварь трепыхалась и стонала, я отвернулся и пошёл завтракать. После обеда дохлый чёрт начал невыносимо вонять под солнцем, что заставило меня подойти и столкнуть его в реку.

На берегу меня ждали зелёные человечки, это было предсказуемо. После дотошного научного техосмотра нас с автомобилем, мы были отпущены.

Занимаясь реализацией апельсинов, я, конечно, жрал их и сам. Неумеренный бесконтрольный аппетит сменился несварением, обманываться и не замечать далее факт пожирания апельсинами меня было невозможно. Избавившись от остатков, я тяжело захворал чёрной тоской. Монголия не спасала, она тоже была отравлена моей диетой.

И я вновь спасся в лесу.

Я шёл по лесу и слушал его дыхание. Умиротворение нарушалось неприятным ощущением, что за мной следят. Шёл, прислушивался, разделил звуки на внешние и внутренние, и тогда понял, что долгие годы к шумам в моей голове примешивался чуждый звук-паразит, лягушачье кваканье. Резко обернувшись, заметил жирную жабу, которая, не успев спрятаться, попыталась сделать вид, что она здесь живёт, что всё в порядке. Я понял, она следовала за мной от самого болота, привлекая ненужное постороннее внимание ко мне своим подлым кваканьем, схватил её, внимательно посмотрел ей в глаза и увидел, что за всё это время жаба сроднилась со мной, стала моей частью. И это не она квакала, а я сам. От этого открытия меня стошнило, после чего, преодолевая жалость к себе, но не сомневаясь в правильности поступка, швырнул жабу в большой муравейник.

Я устроился на работу, разумно выбрал себе жену, и жил, тихо и скромно, планомерно расходуя остатки средств, вырученных от продажи апельсинов.

На следующий год, прогуливаясь в этом же месте, обнаружил, что муравейник заброшен и пуст.

Сейчас я сижу дома в кресле перед компьютером, задумчиво ощупывая невесть откуда появившуюся жировую складку на животе. Дочь, обнимая Чебурашку, довольно смотрит одноименный мультфильм. Сын невзначай упоминает о скором своём дне рождения, высказывая при этом умозаключение, что в день рождения должны сбываться мечты, а он хочет psp. Я отвечаю ему, что реальность несравненно интереснее всех компьютерных игр вместе взятых, что игра это вредоносная трата времени, и что, чем сидеть дома, лучше шёл бы он пинать мяч.

В болоте кровоснабжения организма дрейфует белоснежный парусник, когда он проплывает рядом с печенью, капитан бьёт по ней кулаком и говорит: Следуй своему пути! Белый планер разбился о чугунный лоб, пилот катапультировался и блуждает по лесам мозга в поисках спирта. Монголия дремлет.

Держу в левой руке доминошную косточку. Я её сам сделал из осколка бивня мамонта. Она немного кривая, и точек на ней пока не обозначено. Просто осколок одного из млекопитающих, которых давно не живёт.

Если меня спросить, счастлив ли я, то я не задумываюсь отвечу – сам не сдохни.

А, иногда стихи пишу:

Я долго гнул велосипед,
В итоге разогналась доза.
Свернулся чеком белым свет,
Свернулась кровь комком навоза,
Свернулся полем синий дым.
Я шёл к мосту, а вышел лесом,
Свернулись все дороги в рым
Под звёздно-клетчатым навесом.
В завязке развязав узлы,
Пошёл смотреть, где ставил ноги,
Но там уже паслись козлы,
Светились красным цветом роги.
Свернул с маршрута, бил тропу,
Увяз в болоте, стало похуй.
От неба ждать его крупу?
Там только сечка, жри не охай.
Одыбал, вылез, стал рабом,
Пахать и сеять господину,
Завёл жену, собаку, дом,
Большой экран, детей, машину.

Прямым проверенным путём
К могиле ближе день за днём.

Но иногда на сердце муть,
Мелькает – может быть свернуть…