Yodli : Дом, который купил Патефон.

16:33  06-05-2012

Мы медленно катились в роскошном джипе по вязкому асфальту кривых переулков. Мы — это Патефон и я, его карманный дизайнер. За темными стеклами Дефендера томился расплавленный город, текли битумные кровли и дохли от зноя воробьи. А нам ехалось хорошо — в автомобиле были прохладные кожаные диваны, климат контроль, нежная музыка и прочие достижения автомобильной инженерии. Мы направлялись смотреть дом. Патефону взбрело в голову переселить родную тещу, Розалию Карловну, в отдельное логово и с этой целью он вчера выгодно приобрел новое жилище. Выгодно, потому что вместо договоренных восьмидесяти тысяч долларов суетливый маклер получил только половину. Сорок тысяч. Их он получил в качестве аванса и, после подписания бумаг у нотариуса, вместо вторых сорока тысяч Патефон плотно вложил ему в хилую ладошку боевую лимонку с выдернутой чекой. Маклер было всхлипнул, но глянув на понимающее лицо Патефона, уныло побрел на военный полигон избавляться от нежданного сувенира. Так Патефоныч удачно сбил цену и теперь на сэкономленные деньги хотел произвести для тещи внутренний ремонт. Мои же пацаны, Йончи и Витек, как раз закончили шпаклевать Патефону тоннель, прорытый под Боржавой на ближайшее венгерское село. Купить кусочек границы у Патефоныча не вышло, поэтому он приобрел в Венгрии, сразу за лужанской таможней, старенький домик. И такой же домик приобрел на нашей стороне. Как вы догадались, вскоре их соединил подземный узкий переход. Но достаточно широкий, чтобы в нем можно было протащить ящик водки и блок сигарет. Впрочем, это уже другая история… Так вот, мы подъезжали к купленому дому и Патефон изливал мне свою творческую мысль всеми доступными ему способами — выпучивал глаза, брызгал слюной и жестикулировал:
-Смотри, Валдис, — увлеченно махал он руками, — хочу бабахнуть Карловне пожизненный рай на земле. Ты же знаешь, я ее ценю почти как Ленку. Так что, забивай в проект самое лучшее, мне капусты не жаль… Эх, линять на бабло, так красиво… Хули, один раз живем, а зелени еще натрусим. Главное, золота побольше и гранита сочини… Красного гранита.
-Ты че, мавзолей ей воздвигаешь? — спрашиваю, — не захворает она от гранита?
-Ты рисуй, художник,… проецируй, — Патефоныч бросил руль и принялся чертить на лобовом стекле толстым пальцем кривые дуги, — арки такие хочу… Чтобы все в арках было. Сантехника — цветной фарфор. Джакузю с электричеством в воде. Радио в душевой. Я по дешевке с Венгрии притащу… Карнизы лепные. Панели дубовые и теплые полы с подогревом. Плитку покучерявей, с блеском и полировкой...
-Подскользнется и убьется на хрен твоя теща...
-Не сцы, ты рисуй, проецируй… Не подскользнется. У нее такие когти на ногах. Ты бы видел. По стенам может бегать. Как геккон. И это… Камин большой такой залепи в гостинной. Из мрамора...
-А что, есть дымоход готовый?
-Ты без дымохода лепи, вопросы не задавай глупые, дизайнер. Не задохнется… Ей избыток кислорода даже вредит. Перевозбужается резко...
Так, брызгая творческими идеями, Патефон привез меня на объект. Будущее место для нашего подвига из окна джипа выглядело весьма презентабельно: двухэтажная постройка покрыта блестящей черепичной кровлей. Сияли белоснежные пластиковые окна с плотными шторами и ярко-розовый фасад с такими же розовопопыми ангелочками внушал оптимизм.
-Любимый ее цвет, -понимающе кивнул Патефон, поймав мой взгляд. — Хотя, ты знаешь, я больше зелень люблю. С характерным шелестом… Короче, адрес известен — завтра запускай своих фанатически настроенных работничков. Поехали...
-Так что, не зайдем даже? — я приоткрыл дверцу и горячий воздух сразу хлынул в салон, — глянуть бы, че там внутри.
-Да нету там ни хера, — махнул рукой Патефоныч, — голые стены. Я сам туда не ходил, че я там не видел… Так, прямо из джипа и купил. Давай, Валдис, приступай завтра к ремонту… не тяни, а то Карловна уже так хочет переселяться, аж вздрагивает во сне. — и Патефоныч сунул мне в нагрудный карман ключ, завернутый в рулон твердых купюр...

Следующим днем я с Йончиком и Витьком прибыл на нашем катафалке к дому. Мы удачно припарковались и принялись выгружать орудия героического труда — ведра, лестницы и ящики с ремонтным инструментом. Ключ от дома был быстро извлечен из рулончика поэтому мы без труда попали вовнутрь. А вот внутри нас ждал сюрприз. Даже сюрпризом увиденное назвать было сложно — это был некий возникший из бредового сна шизофреника пространственный парадокс. Логическая загадка. На мгновенье я решил, что еще сплю и слегка подергал себя за ухо. Йончи открыл рот, а Витька озабоченно присвистнул:
-Вот это матрешка...- удивленно протянул он, — дом в доме. Обосраться и не подняться...
Действительно, это был дом-матрешка. Внутри нового, купленного Патефоном дома, находился еще один, старый, с битой черепицей на крыше, прогнившими деревянными окнами и закопченными стенами. Воняло плесенью. Всюду висела паутина и валялись пластмассовые корпуса от разбитых часов. Полы сгнили. Половина стекол в окнах была разбита, видимо, когда строили новый, наружный дом, то не очень то церемонились со старым, внутренним. Расстояние между стен обоих домов было чуть больше полуметра и местами расширялось так, что некрупный человек мог свободно обойти старый дом по периметру. Внутри дряхлого дома кто то был.
-Патефон!,- кричал я в трубку телефона, -Ты че нам подсунул, нах?! Это ж ни хрена не новостройка! Дом с призраками, ядреный корень, подмостки абсурда и кошмарный сон! Приезжай скоро, пока нас тут зомби на фарш не пустили!!!

Когда Патефоныч примчался на своем климатизированом Дефендере из дома вдруг выскользнул прилизанный человек с тоненькой папкой под мышкой. Сунул Патефону сухую ладошку и чинно представился:
-Савелий. Магистр международного права. Новый хозяин дома. Рад знакомству. Заходите, друзья, не стесняйтесь, — Похлопал он по плечу онемевшего Патефона, — как быстро Вы приехали. А по телефону мне сказали, что только со вторника приступят к работе. Ну Вы молодцы!
-Э-э-э, не стучи копытами, магистр, тормозни,- Патефон дернул за пиджак прилизаного, — Ты реально заблудился в городе, сайгак. Это моя недвижимость. Тут бумаги есть… — и Патефон полез в бардачок за документами.
Стали разбираться. После предварительного ознакомления нарисовалась такая полукриминальная картина.

Новый дом построил уже покойный, часовых дел мастер, Шими Вундермахер. Строил сам, своими вундермахерскими ручонками и, так как жить ему было негде, старый дом не разрушал. Жил в нем, спал, кушал кошерный черносив, по ночам чинил часы, а днем опять сооружал вокруг себя новые стены. Для кого он их сооружал было неясно — детей у Шими не было, ближайшая родня жила в Новом Свете на Брайтон-Бич, остальные рассыпались еще дальше и кому достанется вся эта архитектурная головоломка для соседей оставалось удивительной загадкой. Пока дом строился, часовщик немного заболел: от таскания стропил и досок появились боли в пояснице, от сырого раствора ломило руки, от извести пропало зрение и появился глухой кашель. А как только на кровлю нового дома опустилась последняя черепица часовых дел мастер Вундермахер слег в постель. Лежал он у добросердечной соседки тети Лиды и она, может из жалости, а может из корысти, стала ухаживать за ослабевшим доморощенным строителем. Позвали лекаря. Пришел доктор-гомеопат (классическую медицину Шими не признавал) и назначил лечение какими то редкостными пилюлями. В пухлых пальцах он держал маленький зеленовато-коричневый шарик и убежденно твердил:
-Дорогой друг, Шими, — водил он пахучим шариком перед носом часовщика, -только катализная вытяжка из фекальных масс синего кита спасет тебе жизнь. Это не просто шарик — это чудесная квинтэссенция океанических связей природы. Энергетический сгусток живородящих организмов. Импульс внутреннего роста… Первобытная сила… Всего три шарика в день, разбавленных в теплом козьем молоке и через месяц ты здоров как буйвол… Но они не дешевы, Шими, сам понимаешь, киты, Камчатка, Ледовитый океан...
Шими понимал и, так как выбора не было, перевел крупную сумму денег, без малого сорок тысяч долларов на банковский счет доброго гомеопата. Для того, чтобы оплатить счет он обратился к маклеру и срочно продал построенный дом. Затем Шими Вундермахер позвал к себе ребе и поинтересовался, может ли он принять в лечебных целях не кошерный шарик? Ребе лизнул шарик, сказал — «Можно»- и удалился. Тетя Лида нагрела козье молоко и тщательно растворила там китовую какашку. Часовщик Шими тяжело вздохнул, затем выпил до последней капли целебный раствор, икнул и тихо испустил дух. Тогда тетя Лида догадалась, что это была не «чудесная квинтэссенция океанических связей природы», а обычный утренний кал жены гомеопата. Но было поздно.

А дом приобрел Патефон. Законно. Теперь оставалось разобраться с новоиспеченным владельцем Савелием. У него тоже оказались бумаги на дом. На старый дом, тот что внутри. Оказывается, этот дом ему завещал любимый дядя-часовщик еще лет тридцать назад, когда Савелий был румяным пионером и учился дудеть в горн. Незаметно для окружающих из пионера Савелий превратился в комсомольца, потом стал студентом юрфака и постепенно эволюционировал до уровня магистра международного права. За плечами у него был богатый гражданско-процессуальный опыт, на стене масса почетных дипломов, а в спальном шкафу хранилась завернутая в целлофан черная шапочка с красной кисточкой. Савелий был битый волк.
-Будем судиться,- спокойно, с еле скрываемым наслаждением, сказал Савелий, закрывая папочку, — пусть восторжествует истина.
-Ну да, восторжествует- почесал складки на шее Патефоныч, — ты там судись пока, параграф, а мне некогда. Теща не ждет — я ей неожиданный рай пообещал. Так что пацаны, ведра в руки и вперед на баррикады. Ремонтируйте хату, не хер ждать, пока этот конь будет по судам тягаться…
-Хех, интересно, как же мы там работать будем?- озадачился я, — там же хрен развернешься — зазор маленький. Йончи еще пролезет, а Витька?
-Это твои проблемы, дизайнер. Баксы взял — полезай в хомут. Смотреть надо было хату сразу… Кто тебе мешал?

И мы стали работать. Первичный осмотр дома изнутри сразу показал, что из строительных инструментов у часовщика были только пинцет и лупа, а мерял он… да хрен он мерял, строил даже не на глаз, а на ощупь. Стены были сложены из каких то невероятных гипсовых блоков вперемешку с битым кирпичом и пемзой. Отовсюду из стен торчала проволока, сплющенные ведра, резиновые сапоги и расколотый рукомойник. Однозначно, Шими Вундермахер творил свой Вавилон из старых вещей, подножного мусора и вообще, всего, что попадалось ему под руку. В стене возле кухни я даже обнаружил замурованый дуршлаг и железнодорожную сахарницу. Йончи печально пожал плечами:
-Будем штукатурить, шеф, — выставлял он веревочный отвес, — только раствора пойдет немеряно — тут все стены гуляют по толщине. Местами прийдется по пятнадцать сантиметров накидывать. Ну что, выставлять маяки?
-А как же.-грустно сказал я. И Йончи стал выставлять маяки.

Тем временем Савелий приготовился к битве. Как опытный юрист он прекрасно понимал, что дело с домом-матрешкой весьма скользкое, двусмысленное и запутанное. И что лишь от его профессиональной подготовки теперь зависит исход судебного разбирательства. Естественно, он сразу подал судебный иск против маклера, продавшего Патефонычу дом. К Патефону Савелий особых претензий не имел: ну, купил человек дом. Законно купил. Он же не знал, что внутри еще один стоит. А вот маклер, подлец, знал и теперь должен был привлечен к ответу. Однако маклер на все судебные повестки не отвечал, и когда за ним домой пришли судебные исполнители, то старушки, сидящие у подъезда, сказали, что не видели его уже давно. Около месяца. Провели расследование, хитрого маклера не нашли, но узнали, что месяц назад на военном полигоне местные мальчишки видели огромное количество ворон, которые что то клевали в траве. Перед этим они слышали хлопок. Выехавшие на место следователи обнаружили в поле небольшую воронку и рядом испорченные очки.

Тогда Савелий подал в суд уже на Патефона. Предметом иска было нарушение санитарных норм по инсоляции помещений и магистр Савелий требовал срочно снести новый дом. Мол, мало солнца падает в окна. К иску он приложил инвентарное дело на свое имущество тысяча девятсот пятьдесят седьмого года. Патефон тоже был не дурак и подал встречный иск, в котором требовал снести старый, внутренний дом, так как он заплесневел, воняет и еще больще нарушает санитарные нормы проживания. К тому же травмирует его тонкую душу и вносит смятенье в отношения с близкой ему тещей Розалией Карловной. Старой больной женщиной. А еще мешает ему расставить резные диваны и домашний кинотеатр. И к судебным материалам тоже приложил инвентарное дело две тысячи первого года. Старый дом там не значился. Возникла беспрецендентная правовая коллизия. Внимательно изучив материалы, городской судья сначала пребывал в некой прострации, но когда магистр международного права Савелий потребовал приобщить к делу выдержки из «Гражданского Кодекса», впал в ступор. Тогда Патефоныч оперативно приобщил к телу судьи холодное пиво, горячую баню и ароматный шашлык. Судья вышел из ступора и признал Патефона потерпевшим. Патефон торжествовал.
-Сносите на хрен эту халупу, пацаны, — радостно сказал он и сунул мне в карман еше рулон хрустящих денег.
К тому времени мы уже почти закончили внутренние штукатурные работы и готовились шпаклевать стены. Здесь нужно отметить невероятно высокий уровень йончиного мастерства. Как он крепил маяки я еще понимаю, но каким образом он умудрялся метать раствор из ковша в полуметровом пространстве — это для меня непостижимый секрет. Хотя, более таинственным остается метод затирки раствора внизу, у плинтуса. Там же присесть не возможно. А лежа тоже не метнешь. Это потом Витька мне признался, что Йончи штукатурил верх ногами: Витька держал его за ноги, а Йончи работал. Правда, уронил братуху пару раз лицом в раствор. Ну, ничего, отвлекся… Бывает. Кстати, Витьке работалось наиболее комфортно — у него постоянно рядом имелась точка опоры, поэтому он часто впадал в послеобеденный сон в самых неожиданных местах. Однажды я его нашел спящим стоя между карнизом старого дома и откосом нового. Плечи его плотно упирались в стену, голова с открытым ртом склонилась назад, а ноги свободно висели в воздухе. Похоже, шел куда то, зажало, уснул…
-Сносите!, — кричал Патефон, размахивая решением суда. — Теща уже чемоданы спаковала, а Вы тут ковыряетесь!
-Не сносите. — из старого дома неспеша вышел Савелий тоже с бумажкой в руке. — Во первых, я тут уже давно прописан, а во вторых, я подал кассационную жалобу во львовский Апелляционный Суд. Битва не кончена. Справедливость восторжествует.
У Патефоныча шевельнулись ноздри и дернулся глаз.
***
В кабинете главы апелляционного суда было уютно. Темнозеленые шелковые обои красиво оттеняли многочисленные сертификаты и награды, висевшие в вишневых рамочках на стенах. На полках в глубоких шкафах золотились корешки толстых фолиантов и умных книг. На большом письменном столе из корня канадского дуба красовалась серебрянная Фемида с завязанными глазами и весами в руках. В углу стояло чучело медведя с удивленной мордой. Тяжелые зеленые портьеры с бахромой охраняли владельца кабинета от прямых солнечных лучей и любопытных взглядов. Перед судьей справа лежало объемное дело, а слева — черный плотный пакет. История с «домом в доме» тянулась уже третий год и была весьма запутана.К тому же ни у одного претендента не было «акта на землю». А земля первична, как известно… В разрезе современной юстиции это был парадоксальный нонсенс — дом вроде был, и в тоже время был внутри еще один дом, а какой из них главнее разобрать не мог никто… Туда неоднократно направлялись разнообразные комиссии, санитарные врачи и строительные эксперты. Писались акты обследования, технические отчеты об исключительной аварийности и, наоборот, необычайной надежности и сейсмоустойчивости объекта. Подключались лицензированные конструктора и непревзойденные архитекторы, а дело так и не двигалось с места. Все писали правильно и верно, но гениальные выводы моментально друг друга взаимоисключали как только судья брал бумаги в руки и начинал знакомиться с делом. Нужно было принимать окончательное волевое решение. «И вот так всегда, — горько вздохнул судья апелляционного суда, — пишут, пишут, марают бумагу почем зря… А истину всегда должен устанавливать честный профессионал».
С этими словами он не спеша развязал свой шелковый галстук и, взглянув напоследок на фигурку Фемиды, тщательно замотал им голову так, чтобы ничего не видеть. Затем в правую руку взял большую папку с документами, собранными магистром международного права Савелием. В левую руку он бережно взял плотный целлофановый пакет черного цвета, принесенный утром неизвестным гражданином. Слегка поколыхал руками в воздухе, как бы изображая из себя большие живые весы. Задумался. Прислушался. Опять поколыхал. Черный плотный пакет перевесил.
-Вот так бабло,… тьфу ты… добро торжествует над ложью.- сказал апелляционный судья и сбросил повязку с глаз.

Патефон вновь ликовал.
-Сносите на хрен! -радостно кричал упертый зять тряся судебною бумажкой изо Львова, — моя Розалия Карловна уже новое постельное белье пошила. Хочет переселяться. Давай, Валдис, что бы я завтра эту кучу мусора у себя в доме не видел, — и снова заложил мне в карман пачку денег.
-Не сносите, — опять я услышал твердый голос Савелия. Позади него стояли два крепких мужчины в черных костюмах.- Не стоит торопиться, дело пошло на Киев. В Высший Хозяйственный Суд. Мы еще поборемся и справедливость восторжествует. Заносите мебель! -сказал он черным мужикам и те занесли в дом ржавую раскладушку.
Я стоял рядом с Патефоном и отчетливо услыхал скрип его зубов.

Дело, действительно, пошло на Киев, однако, чтобы не терять времени, мы приступили к внутренней отделке интерьера. А так как полы были в силу известных причин недоступны, то Йончи занялся декоративной обработкой стен. Витя ему помогал. Потолки мы оставили на потом — пусть суды закончатся. Как и полагается, мы начали с проклейки стен сеткой. Йончи уже приловчился работать в стесненных условиях, приобрел гибкость в суставах и плавность движений. Легко становился на мостик с ведром в зубах и грациозно мог шпаклевать, сидя на шпагате. Похудел на двадцать килограмм и приобрел цепкость обезьяны. Витька же, наоборот, слегка округлился и в одном месте, возле кухни, уже почти не пролазил. Ну там, по правде говоря, и я чуть было не застрял — узкое место. Пару лет назад оттуда пришлось даже выковыривать одного эксперта по строительству. Приехал с очередной судебной комиссией из Ужгорода и заклинился в заднем проходе. Те побродили, поговорили, что то пописали да и уехали назад. А этот остался. Крикнуть не может — грудную клетку сперло и назад не лезет… В общем, если бы с утра его Йончик не обнаружил по запаху дорогого одеколона, то пришлось бы беднягу на военный полигон везти. Еле извлекли инородное тело из заднего прохода… Так вот, подойдя вплотную к отделке стен, я применил свою любимую технику пальцевой живописи венецианских мастеров. Витя называет ее «срали-мазали». Суть метода заключалась в нанесении густой разноцветной суспензии прямо на стены голыми руками с последующим приданием фактуры. У Витьки это прием получался особенно хорошо. Йончик убеждает, это потому что в детстве Витька по себе дерьмо любил размазывать. Работа кипела. К тому же «венецианки» Патефон нам протащил через свой подземный тоннель в избытке. Выглядело эффектно и живописно. По крайней мере, Патефону нравилось, хотя он и не видел, верил на слово. Не мог протиснуться вовнутрь.

Тем временем судебные тяжбы медленно подходили к концу. Патефон чудесным образом выиграл очередной суд, Савелий начинал терять силу, но виду не подавал. Глава Киевского Хозяйственного Суда уже добирался на работу на новенькой «БМВ» и приобрел домик в горах. Магистр международного права Савелий немного погрустил и подал жалобу в Европейский Суд по правам человека. Патефон шустро прыгнул в Европу и вскоре глава Европейского Суда бороздил адриатическое море на симпатичной яхте с сияющим баром на корме. А Савелий получил короткое письмо, в котором европейские судьи ему ясно давали понять что его человеческие права никоим образом не ущемлены, не стиснуты и не сжаты. И рекомендовали заключить мировую. Магистр Савелий впал в отчаяние, шапочку с красной кисточкой вынул из целлофана, бросил в мусорное ведерко. Потом откупорил бутылку теплой водки, выпил и лег спать.

Ему снился неприятный сон. Поначалу все было хорошо: он выиграл все сложные суды, заселился в дом, начал новую счастливую жизнь. Женился, завел детей, стал главой Апелляционного Суда и получил судейскую мантию. Потом он резко проснулся, встал с кровати включил ночную лампу и захотел выйти из дома. Открыл дверь и вышел. Но попал в узкое неосвещенное пространство. Деревянная дверь его дома вдруг неожиданно захлопнулась сзади, а другая, железная дверь Патефона была крепко заперта. Сильно пахло известью и клеем, под ногами хлюпала холодная жижа и босые ноги мерзли. Он оказался в узкой щели между двух домов. Хотелось бежать. Савелий стал судорожно искать выход наружу, ломать двери, бить окна, но они были намертво заколочены. Вокруг были лишь темные липкие стены и с каждой минутой они давили на тело все крепче… Дома сближались. Савелий издал нечеловеческий хриплый рык, истошный крик, который может издать только магистр юридического права, проигравший все суды… И вновь проснулся.

Ранним утром он сидел с трясущимся лицом перед желтым листом бумаги и мягким карандашом писал такой текст: «Уважаемый Петр Фомич (Патефон), буду весьма признателен Вам, если Вы выделите немного своего времени для обсуждения одной деликатной проблемы. Я готов сделать Вам деловое предложение, которое вряд ли оставит Вас равнодушным. Если Вас это интересует, то будьте любезны быть вечером в четверг у ворот наших домов. С глубоким почтением, Ваш Савелий.» Затем он сложил письмо в конверт и прийдя на почту, отправил его заказным письмом.

Вечером в четверг Патефон неспеша вылез из своего джипа и подошел к сморщеному седому человеку. Это был магистр Савелий. Патефоныч тоже за девять лет судебных разбирательств изменился: появился небольшой живот и несколько новых складок на затылке. Они крепко пожали друг другу руки. Издалека их можно было принять за двух старых добрых друзей.
-Я слушаю, — сказал Патефон и стал слушать.
-Я устал, — сказал Савелий, -мне не нужен этот дом и я готов его продать. За разумную цену.
-Сколько?- заинтересованно спросил Патефоныч.
-Сорок тысяч, — тихо сказал магистр.
-По рукам!- хлопнул его по плечу Патефоныч. -Тянуть не будем, а то Розалия Карловна уже купила сервиз на двенадцать персон. Вот сразу аванс. — и он вложил в хилую ладошку магистра пачку денег. — Остальное потом, как дом перепишем у нотариуса… Валдис, — В мой нагрудный карман опустился хрустящий рулон, — завтра бери Йончика с Витьком и начинай крушить эту беседку...
-Простите, а Вы не подскажите где здесь улица Карла Маркса пятьдесят шесть?, а то я не местная, — вдруг перебила их сделку худенькая девушка с рыжими волосами. — Ни одной таблички на домах. Случайно не этот розовый дом с ангелочками?
-Этот. -в один голос ответили Савелий и Патефон.
-Ой как хорошо! — обрадовалась девушка, — это же дом моего троюродного дедушки Шими Вундермахера. Он перед смертью оставил мне наследство — участок земли. Вот и государственный акт на землю прислал. Только там нужно аварийный дом демонтировать. Но это чепуха, правда?
-Где же ты раньше носилась, овца недоеная, — Патефоныч взялся за сердце, — Бля, это не часовщик, а какой то зловещий дьявол...
-А раньше я в университете училась, в Соединенных Штатах, — звонко ответила рыжая девочка, — на юридическом факультете. Потом магистратура — два года и аспирантура — три. Теперь я — магистр права. Если что, обращайтесь с вопросами.
Патефон смачно плюнул, а Савелий всплакнул.

***

Спустя какое то время в кабинете главы Апелляционного Суда сидел в кресле из слоновой кожи усталый господин. Солнце безуспешно пыталось пробиться через плотные зеленые портьеры и на столе вместо золотистых фолиантов теперь лежал тонкий электронный планшет.
-Опять бумагу марают, — грустно сказал председатель суда,- Вот опять!.. опять все приходится решать самому! Никто не хочет работать.
С этими словами он горестно вздохнул и принялся развязывать шелковый галстук. На столе из корня канадского дуба прямо перед ним стояла серебрянная Фемида. Справа лежало дело «Дом в доме», а слева плотно заклеенный черный пакет, принесенный утром неизвестным человеком. Из угла на судью взирал удивленный медведь.
И опять победило баб..., тьфу ты… добро.

Yodli.