отставной козы барабанщик : Любовь и выборы.

Изрядно поредевшие в процессе экономических реформ от браконьерства леса окружали Пыхтеево — богатое до 1913 года мордовское село на берегу Каганского озера. Хотя, стоит признать, что излишней прозрачности лесных массивов способствовала и наступившая поздняя осень, ибо опавшие листья густоты лесам, как известно, не придают.
Снег еще не лег, но грязь уже приморозило и передвигаться можно было относительно комфортно, если внимательно смотреть под ноги, всем ведь известно, что нет ничего более опасного для хрупкого голеностопа чем замерзшая колея на дороге.
Дорога выводила к русской православной церкви, за ней на фоне сероватого, в данную пору, неба виднелись в разной степени покосившиеся кресты местного кладбища.
Мордовским в селе владел только Семен Петрович Перебатько. С появлением в селе этого энтузиаста, родом из под Винницы в окрестных лесах на деревьях стали появляться ленты китайского производства, а село теперь было достойно представлено на всех форумах крепнущего угро-финского братства.
К началу данной истории основное богатство данного края картошка покинув свои вечно сырые норы в подзолистой земле перебралось в подвалы местных жителей. Свиньи в ожидании бескормицы были порезаны и закопчены. Самогон был выгнан. Назревали политические перемены.
Выборы главы исполкома, или как гордо называли его пыхтеевцы мэра, были назначены на конец ноября.
Политическая картина села особым разнообразием не отличалась: большая часть часто пьяного и редко бритого населения относила себя к сторонникам партии власти, коммунистическая ячейка сильно ослабленная выходом из нее в 1991 году тогдашнего первого секретаря райкома, а нынешнего мэра Макина насчитывала не более пяти человек. Люди эти — крепко идейные злющие старухи, тем не менее, силу составляли не шуточную. Поэтому в дебаты с ними противники вступать отказывались, опасаясь получить коромыслом. Украинский националист Перебатько готовился к международному конгрессу соотечественников в Хельсинки и свою кандидатуру решил не выставлять. Единственная в селе феминистка — дочь Макина прыщавая Любка в момент проведения акции перед юными поселянами была поймана Макиным с голой грудью, бита ремнем и от активной политической жизни отошла. Демократическую общественность представляли собой председатель местной ячейки блока СЛиВА (Союз Левых и Всяческих Альтернатив) Васька Бякин — худощавый юноша с неопрятными удлиненными волосами, пятый год скрывающийся от призыва в армию на должности сельского учителя, и пара бухгалтеров и зоотехников из числа местной интеллигенции.
Славу Бякину принесли следующие события: В прошлом году на седьмое ноября, проводя на своей квартире антикоммунистическое заседание, в изрядной степени подпития, решил он с дуру, до ветра на двор сходить. На дворе его ожидал коммунистический пикет. Спасая молодую свою жизнь, с криком:«А я вам говорю, в Евросоюз надо идти!» Васька запрыгнул в лодку и рванул на ней в сторону русского села Рахматово. А зима в том году была ранняя. Доплыв до середины озера Васька вмерз: плыть нельзя и на лед вступить нельзя ( не окреп еще ). Вернулся он на заре вторых суток ползком по тонкому льду. Выхаживала его местная фельдшерица Степановна — семидесятилетний боец идеологического фронта, активный участник вышеозначенного пикета. Бит в бане веником Васька был нещадно, однако здоровье сохранил и в антикоммунистических мероприятиях больше не участвовал, напротив начал больше на «левизну» своего блока упирать.
Единственным спонсором всех политических сил являлся местный олигарх Коноплев. До капитализма возглавлял он местный консервный завод. Как грянула демократия завод резво начал загибаться, подворье же Коноплева наоборот пошло в рост. И вот когда уже казалось: хана заводу, преобразовался он в ЗАО. Учредители Коноплев, жена его и мать восьмидесяти трех лет от роду. Что тут началось: для начала прям на территории завода священный источник забил. Ну батюшка освятил, и пошел разлив по бутылкам. Местные ту воду, зная о находящемся в районе завода скотомогильнике, пить опасались, но в областном центре пошла она на ура. Так что теперь у Коноплева и завод, и земли трех окрестных колхозов загнувшихся, и вся торговля в селе, и клуб он выкупил — говорит кинотеатр в нем будет 3D, пока там правда бар местный.
Ну мэру то Коноплев каждый месяц конвертик толстенький, бабкам коммунистическим на седьмое ноября кумача на транспаранты, а восьмого марта и первого мая по кило гречки и паре консервов. Ваське Бякину компьютер свой старый отдал, ну и пару пузырей иногда подкидывал. Так что оппозицию поддерживать было с одной стороны не обременительно, а с другой — мало ли что.
С Коноплева то все и началось. Заехала в деревню как то фура огромная. Ну водила с Коноплевым пошушукался, «Мамай клянусь, да!» покричал, да и сгрузил целую фуру водки «Русская» из Осетии. А магазин то водкой, надо сказать, с одиннадцати только торговал. Ну прежде то народ это как то не интересовало, ибо пить продающиеся в нем «Главспирттрест» и «Nemiroff» при наличии самогона казалось глупым. А тут и водка дешевая и праздники октябрьские на носу, взалкал народ короче, взалкал. С девяти часов почитай все село под магазином, а не продают… Участковый бродит, на Тамарку — продавщицу глазом косит.
Ну Васька то залез на крыльцо да как давай митинговать:" Доколе, говорит, власть так будет над простым народом изгаляться. Для этого что-ль мы в девяносто первом под танки бросались ( было ему в то время лет шесть ). Вот до чего страну зажимом демократии довели! Все на выборы! Свергнем узурпаторов народовластия!" И главное водка то ему не нужна (Коноплев уже подкинул), а нет понесло. Стоит кричит, ветерок волосики жидкие развевает, глазки горят, ручки в воздухе большое что-то рисуют — демократию не иначе. Тут его Любка Мякина в таком виде увидала, и все пропала девка.
И тут на тебе — одиннадцать. Ну народ то как даванул — помяли милого. Ну Любка то девка ой: в толпу кинулась, вырвала слегка придушенного Ваську да домой на себе и отволокла. Тот ей плачется, «На бутылку, говорит, свободу променяют.» А Любка молчит, да только лицо его заплаканное к груди своей сдобной прижимает. Так и получилось у них все. И кто скажет что это не любовь, дурак тот просто вот и все.
С постели Ваську и взяли за организацию массовых беспорядков с погромом близлежащего штакетника. Ну когда пол села на площади дралось милиция, конечно, разбежалась. Разгоняла беспорядки местная коммунистическая ячейка щедро раздавая коромыслами тумаков своим сватьям, кумовьям и детям. А с Васькой милиция справилась, в город увезли.
Новый мэр Мякин с зеленым бантом победившей партии ПОМИДОР (Партия Опоры Мордовских Иррационально — Демократических Общественных Реформ) победу праздновал на усадьбе Коноплева. Третим был начальник милиции Рахимов, активно запивающий израильской водкой «Кеглевич» украинское сало.
Солнце почти закатилось за горизонт. Тьма сКущалась...
Ну, а те кто из прежней партии власти вовремя перестроиться не успел в ГАИ пошли работать и теперь, вместо чтоб жулить и воровать, честно побираются на дорогах.
А как же любовь? спросите вы. Да никак. Вышел Васька через три месяца. Двадцать семь в кутузке встретил, армия больше не грозила, ну и пошел работать в офис. Начальница его, сорока четырех летняя Зульфия Рувимовна, быстренько его постригла, приодела, да и женила на себе. Любка фельдшерские курсы закончила и теперь Семеновну подменяет. Да кстати, прыщи у нее после того раза прошли. Ямочки, правда, как оспинки на щеках остались, но приехавшую на стройку нового цеха консервного завода бригаду молдаван это не смущает.