Шева : Экипаж машины боевой

СУ — двадцать четвертый всем нравился Голимову.
Отличная, послушная машина. Хоть и фронтовой бомбардировщик.
И скорость приличная — две тысячи триста двадцать кэмэ в час на одиннадцати тысячах и тысяча четыреста на уровне моря. И дальность — за четыре тысячи колометров. И практический потолок — под восемнадцать кэмэ.
Длина разбега и пробега при посадке меньше километра — движки-то мощные!
Крыло с изменяемой в полете геометрией, дифференциально отклоняемый цельноповоротный стабилизатор.
Механизация крыла мощнейшая — трехсекционные выдвижные двухщелевые закрылки с фиксированными дефлекторами, четырехсекционные выдвижные предкрылки, двухсекционные интерцепторы.
Антенн одних — пять штук: антенны радиолокационной станции переднего обзора «Орион» и радиолокатора предупреждения о столкновении с естественными наземными препятствиями «Рельеф», антенна передней полусферы антенно-фидерной системы «Пион» из комплекта радиотехнической системы ближней навигации, приемник воздушного давления ПВД-18 и антенная система пассивной радиолокационной станции «Филин».
Вооружение, опять же, сильнейшее — встроенная шестиствольная пушка ГШ-6-23М калибра двадцать три милимметра с боезапасом в пятьсот снарядов.
На восьми точках наружной подвески управляемое и неуправляемое вооружение класса «воздух-поверхность» и класса «воздух-воздух». Ракеты, авиабомбы, да и еще кое-что.
Шутка сказать, масса боевой нагрузки самолета — до семи тонн.
Летающий танк, епта!
Одно в этой боевой машине он считал излишним. И даже ненужным.
Это была возможность дозаправки в воздухе.


Почему майор Голимов так считал?
Да потому-что херово дозаправка у него получалась. Если честно — через раз.
Ведь главная проблема при дозаправке это что? Это сцепка заправляемого самолета и самолета-танкера.
Перед сцепкой скорости обоих самолетов должны быть идеально выравнены. Это-то при скорости в шестьсот пятьдесят — семьсот километров в час.
Иначе одно из двух — или шланг оборвется, или захлебнется перекачивающий насос. Так же херово может закончиться попадание крыла твоего самолета в поток выхлопных газов от движков самолета-танкера.
Эмоциональные нагрузки, говоря по-ученому, при дозаправке такие, что говоря попроще — всраться и не жить!
Это, вон, спортсмену, чтобы сбросить пару килограммов веса и перейти в меньшую весовую категорию, надо долго сидеть в сауне. Или, надев тулуп, бегать на солнце.
А летчики во время одного полета с дозаправкой в воздухе в среднем теряют до пяти процентов веса. Это четыре килограмма, если в тебе восемьдесят кэгэ.
Частота пульса летчика при дозаправке в среднем — сто восемьдесят шесть ударов в минуту при норме семьдесят шесть — восемьдесят. А у некоторых, у него так точно, до двухсот двадцати ударов доходит. Частота дыхания — шестьдесят четыре вздоха вместо пятнадцати-шестнадцати на земле.
Васильич из их медсанчасти так рассказывал. А ему верить можно.
Да что врачи — сам чувствуешь, как повышается температура, подскакивает давление. А если дозаправок не одна, а две, так вообще пиздец.
Прилетаешь на аэродром и отжимаешь нижнее белье — «съеденные» стрессом килограммы исходят потом.
А сколько ребят списали из-за язвы желудки!
Нервы, все нервы.
Комэска рассказывал, что когда в начале шестидесятых осваивали дозаправку на «тушках», то есть ТУ — шестнадцатых, то только в двух авиаполках, — в Прилуках и Полтаве за шесть лет разбилось пятнадцать экипажей.
А ведь тогда командирами экипажей были только летчики первого класса.


Вот и сегодня. Как он ни потел, как ни старался, попасть «папой» в «маму», то есть штангой своего самолета в воронку шланга самолета-заправщика не смог.
Да еще справа этот долбаный Дубовой гундосил — доверни левее, доверни правее, выше, ниже…
Рядом сидеть да «под руку» языком молоть — точно, что «не мешки ворочать».
Как ему.
Не выдержал, рявкнул — Бабу будешь ебать, будешь доворачивать! А мне не еби мозги!
Понятно, чего Дубовой так переживал. Если б выполнили задание, точно Витьку очередная звездочка светила бы — капитанская! А так, может еще с полгода придется в старлеях походить.


- Вот же ж мудак! — выругался полковник Бушмин.
Затем еще раз, на этот раз уже неспеша, прочитал лежавший перед ним рапорт.


Командиру в/ч ***** полковник Бушмину от командира 1-ой авиаэскадрильи подполковника Григорьева В.И.
Рапорт о результатах служебного расследования.
20-го августа **** года экипаж в составе майора Голимова И.К. — командира экипажа и старшего лейтенанта Дубового А.Г. на самолете СУ-24 бортовой номер 22 выполнял полет по маршруту Львов — Луцк — Дубно — Львов.
После неудачного выполнения задания по дозаправке в воздухе по метеоусловиям Львова экипаж остался на ночевку на аэродроме Дубно.
После ужина в летной столовой экипажем в гостинице была выпита полученная от командира Луцкой эскадрильи, по утверждению экипажа, чекушка технического спирта.
Ночью старший лейтенант Дубовой А.Г. встал в туалет по малой нужде. Уставший после напряженного летного дня старший лейтенант Дубовой А.Г. в темноте перепутал, по его словам, дверь в туалет с дверью во встроенный одежный шкаф. Он зашел в последний и помочился в летные ботинки майора Голимова И.К.
Майор Галимов И.К. заметил происшедшее только утром, надев ботинки на ноги.
По его словам, поступок старшего лейтенанта Дубового А.Г. является злонамеренной и спланированной акцией, и объясняется личной местью за игнорирование советов последнего при выполнении задания по дозаправке в воздухе, а также связанной с этим возможной задержкой получения Дубовым А.Г. очередного воинского звания.
В результате сложившейся психологической несовместимости прошу изменить состав экипажа самолета СУ-24 бортовой номер 22.


Полковник Бушмин взял свой старый перьевой паркер, подаренный ему когда-то на день рождения, и размашисто написал резолюцию.
Затем гаркнул в приемную — Света! Забери эту галиматью и отдай Григорьеву!


Подполковник Григорьев прочел резолюцию Бушмина. Нахмурился. Затем по серектору вызвал Голимова.
Когда Голимов зашел в кабинет комэска, тут же услышал — Ну что, отличник боевой и политической, довыебывался?! Несовместимость, блядь, у них! На вот, читай! Вслух, вслух читай!
Голимов, чувствуя подлянку, но одновременно понимая, что деться один хер некуда, громко начал читать резолюцию командира полка:


Василий Иванович!
Не надо мне ебать мозги!
Буду я еще из-за всякой хуйни изменять установочный приказ по части!
Объяви Дубовому выговор за несоблюдение субординации, а Голимов пусть нассыт в ботинки Дубовому и успокоится!
А «возможные задержки» — это вообще не ко мне!


Майор Голимов закончил читать, выждал паузу.
Поняв, что комэска ничего больше ему не скажет, сдерживая довольную ухмылку, молодцевато, по-курсантски поднес руку к козырьку — Разрешите выполнять, товарищ подполковник!