: Поездка домой.

В ту ночь меня раздражало все. И суетливый таксист, и его белая, в дырочку, футболка. Бля, руки оторвал бы этому швейному богу, который придумал дырчатые футболки. Они бывают еще и черные. Пиздец…
Через эти самые дырочки торчали седые вьющиеся волоски на груди «бомбилы». И расстреливал бы поголовно всех тех, кто эти футболки носит. Раздражали его вонючие сигареты «Петр-I». Раздражала Кадышева-сука. И радио «Дача» своим поддельным энтузиазмом в два часа ночи тоже угнетало мозг до полного исступления.
Когда же этот шмаровоз в последний раз пользовался дезодорантом, задавал я себе вопрос. Запах пота вперемешку с ароматом зеленого яблока автомобильной «елочки» вызывал рвотные позывы.
Как же все хуево-то все. Как же хуево! Ощущение тотальной тревоги, неустроенности, безысходности терзало душу. Мысли накатывали серыми штормовыми волнами.
Ну вот, на хуя я взял билет на ночной поезд, долбоеб эдакий? На хуя? И до поезда не смог выспаться, и в поезде уже не усну. Есть же еще семичасовой экспресс.
Генеральный директор — тощий набриолиненный метросексуал — сегодня отчитывал и даже повышал свой и без того высокий голос. План продаж, мы, видите ли, не выполняем. Как ты его на хуй выполнишь, если на рекламу ушлые собственники не выделяют ни копейки. Менеджеры — амбициозные имбецилы, семьдесят процентов рабочего времени пьют кофе и курят свои тоненькие сигареты на крылечке. Начнешь набирать других – придут те, которые пьют не кофе, а адреналин, блядь, раш по утрам и курят не только сигареты. Никогда это потерянное поколение уже не научится работать. Ни-ког-да. Не выполним мы план ни хуя. И выпиздят меня с работы. Как пить дать – выпиздят.

Семья вообще хуй знает где. Видимся раз в две недели. Разве это нормально? И то, умудряемся за пару дней выходных поругаться двадцать раз. И без них я не могу и с ними сатанею.
Кстати, Маринка правильно уже месяц ругается, надо фильтр этот, в конце концов, все же, поменять. Без горячей воды сидит. Соседи нижние, водой этой горячей залитые, в суд подали. Маргиналы хуевы. Надо на ТСЖ теперь иск стряпать, бля…

Пломба из верхнего зуба опять выскочила, наши проиграли четвертьфинал, у Маринки задержка две недели, у Машки сгорел монитор, на новый денег нет, звонили из банка, пугают судом. Не вытяну я этот кредит, бля буду, не вытяну, надо на хрен продавать машину… А как работать без машины? Так, с работы, все-равно, выпиздят, тогда зачем машина. Но без машины я не найду новую работу, блядь. Заколдованный круг какой-то. Полная, тотальная жопа. Полная.

Подъехали к вокзалу. Времени до поезда оставалось еще минут двадцать. Успею не спеша, со смаком, покурить. Приведу мысли в порядок, успокоюсь.

На привокзальной площади обнаружилась какая-то нездоровая для двух часов ночи суета и оживление. Пожарная машина, проблески полицейских мигалок, толпа людей, расположившаяся полукругом, густой запах бензина.

Неказистая «ДЭУ Нексия» впечатала синюю «двенашку» аккурат во фронтон здания вокзала. «Жигуленок» разорвало напополам, «кореец» стоял над ним вздыбившимся конем-мутантом. Вся эта железная конструкция слегка дымилась. Люди полушепотом испуганно переговаривались. Я потопал в сторону перрона.
Ровно в том месте, где я обычно курю в ожидании поезда, лежал труп. Мужчина. Тело было накрыто черным 80-литровым полиэтиленовым мусорным пакетом, разорванным по шву. Из-под пакета выползла и уже слегка загустела, взялась пленкой, черная кровавая лужа, вытянутыми очертаниями напоминающая славное озеро Байкал. Дешевенькие, некогда белые кроссовочки «Adibas» беспомощно выглядывали из-под полиэтилена. Рядом, куполом вниз валялся черный зонт. Дождь закончился десять минут назад. Правая рука была неестественно вывернута и откинута назад. В закоченевших пальцах зажат паспорт в обложке с гербом СССР. Между страниц паспорта – бежевый железнодорожный билет. На мой же поезд, подумал я и ускорил шаг.

В жарком вагоне не мог долго уснуть. Перед глазами предсказуемо, раз за разом, пробегали картинки с накрытым мусорным пакетом трупом.

Не успел выйти на перрон вокзала родного города, как тут же зазвонил телефон. Банковский автоответчик напоминал, что у меня имеется простроченная задолженность по кредиту. Я отключил телефон.

Возле подъезда блестел всем своим хромом и тюнингом кредитный автомобиль. Из верхней щели жестяного почтового ящика я выудил судебную повестку. Все же подали в суд на меня нижние соседи-люпмены. Суки, прошипел я беззлобно. Надо будет позвонить адвокату, мелькнула здравая мысль. Привычно ныл, лишившийся пломбы зуб.
Открыл дверь квартиры своим ключом, стараясь никого не разбудить. А они уже не спали. Услышав скрежет ключа в замочной скважине, подхватились и выбежали меня встречать в коридор. Машка, издавая дикие вопли, бросилась мне на руки, Марина сидела на кушетке и, глядя на нас, счастливо и смиренно улыбалась.
«Как же у меня все здорово, как же у меня все заебись!» — подумал я и полез в визитницу искать телефон адвоката.