Лука Окрошкин : Повод

(глум)

Это чудный повод нажраться.
Не тешь самосознание, что в последний раз, ибо загоняя худые ноги в плюшевые тапки клетчатого окраса, ты загоняешь свою жизнь в очередной угол, бро. По утвержденному маршруту с остановками в местах общего пользования.

До точки невозврата с кухней из цветастого пластика и необходимостью давиться с любовью купленным в универмаге ужином из полуфабрикатов, ты ловишь за хвост старое полудетское представление о мироздании, крепко сложенное из внушительных томов кодексов и законов в кожаных переплетах с золотым теснением. Где-то в самом верху этой крепости живет согласно наивным людским прогнозам абсолютное человеческое счастье. Тихо так живет, никого не трогает

И вот ты отпускаешь прогуляться пару серых в яблоко анекдотов в чистое поле чужого восприятия, собираешь на обратном пути настороженные ухмылки, напяливаешь отутюженную маску семейной безмятежной удовлетворенности и… листаешь, листаешь, листаешь про себя толстые своды уставов и правил. И нет им конца и края.

И где-то посередине этого карцера из обязанностей, обоснований и должностных инструкций сидит зеленая тоска с бутылкой дрянного коньяка. И поминает в одно жало твою пропащую жизнь, отравленную просроченным эрзацем свободы.

Будь же человеком, бро. Сядь с ней и выпей.
Не наматывай прогулочных кругов в раздолбаном пежо цвета синтетического лайма с невероятно живучим двуногим тамагочи, не делай напрасных попыток выучить язык аборигенов муси-пуси.
Доверься снова старому кукловоду, который столько раз путал твои веревки с чужими во имя самого себя. Пусть он играет привычно в дочки-матери, отцы и дети, казаки-разбойники… А ты сядь, брат, фантомным своим я у бездонного омута ее зеленых глаз, и выпей с ней до донышка иллюзию своей самодостаточности.

Потом будем петь и плакать.
Обдирать о щетину тыльную сторону ладони, будто стирая по часу, по слову то, что пора забыть, захоронить под десятью заповедями, замуровать за свежеизданными правилами… но напоследок облобызать каждый кусок, осязая все ссадины и грубые шрамы, как самое живое на твоей продажной душонке.
И захмелеть, как в первый раз, ощущая упругое девичье бедро в скрипучем капроне вплотную к своему. И оставить только взгляд, только еле уловимый запах сирени, как ладанку.

А после перешагнуть. Единожды и навсегда. И рухнуть плашмя в отрезвляющее бытие, смешанное из тысяч холодных отрывистых «надо»

Снова почувствовать ведущую нить и уверенно крутануть баранку.
Принимать, как лекарство, чайными ложками, насущную необходимость и ощущать выздоровление от прошлого. Потому что уже совсем рядом неотступное настоящее, тяжелое твоим продолжением.

Положи руку ей на живот, поймай это желание быть, робкое движение жизни.
Это твоя суть и соль, бро. Это то, ради чего стоит опять выпить. Пряный глинтвейн собственной нужности и решимости. И ждать чуда.