Петя Шнякин : Служу Советскому Союзу!

Чтобы не попасть в лапы советского правосудия по статье за тунеядство, в 1983 году я устроился в ВОХРу Быковского авиаремонтного завода. Думал – перебьюсь у них год-другой, а затем найду работу посерьёзнее. Однако завис там на семь лет, даже пить бросил. Вохряки на заводе служили разные, в основном пьянь. Но попадались и непьющие – «колхозники». Жили они далеко от работы, имели участки, на которых выращивали раннюю редиску, зелень, тюльпаны… Сутки в охране отпашут, а трое в земле ковыряются – и менты не достают, и стаж пенсионный идёт. Я же в свободное время занимался браконьерской охотой. Поднаторел в этом деле. Лаек элитных вырастил и втихаря добывал кабанов с лосями в лесах Раменского района. Стрелять неплохо научился, хуле, жизнь заставит – в магазинах со жратвой с каждым годом становилось всё хуже…
Как-то летом начальник ВОХРы Борис Васильевич Дроздов объявил, что через два дня весь состав охраны поедет на стрельбище в Донино. Кроме стрелков-пожарных, туда отправили начальников караула и их заместителей – бывших военных и ментов.
Среди них особо выделялся Михаил Иванович Жуковец. Он служил начальником караула. Форма всегда чистая, и брюки выглаженные. Лицом напоминал покойного артиста Пуговкина. Всем говорил, что является майором Советской Армии в отставке, и носил значок участника ВОВ.
Однажды в курилке, глядя на значок, я поинтересовался:
– Товарищ Жуковец, вы, смотрю, с немцами воевали. Хорошо сохранились...
– Я, Петро, тридцать пятого года рождения.
– Так как же...
– Ты слушай, не перебивай. Родился в Белоруссии. И восьмилетним пацаном в партизанском отряде жил, в лесу. Слышал про Беловежскую Пущу?
– Да.
– Там вот. Мне командир отряда задания самые сложные поручал. Фрицы на меня, мальца, и внимания не обращали. Я смышлёным был не по годам. Однажды состав фашистский под откос пустил. Помог я советскому народу чуму коричневую одолеть! Сейчас бумаги собираю, чтобы «Участника войны» присвоили официально. А значок этот ношу и носить буду, пока правды от бюрократов не добьюсь! Я вообще всю жизнь армии отдал.
– Понятно...
После нашего разговора решил я у старых вохряков побольше узнать о нём. Мне сразу сказали: осторожнее с Жуковцом – начальству стучит, письма в газеты пишет.
Говорили, что он действительно служил. Но не майором, а старшим лейтенантом. А в тридцать шесть лет попал в неприятную историю.
В лесу, на переезде, пожилая работница опустила шлагбаум в ожидании поезда. Жуковец в тот момент ехал на своём «Москвиче-412» и был сильно пьян. Он выскочил из машины и стал требовать, чтобы бабка немедленно его пропустила.
Приказ старшего лейтенанта железнодорожница не выполнила.
Тогда он накинулся на неё c кулаками. Более того, перегнул жертву у шлагбаума и попытался над ней надругаться, но не успел. Услышав крики о помощи, к переезду подбежала группа грибников, злоумышленника связали и сдали в милицию.
Он отсидел три года. За хулиганство.
На стрельбище Жуковец вёл себя активно, подносил мешки с песком, на которые укладывали карабины при стрельбе с позиции «лёжа». Бегал менять мишени и сообщал Дроздову о результатах. Пока лучше всех отстрелял «колхозник» Ермаков, у него было восемнадцать. Да, каждый производил по пять выстрелов: центр – десять, рядом с центром – девятка, и далее до пяти баллов, если попадали в последний от центра круг. Максимум – пятьдесят.
Получилось так, что в заключительный заход мне пришлось состязаться с Жуковцом. Из карабина до этого я бить не пробовал, но мишень, расположенную в ста метрах, видел хорошо. Ума много не надо. Правда, проблема возникла. На стрельбище я поехал не в свою рабочую смену и надел новые белые джинсы. Ложиться на грязный брезент не хотелось, и я попросил Дроздова:
– Борис Васильевич, а можно я с другой позиции стрелять буду?
– С колена что ли?
– Нет, стоя.
– Шнякин, не позорься перед коллективом!
– Да всё нормально будет, разрешите!
– Ладно, давай.
Пять выстрелов я произвёл быстро, один за другим. Долго ждал, пока Жуковец уляжется на брезент и начнёт лупить по огневой точке. Наконец он поднялся, побежал к мишеням и вернулся назад:
– Борис Васильевич, докладываю: начальник караула Жуковец – ноль! Зам. начальника караула Шнякин – тридцать восемь!
Дроздов приказал всем построиться. Огласил итоги и в конце добавил, что лучшим был я:
– Товарищ Шнякин, объявляю вам благодарность!
В первый и последний раз в жизни мне довелось прилюдно отчеканить:
– Служу Советскому Союзу!

После этого меня постоянно направляли в город Жуковский, в банк, за авансом или получкой для всего завода. Ехали мы туда на ПАЗике – шофёр, один стрелок мне в помощь, женщина-бухгалтер и какой-нибудь заводчанин – мешки с деньгами в автобус перетаскивать. Моя зарплата была сто тридцать рублей в месяц, а бабла нам выдавали по пол-лимона, иногда и больше. Деньги по тем временам огромные! Я мог брать на выезд «ТТ», но никогда этого не делал – с карабином, пусть и громоздким, чувствовал себя намного спокойнее.
Из банка возвращались на завод и складировали мешки в кассе, на первом этаже управления. На несколько минут я забегал в здание ВОХРы – поменять любимое оружие на пистолет. Вероятность ограбления на огороженной и охраняемой территории была ничтожной, волноваться особенно не стоило.
В заводоуправлении до утра дежурил комендант, мой дружок из посёлка Родники, который знал Марину. Она частенько приходила вечерами к проходной и передавала мне незатейливый ужин. А в этот раз я от кассы отойти не имел права и уговорил коменданта пропустить её через наружные двери. Марина принесла тёплые котлеты и термос с чаем. Перекусив, я развалился на дерматиновом диване, меня потянуло на подвиги, и я попросил её:
– После такого чудесного ужина ещё бы и минет на десерт...
– Да ты что, Шнякин, с дуба рухнул?! Здесь? Только под дулом пистолета!
А «ТТ» висел у меня под курткой на ремне:
– Знаешь, за язык тебя никто не тянул!
Я расстегнул куртку и достал пистолет Токарева из кобуры…
Она не испугалась. Посмеялась только – прикольно получилось. И всё сделала как надо.