чалдон : Художник

Готовился неделю. Подрамник выбирал. И холст натягивал, чтоб ровно все, без перекосов и провисов, и клей варил, проклеивал и грунтовал. Неспешно, аккуратно. Все только сам. Он больше никому не доверял. А спешка в этом деле ни к чему. Улавливал, конечно, косые взгляды тещи и жены. Но что они поймут? Пока шедевр не написал. Когда напишет, увидят просто, насколько прав он оказался, что на ерунду не отвлекался.
Проблемы бытовые все пройдут. Его творение останется потомкам. А кто запомнит их? И разговоры о ремонте. О том, что надо как-нибудь семью кормить. Уже не говоря о шубах, автомобиле и курортах. С твоим талантом все это можно давным-давно купить. Он молча рисовал. Не спорил, в пустые разговоры не вступал. Быть может, отвлекаться не хотел. Или по другой какой причине. И ел совсем немного. Вот только чай покрепче.
В такой картине важно все. Но первое — идея. Когда задача эта решена, то можно продвигаться неспеша. Полжизни. Или жизнь. Но все-таки исполнить, как хотел. Для этого не жаль ни жизни, ни семьи. Зачем все это надо, он не знал. Кому?
Художник просто рисовал. Все больше погружаясь в нарисованную жизнь. А настоящую не знал. Ее бояться начал. Из дома он почти не выходил. Одну одежду десять лет носил. Зарос. Покрылся краской масляной от пяток до макушки. Его никто не узнавал. Да и не приходил давно никто. Жена его жалела. Кормила понемногу. А теща, не дождавшись, померла.
Когда закончил он картину, опустошение такое наступило, как будто вышли из него — дух творчества и жизни. Что, впрочем, равным было для него. Неделю целую, не двигаясь, лежал. Не отвечая на вопросы. Еду не принимал. И хорошо еще жена, решившись, вызвала врача. А врач, сказав: «Как он запущен», — художника увез. И без него она скучала. Как ни странно.
И много дней еще прошло, пока вернулся он.
Совсем другим. Повеселевшим. И оказалось, молод он еще, картины может рисовать другие. А ту, что соки выпила его, большой тряпицей плотно обернул, на антресоли положил.
Теперь картины получались у него одна другой светлей и проще. Пытался их он продавать. Что удивительно, с успехом продавались. Так, оказалось, художник любит выпить, со вкусом закусить, и хорошо одеться, курорты и машины, красивых женщин молодых.
Жена с тоскою вспоминала времена, когда единственной была.
Прошли года. Художник модным и успешным стал. И каждая картина продавалась, лишь он ее закончить успевал. Разыскивая кисточки свои, на антресоли как-то заглянул. Увидел холст, обернутый тряпицей, развернул. И вспомнил все. Картину взял, пошел в салон, в один, другой. Ее нигде ни взяли. Плечами пожимали. И говорили, что это не его. Зачем такие вещи пишет? Никто их не возьмет.
И он домой ее принес. Вбил в стену гвоздь, повесил. А сам ушел из дома. Жена всю жизнь свою, что оставалась ей, безропотно ждала. Он не вернулся.
А холст висел в гостиной. Пока, по старой памяти, к ней не зашел искусствовед известный. Картину оценил. И вот тогда к ней вереницей коллекционеры частные пошли. Такие деньги за картину предлагали, что ей хватило бы безбедно жизнь прожить. Она не соглашалась. Картину после смерти музею завещала.
Чтоб видели другие.
2010