Безнадёгин : Собиратель

Шел по улицам небольшого, шумного в воскресный день города, полусогнутый от жизни своей человек. Одет был он, не сказать чтобы плохо и небрежно, а просто странно, как ни от мира сего. Человек был в возрасте, но не в таком, конечно, когда врастает продолжением руки в тело костыль, или тросточка, а лет сорока- сорока пяти. Звали человека Василием.
Вот и шел Василий- сварщик из местного СМУ, и озирался по сторонам, больше всего его внимание привлекали мусорки и витрины пивных ларьков. Многие из людей деревенских, приезжавших в городок на рынок или в церковь, смотрели на Василия как на бича, но нам-то уже известно, что не был он ни бичом ни сумасшедшим, просто было у него в жизни увлечение- собирать разные бутылки с красивыми и редкими этикетками.
Вот и сегодня прогуливался Василий в поисках тары, но день не выдался, тут и там валялись бутылки из-под обыкновенного дешевого пива. То Балтика Троечка примостится на солнцепеке в грубой нестриженой газонной траве, то бутылка из-под светлого Клинского встанет затаясь, как вражеский часовой на углу полусгнившего деревянного домика. Василий такими емкостями брезговал, а так как сам алкоголь не употреблял, то и вовсе проходя мимо мутного стекла плевался и материл про себя молодежь.
Из-за странного увлечения было в жизни Василия много хлопот, жилплощадь в центре города пришлось оставить, потому что подвал был забит стеклом, а жена видеть не могла пустые бутылки на антресолях и подоконниках. Долго уговаривал ее Василий продать квартирку и перебраться в пригород, поближе к земле и небольшому пролеску. Жена смотрела на мужа своего ущербного, ругалась последними словами, а однажды улыбнулась, глянула в его глаза чистые и пустые как вода из колодца
- Ну что ж поделать-то с тобой, дурачком, обрекаешь из-за дури сына в школу три километра каждое утро ходить, да и меня от подруг и удобной жизни увозишь, но тебе ведь бутылки важнее, да, Вася? Вижу, что важнее, чего теперь, но если я перед лицом государства в верности тебе клялась, то значит, и погибать с тобой буду.
- Нин, да сына я подвозить буду, ты не волнуйся, а там ведь жить-то одно удовольствие, завсегда и шашлыка пожарить и в гамаке поваляться.
Так и съехал Василий с семьей в пригород, уставил пустыми бутылками сараи и подсобное хозяйство свое. Парные тары выкинул, при перевозке неаккуратные грузчики перебили с десяток бутылок, поматерился Василий, а когда на новом месте обосновался, то пересчитал свою коллекцию и вычислил, что осталось у него ровно тысяча сто двенадцать бутылок, с различными этикетками, формой и датой выпуска. Самые старые датировались 1987 годом, ну а младшие были уже 2012-ого.
Так и зажил сварщик со своим сокровищем. Часто после работы заходил он в сарайчик, уставший и довольный, смотрел на выстроившиеся в ряд гильзы от алкогольных снарядов, и вспоминал старые доязвенные времена, когда с приятелями упивался, как последняя малолетняя сволочь, вспоминал анекдоты за стопочкой, и долго посмеивался в вечерним полумраке над своим оставшимся в дали прошлым.
«Но оно конечно и лучше что с язвой свалился, уберегла судьба от развода и алкоголизма, вроде и сына человеком рощу и Нинка в достатке ходит, вот оно и стало как в школе учили, чтобы яблоко к яблоне, плетень к плетню, спичечка к спичке, и удовольствие вроде у жизни и осталось, но другое теперь, трезвое, совсем как будто холодное»- рассуждал лежа в кровати сварщик, но вспоминал грамоту от главы и района и свое фото на доске отличников производства. Вспоминал, успокаивался и засыпал готовя тело к радостному труду и скорой пенсии.
Так и лилась его жизнь как вода с пустой вымытой под краном бутылки. Лилась пока не позвонила на его работу взволнованная жена и заголосила, что сын в реанимации, что, что-то с Игорем не так, нашли врачи какую-то дрянь. Василий быстро собрался, скинул робу и через десять минут уже сидел в приемном покое.
Скоро врач, милая и добрая женщина растерянно вышла из палаты и сказала, что их сына срочно транспортируют вертолетом в область. Жена выпала в истерику, а Василий хмуро стоял на лестнице и курил в загаженное больничное окно, и слово никто ему не сказал. Понимали.
Через несколько дней врач из области вышел к Василию с женой, развел руками, назвал мудреную болезнь и выдал такую сумму за лечение, от которой у сварщика как ожогом в глазах помутнело, а у Нины сквозь добротный вязаный свитер пробился к горлу хрип и стоны
Долго бродил Иван по коридорам обл. больницы, и думал как спасти мальчика и ничего не приходило на ум, такую сумму которую заломили и район не потянет. Через пять часов родителей пустили к мальчику в палату. Бледный, похудавший Игорь лежал с какими-то трубками в венах и носу и пытался улыбаться отцу с матерью. Однако жена Василия не выдержала и в муке упала перед кроватью и начала рыдать, Василий крепился, подошел к больному сыну потрепал его по голове, Игорек показал рукой на пустую бутылку из-под капельницы и тихо, тихо прошептал
- Вот тебе папа бутылочка в коллекцию.
Слезы хлынули и у отца тогда, вылетел он пулей из палаты. Дождался жену и сказал, что срочно едет домой.
Завел старый мотор и долго, долго мчал по извилистой полевой дороге. Мир бил по глазам, камни и кочки летели мимо, как удары судьбы по телу и душе сварщика. Вернувшись в родной город, первым делом наплевав на все предупреждения, Василий взял литровую самую обыкновенную водку и напился ей один до песен, до пьяных тоскливых, как отпевание, русских песен. Потом долго собирался, ходил по комнате, наконец, вытащил из записной книжки номер и позвонил
- Алло, Семеныч, я решился, да продаю все до одной, едь, считай, чего теперь.
Иван Семеныч- директор местного пивбара появился быстро, сразу с большой грузовой газелью, по-хозяйски прошел во двор и начал считать Васильеву коллекцию. Рассчитывал собиратель что поднимет с бутылок тысяч пятьдесят, ведь экземпляры все почти уникальные, а там глядишь еще машину продаст, кредит возьмет и, может, вытащит сынку из под косы проклятой старухи.
Не долго возился Семненыч с посудой, после счетов пересчетов объявил он сварщику
- 4 с половиной тысячи за все и не рублем больше.
Обхватил Василий голову и заплакал. Послал на хер барыгу и понял, что ничто его не спасет от вечной и сырой разлуки с единственным сыном. Тогда зашел он в дом взял молоток и методично один за одним начал бить накопленные экземпляры. Бил их и хохотал, нервно истерично смеялся над пропавшей в мутном стекле жизнью, над своей беспомощностью перед огромной и непреодолимой силой смерти, над унижением человеческим и над всем тем, чего никогда, и ни за какие деньги не испробует его умирающий сын.
На утро в дом возвратилась за детскими вещами жена, в сарае среди горы битой посуды лежал навзничь, уставившись бессмысленными стеклянными глазами в черную пустоту деревянного потолка Василий, в руке его зажата была последняя не разбитая бутылка- флакон из областной реанимации, а из носа стекала к усам тоненькая струйка крови, просочившаяся из мертвого наружу, как влага из сжатого сыра, как слеза из того, кто почти никогда и не плакал.