Павловский : Двое

17:48  27-05-2012
Тот, кого ты любишь, и тот, кто любит тебя, никогда не могут быть одним человеком.
Чак Паланик, «Невидимки»


Хорошо быть пьяным. Я шатаюсь по свежему после дождя, тихому ночному городу. Фонари отражаются жёлтыми полосами на мокром асфальте. Я иду мимо них и смотрю, как моя тень подползает всё ближе к ногам, под самой лампой превращается в точку и снова вытягивается, но уже передо мной, становится нечёткой, а сзади начинает появляться новая. А если смотреть вперёд, то видно, как вдалеке улица растворяется в мокром тумане. Пустые дороги с редкими такси, которые шуршат резиной, и очень редкие прохожие, которые эхом скачут от домов и затихают. А потом я снова остаюсь в тишине. Только шаркают кеды, когда запинаюсь. Слегка шатает.

Хорошо быть пьяным. Не бухим, не подвыпившим, а именно пьяным. Когда тело чуть-чуть ведёт, в голове тёплая приятная вата, а на сердце легко и радостно. И наплевать на всякое. Ведь у каждого есть всякое, о чём не хочется думать. Вот и я иду мимо витрин супермаркета, ловя своё мутное отражение, и ни о чём не думаю, мне хорошо, просто замечательно. Я смешно отражаюсь в микроволновках, потом в глянцевых журналах, дешёвой посуде и в выключенных на ночь панелях телевизоров.
Магазин кончается, я поворачиваю, какая разница куда. Хватаюсь рукой за столб красного светофора, делаю круг, как стриптизёрша, чуть не навернувшись, чертыхаюсь и иду дальше. Эта улица меньше, незнакомая мне. Тут почему-то ещё тише. Фонари гудят слабее?
Никто меня не видит, и это веселит. Алкоголь, я придуриваюсь – нелепо пританцовываю, бормоча «тум-турум, тадум, тац-тац». В глаза бросается красная вывеска с нелепыми жёлтыми буквами «CAFE Alice». Разбегаюсь, подпрыгиваю и с грохотом бью по ней. Как же громко то! Короткое эхо. И снова тишина, оглядываюсь – ничего. Алкаш и хулиган. С дурацкой улыбкой шагаю дальше. Пьяная голова вспоминает Нойза:
—Устрой дестрой, порядок – это отстой!
Я начинаю задорно орать и скакать.
—Круши, ломай, тряси башкою пустой!
Во всю глотку, всё равно никто не услышит. Пинаю мусорник, тот опрокидывается, вываливая содержимое на дорогу. Watch out, we got a badass over here! Ахаха)
—Допей, разбей и новую открывай!
Жаль, что плеер сел. Ещё жаль, что пива нет. Хотя, на кой чёрт? Мне тут и так офигенно, башка и так пустая, да и пою я не хуже Нойза:
—Давай, давааай!
Припаркованные машины покрыты каплями дождя. Я провожу рукой по ним, оставляя следы в виде четырёх линий. Пальцы моментально становятся мокрые. Стряхиваю. Тут же в голову бьёт мысль, что стоит отлить. Останавливаюсь.
Оглядываюсь – никого, конечно. И поэтому, не сходя с места, я расстёгиваю ремень, ширинку и достаю член.
О, Господи!
Расслабленным взглядом я смотрю куда-то вперёд и вверх. И наслаждаюсь моментом. Ведь такие секунды стоит ценить. А то, если человек не может словить кайф от того, что он пьяный ссыт посреди ночной улицы, ему, должно быть, хреново живётся.
Закончив, я опускаю глаза и смотрю на медленно растекающуюся по кривому тротуару лужу. Она похожа то ли на саранчу, то ли на слоника. Хобот смешно изогнулся и продолжает расти. Я слежу за ним, пока тот наконец не упирается в стену дома. Конец. Поднимаю голову и вижу, что на первом этаже, прямо передо мной приоткрыто окно. Совсем чуть-чуть, немудрено было не заметить в первый раз. Странно, что без решётки. Хотя, район спокойный, чё.
Мне становится любопытно и я подхожу ближе, встаю на цыпочки, заглядываю внутрь – никого, пустой офис, и только слабенько горит один монитор задом ко мне. Судя по меняющимся, разноцветным отблескам на стене и потолке – фильм какой-то. Интересно, что там?
И тут, абсолютно неожиданно для себя, я толкаю окно, хватаюсь за подоконник, подтягиваюсь и залезаю внутрь. Кажется, я совсем спятил. Но мне хорошо, лёгкость и веселье не отпускают меня. Мне хорошо, к чёрту заботы!
В полумраке, кажется офиса, я крадусь к работающему компьютеру. Чуть слышно бормочут колонки, слов не разобрать. На соседних столах ничего интересного – пара папок, бумага, колыбель Ньютона и кружка с надписью «Don''''t touch my coffee, bitch!». Окей, не буду, мне проблем не надо.
Я подхожу к светящемуся экрану и смотрю на него. Вот это прикол!
Заинтригованный, я делаю немного громче. И замечаю рядом на столе несколько банок пива. Тёмное – вот ведь удача! Беру одну, открываю и сажусь в большое удобное офисное кресло. Всё зашибись! И хотя трезвая сторона рассудка говорит мне, чтоб я сваливал сейчас же, мне слишком комфортно и я уже начал смотреть какую-то весьма странную киношку.

Голос за кадром говорит, описывая происходящее:

… тёплая дрожь в руках отпускает и я чувствую что всё тело и разум стали вдруг спокойными, как сталь. Кости кажутся мне гидравлическими поршнями, а сам я – нерушимым роботом. Я понимаю, что моя цель – охранять эти земли. И я с ногами залезаю на скамейку, сажусь на спинку, осматриваюсь и ору:
—Invaders must die!
На мой крик оглядывается горбатая бабушка и её такса. Глядя на их страшные морды я решаю, что они вполне похожи на захватчиков, навожу на них руки-бластеры и с остервенением начинаю расстрел.
—Фжжж! Фжжж! Фжжж!—брызжа слюной.
Старушка скрываеся за углом и я остаюсь один посреди двора. С минуту выжидаю появления новых потенциальных противников. Повторяю:
—Invaders must die!
И внезапно понимаю, что это песня продиджи. Спешно достаю из кармана мобильник с запутавшимися наушниками. И пока я с трудом пытаюсь разобраться с проклятым проводом, в голову приходит мысль о том, что этот провод – моя судьба, и если я не смогу развязать все узлы и привести его в порядок, то попаду во вселенную хаоса. Напугавшись, сильно дёргаю провод и он оказывается у меня в руках абсолютно прямой, без узелков. Облегчённо выдыхаю. Шепчу:
—Жизнь полна опасностей.
Втыкаю наушники, пролистываю исполнителей. Буквы мельтешат в глазах и я несколько раз прохожусь по всем списку, прежде чем замечаю The Prodigy. Включаю.
Басовый синтезатор начинает смешно перекатываться в черепе маленькими круглыми шариками. И я глупо хихикаю, тут вступает второй. Затыкаюсь. Звуки нарастают. Атмосфера становится всё напряжённей. Я мысленно собираюсь, отключаю всю игривость. Я серьёзен. И когда звучит:
—We are the Prodigy.
Я срываюсь со скамейки и начинаю бежать. Музыка лупит по ушам, я трясу головой и из-за смазанной картинки перед глазами не понимаю, где и куда я несусь. Весь мир превращается в сплошное безумство на высокой скорости и под крутой санудтрек. Мне это просто охренительно нравится и я начинаю орать и размахивать руками.


Тут рассказчик замолкает, начинает играть музыка, а в кадре сам герой носится по вечернему спальному району с дурными воплями, как конченный идиот размахивая руками, прыгая и кувыркаясь.

—Охуеть.
Я мысленно соглашаюсь, делаю глоток и тут понимаю, что голос прозвучал не из колонок, а из-за моей спины.
И пока я разворачиваюсь на стуле, у меня в голове проносятся десятки различных вариантов того, что сейчас произойдёт. Меня выгонят, отлупят, арестуют, убьют, изнасилуют, предложат свергнуть правительство, отправят сражаться с орками, похитят марсиане...
Парень моего возраста стоит в дверях и спрашивает:
—Я много пропустил?
Пиво бьёт в и так пьяную голову и я решаю перестать удивляться. Тем более, что ситуация слишком комична, чтобы грузиться. Почему бы просто не посмотреть, что будет?
Отвечаю:
—Неа, у чувака приходы, вот колбасится под продиджи.
—Ммм, неплохой альбом, кстати.
—Весьма,—соглашаюсь.
Незнакомец подходит, притаскивает второе кресло и садится рядом. Замечает:
—А чё ты без чипсов? Возьми там, под столом пару пачек.
Я действительно нахожу под столом несколько пачек, беру две, кидаю одну ему, открываю свою и мы возвращаемся к фильму.

Музыка затихает, экран темнеет. Новый кадр – герой сидит на полу, в общественном туалете и ножом отрезает дно у большой пластиковой бутылки. Справа снизу надпись.
«Два часа назад»
Звучит голос рассказчика:

И вот, когда я созрел, когда я наконец нашёл в себе силы признаться ей в своих светлых чувствах, я увидел, как она сидит на коленках у этого пидора, хихикает, а он, сука, нежно гладит её по плечу. От любви до ненависти один мудак.
Я понимал всю банальность и простоту этой ситуации. Однако, менее отвратительной от этого она не стала. Выпускной, обещавший стать лучшим, стал худшим. На душе было паршиво, и, вернувшись к столу, я напился. Опрокинул три с друзьями, а потом ещё шесть подряд в одиночку. Когда алкоголь подействовал я понял, что больше выпить не смогу, но при этом я всё ещё слишком хорошо соображал. Мне надо было избавиться от всех давящих мыслей. И я решил накуриться. У меня было полграмма жестокой травы, найти весь стаф не составило труда. Я выбрал парашют. Хоть это и не совсем полевой вариант, но мне нравится.
Как курить дурь через парашют?
Сначала вы берёте бутылку, полтора-два литра. Отрезаете дно и вместо него одеваете пакет. Приклеиваете его за самые края скотчем, изолентой. Можно и резинкой, если крепкая бутылка и тугая резинка, но клеить лучше. Постарайтесь сделать погерметичнее. У вас готов парашют. Запихайте мешок внутрь бутылки заранее.
Теперь надеваете фольгу на горлышко. Как и в случае с буркой делаете крышку из фольги с ямочкой наверху, но так, чтобы её можно было легко снять. Делаете дырочки. Готово.
Засыпаете зелень в ямочку на фольге, поджигаете и начинаете медленно вытаскивать мешок из бутылки. Создаётся тяга, которая собирает дым внутри бутылки. Вытащили мешок до конца – снимаете крышку и через горлышко вдыхаете содержимое парашюта.
Я скурил всю полку.

Голос затыкается, герой делает последнюю тягу и зависает с выражением глубокого шока на лице. Пошли приходы.

—Уход от реальности,— задумчиво констатирует незнакомец, глядя в экран
Мне кажется это забавным и я замечаю, не поворачиваясь:
—Вот и я пьян.
—Тоже уходишь?
—Бегу, все выходные бегу, несусь со всех ног.
—И как, далеко?
Вспоминаю, прокручиваю в памяти, рассказываю:
—Ну, пятничный вечер я открыл парой кружек пива. Там один знакомый в группе на басу играет, они в баре выступали, и я с ними потусил. Потом там же встретил одного друга, ну мы поехали к нему. На хате сели, выпили виски, поговорили за жизнь. Затем он достал сигары, любит он это дело, мы покурили и в дыму помолчали за жизнь. Душевно так.
Я умолкаю, перед глазами всплывает картина дымящейся сигары в руках. Сзади, фоном размытый рисунок полутёмной кухни, пустого стола с одинокой бутылкой. Взгляд сфокусирован на тоненькой струйке дыма, вытекающей из дырочки в головке сигары. Вместе с ней, причудливо извиваясь текут мысли.
Я возвращаюсь к рассказу:
—Утром, позавтракав яишенкой, мы созвонились с парнями и поехали на озеро. Ну, там стандартно – пиво, водочка, шашлыки. Когда всё было съедено и выпито, когда мы накупались, набегались с мячом и спели все песни под гитару. Тогда большая часть разъехалась, а я с самыми стойкими, заскочили домой переодеться и поехали в клуб. Там я всех растерял, снова напился, позажимался с какой-то блондинкой. Помню только, что у неё татуировка на плече была – змея, вроде. Не суть. Вообщем, в итоге меня это всё достало, я догнался, чтобы не трезветь и пошёл гулять по городу. Шлялся себе, шлялся. Ну, а теперь я тут.
Я заканчиваю краткий пересказ своих выходных и поворачиваюсь к нему. Незнакомец, сидит боком ко мне. Он собирается сделать глоток пива, легонько болтает банкой в руке, но та, очевидно, оказывается пустой, и он ставит её на пол. Разворачивается в кресле, смотрит мне в глаза и говорит:
—Сука она.
Я теряюсь, алкоголь мешает сооброжать, пытаюсь спросить:
—Но с чего ты взял...
Он перебивает:
—Либо ты бежишь от безответной любви, значит она, эта девушка, сука. Либо от своих проблем, но раз прибежал сюда, а не к ней, значит она сука.
—А если её нет вообще?
—Повезло значит.
И я затыкаюсь, ведь он совершенно прав. Мне сложно понять, догадался ли он потому что он очень умный, или это так очевидно, а я просто слишком пьян. Но, это не столь важно. Я снова думаю о ней. Первый вариант. Действительно, похоже я бегу от этой безответной любви. Становится грустно. И впрямь, сука она.

Голос за кадром, так же как и я, бегущий от реальности, снова начинает описывать свой накур:

Я скурил всю полку. Накрыло поверх водки страшно сильно. Пошатавшись по школе, я решил сваливать оттуда, так как у меня начались бояки и мне казалось, что за каждым углом приталися учитель, чтобы выпрыгнуть и сожрать меня с потрохами. Я незаметно выскользнул через чёрный вход. На улице стало намного легче, страх отпустил и я пошёл гулять, ловить глюки. Весьма разнообразные. Я успел придумать новую религию, поохотиться на кошек, спасти гандон, валяющийся в злых кустах, от их цепких веток, посидеть и понаблюдать за безумно интересной жизнью муравьёв, почувствовать единение с древнеегипетским богом солнца Ра, познать его силу и волнение и теперь я ношусь по дворам под продиджи.
Наконец трек кончается. Судя по моим ощущениям, он шёл час-два, но уж никак не пять минут. На последних нотах я сваливаюсь на землю, переворачиваюсь на спину и только теперь начинаю нормально видеть. Мир снова обрёл чёткость и стабильность. Вытаскиваю наушники, прячу в карман. Я собираюсь подумать над тем, что делать дальше, но вопрос отпадает сам собой, потому что я вижу небо.
Я смотрю на вечерние, серые без заката облака и чувствую, насколько же они глубокие и сложные в этом бездонном небе. Мне кажется, что они живут уже несколько тысяч лет и всё их существование наполненно одиночеством, ведь никому не дано понять их, разделить их мысли и чувства. Вот и клубятся они там, древние, непостижимые и печальные. Иногда мы, люди, пролетаем мимо и сквозь них в стальных самолётах, любуемся их внешностью, но плюем на внутренний мир.
От этой догадки я прихожу в восторг и решаю, что мне надо найти способ поговорить с облаками, попробовать понять их. Я вскакиваю на ноги.
И тут же забываю про облака.
—Блииин,—тихо срывается с моих губ.
Я стою в том самом дворе. И вот именно на этих качелях тогда сидела она. Она попросила толкнуть сильнее, и я, пробуксовав в песке завалился на живот прямо под качели. Она перепугалась, зачем-то упала сверху и получила качелями по голове. Несильно, но очень глупо. Как же долго и громко мы тогда смеялись!
Воспоминания накрывают меня, я сажусь на качели, они слегка поскрипывают. И если закрыть глаза, кажется что она рядом. Этот момент из прошлого трогает меня до глубины накуренной души, и на глазах выступают слёзы. Господи, ничто больше не имеет значения, никакие наши недостатки и ошибки. Я просто хочу её рядом, она нужна мне, я идиот, я люблю её. Я достаю телефон.
Гудки. Это так долго. Столько всего рисует больная голова, пока она не берёт трубку.
Гудки. Это так долго. Пожалуйста, ответь, прошу, хочу услышать твой голос.
Гудки. Это так долго.
—Алё?
На лице расползается улыбка, мне тепло.
—Привет.
—Чао, ты куда пропал?
—Я… я тут, в порядке, не волнуйся. Слушай, я хочу тебе кое что сказать.
—Да, говори.
Мне кажется, что она поняла, что я хочу ей сказать. Может быть, она уже давно обо всём догадалась? Говорю:
—Ты нужна мне.
Выдыхаю.
—Слышишь? Ты очень нужна мне, я люблю тебя.
Я жду, слушаю шум трубки. Она говорит:
—Давай встретимся, прямо сейчас. Нафиг всех с их выпускным, где ты?
Я чувствую, как весь мир сжимается, умещаясь у меня в грудной клетке. Остались только мы с ней, остальное – чушь.


В кадре герой сидит на качелях с выражением абсолютного счастья на лице.

Я думаю о том, что сказал незнакомец:
—А если её нет вообще?
—Повезло значит.
Говорю:
—А тринадцатая сказала, что все хотят любви, прощения и шоколада.
—Ну, про шоколад верно,—усмехается он.
Повисает пауза. Думаю. Всё-таки решаю спросить:
—А с твоей что?
—Сука она.
—Не расскажешь?
—Ретвитнула.
Я чуть не давлюсь чипсами и вопросительно смотрю на незнакомца. Он поясняет:
—Понимаешь, когда любишь, идеализируешь. А она умная, я это успел заметить ещё до того, как голову потерял. Умные люди – это так охуенно! И когда твоя девушка с тобой зачитывает Пелевина, зная главу Homo Zapiens чуть-ли не наизусть, как-то очень тонко воспринимается твитт «Все мужики одинаковые, только кошелёк у них разный».
—А...?
Но он упреждает вопрос:
—Нет, проблем с деньгами никаких нет. Да мы после вузов вообще по разным странам разъезжаемся! Но блин...
И хотя я не читал Пелевина, и думается мне пьяному не очень, я, как мне кажется, понимаю его. Говорю:
—Мерзко.
—Так хочется, чтобы близкие люди действительно были лучшие. И так нам обычно кажется, ведь они нам нравятся и мы фокусируемся на светлых их сторонах. Вот только мне всё чаще кажется, что все мы одинаковые гнилые куски дерьма.
Последние слова он произносит без злости, скорее с лёгкой тоской.
—Ты циник,—говорю ему.
—Да, знаю, мне часто это говорят. Друзья в шутку называют самым бессердечным и хладнокровным ублюдком из всех. И по большому счёту они правы. Но, знаешь, на каждого циничного похуиста найдётся та, из-за которой у него начнётся бессонница. Сука.

На экране появляется симпатичная девушка, она выходит из-за угла дома и идёт к герою. Он встаёт с качелей. Она подходит к нему, говорит:
—Привет.
—Привет.
Он берёт её за руки. Она делает ещё шаг, оказываясь вплотную, и целует его. Они долго стоят так, в объятиях друг-друга. Звучит голос рассказчика:

Я не помню и не могу представить себе более счастливого момента в моей жизни. Мы вдвоём, мы вместе. И мне кажется, что этот поцелуй будет длиться вечность. Или он уже?
Но её губы отрываются от моих, и она смотрит мне в глаза. Улыбается. И я улыбаюсь, ведь я самый счастливый человек на земле. Внезапно выражение её лица резко меняется. Она выглядит напуганной и растерянной. Мне тревожно, спрашиваю:
—Что случилось?
—Котик, ты что, под кайфом?
—Я скурил целых полграмма, думал...
Она не даёт мне закончить. Я вижу, как глаза у неё становятся мокрыми, скатывается первая слезинка, она разворачивается и быстрым шагом уходит прочь.
Внутри меня образуется вакуум, мир снова становится огромным, холодным и неуютным. Мне одиноко и пусто. Я мёрзну. Это не бояки, это хуже – это грустяки, тоскляки и депресяки. Хочу, чтоб отпустило. Хочу уснуть или умереть.


Герой бредёт к деревьям, у одного из них садится, обхватывает колени руками и роняет голову.

Незнакомец первый нарушает воцарившее молчание:
—Всё таки она дура и сука. Не знаю только, дура, потому что сука, или наоборот. Он ведь честно ей в любви признался. Наркота тут ни при чем. Разве что, помогла с заплетающимся языком справится. Всё таки не просто говорить о своих чувствах, когда они настоящие. А она решила, что это у него приходы такие. Расширенное сознание – не причина лжи и не оправдание. Скорее даже можно верить человеку пьяному или накуренному, чем трезвому. Я серьёзно.
—Я знаю.
Мы снова замолкаем. Берём ещё по одной банке, открываем и остаёмся каждый наедине со своими мыслями. И нас тут только двое, почему-то уже хочется сказать друзей. Нет моей безответной любви, нет обидевшей его девушки. Нас тут только двое. То ли потому что они суки, то ли потому что мы идиоты. Скорее всего, и то, и другое. Чёрт, да я просто пьян!
Тихо. Мы молча пьём пиво. Из колонок чуть слышно играет меланхоличный рояль.
Спрашиваю:
—Ты из-за неё на работе ночуешь?
Незнакомец поворачивается и недоумённо смотрит на меня.
—Что? Я не работаю.
Теперь моя очередь не понимать.
—Но...?
—Я тоже через окно сюда залез.
До меня наконец доходит. Я медленно охуеваю и меня начинает пробирать дикий смех.
В коридоре загорается свет.


P.S.

Идут последние кадры из фильма. Звучит голос рассказчика:

Пять часов утра, я замёрз, я разбит. Меня отпустило. Только ничего не изменилось, мои чувства никуда не делись. Я готов повторить все те слова. Только, услышав нет, очень сложно попытаться снова.

21 мая 2012 года