Лука Окрошкин : На троих

Колыбель бы тебе да сына… А ты на улицу.
И любить бы тебя сильнее, чем пил и вкалывал,
да стоит он при мне – задерганный весь, сутулится,
щиплет с крыл по перу и ноет, что от лукавого
и в цветах кимоно, и губы, и скулы смуглые…
А ведь он до поры помалкивал – не оспаривал,
и берёг по сей день. Да, что там берёг! – и с рук бы ел,
но по локоть они в тоске и небесном мареве.

Я за косы тебя, а он надо мною кружится:
за грехи по одной зарубки на сердце каменном.
Потому и тону в глазах твоих – серых лужицах,
оттого, что любить такую, как ты – неправильно.
А быть может ему привычней, что я изломанный,
приголубленный вслед за пряником пулей, плетью ли.
Нам вдвоем бы теперь лечиться водой со стонами,
и прогнать бы тебя, да звать с преисподней третьего