Бабанин : Еле-еле долетели.

В салоне аэробуса царило радостное оживление. Рассовывая чемоданы и многочисленные сумки по полкам, пассажиры были взаимовежливы и предупредительны. Боб с трудом нашёл своё место в среднем ряду и удивлённо посмотрел на очкарика, сидевшего в его кресле:

- Простите, ваша фамилия не Бабанин?
- Н-нет, — очкарик нервно заёрзал, поглядывая на дородную женщину бальзаковского возраста, сидевшую рядом, а что?
- Собственно говоря, пустяк. Просто Бабанин – это я, и это как бы моё место.
- Молодой человек, — писклявым голосом обратилась к нему барышня, — а вы не могли бы пересесть на I-«З»? Просто нам продали разные места, а я жуть как боюсь летать. Ну что вам стоит пересесть, а мы бы тут с мужем.
- Для вас, мадам, я готов пересесть хоть за штурвал этого монстра. Где, говорите, ваше место? Надеюсь, в этом самолёте?
- Конечно, конечно, — с облегчением заулыбался очкарик, — вон там, впереди справа. Уверен, что там вам будет интересней, — заговорщически подмигнул он.

Боб пошёл обратно сквозь баррикады сумок и тех, кто вопреки инструкциям, пытался засунуть их на верхнюю полку. Искомое место оказалось в первом ряду возле окна, по соседству с… той самой блондинкой, которую он мысленно уже отымел на регистрации.

- Я так и знал, — недовольно буркнул Боб, усаживаясь в кресло. — Так и знал, что вы всё подстроите. От таких чего угодно можно ожидать.

Блондинка непонимающе посмотрела на Боба а потом на стоявшую радом стюардессу:

- Что именно? – голос у неё был довольно низкий для такой ангельской внешности.
- Да всё, начиная с этого трюка с билетами и оканчивая пластиковой взрывчаткой в сумочке. Угадал? Где детонаторы, в губной помаде? Или в пакетике «тампакса»?

Девушка закусила нижнюю губу и демонстративно отвернулась.

- То-то и оно, правда глаза режет? Пристегнитесь хотя бы, а то в момент взрыва вас выбросит за борт.

Блондинка, стараясь не смотреть на Боба, попыталась пристегнуться. Долго ей не удавалось сделать это, пока подошедшая стюардесса с едва заметной улыбкой не вытянула из-под Боба вторую половину ее ремня. Самолёт плавно разгонялся; за иллюминатором всё быстрей и быстрей проносились редкие служебные постройки и притулившиеся у обочины посадочные огни.

- Всё, мы на небесах! – облегчённо вздохнул Боб. — Вы любите Кафку?

Блондинка откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.

- Конечно, нет. Кому в таком возрасте и с такими ногами, — взглядом он проиллюстрировал свое заявление, — нужен этот рефлексирующий еврей?
- Дяденька, потрудитесь не дышать в мою сторону, — она брезгливо сморщила носик и демонстративно отвернулась.
- Ах ты ж, бозе мой! Бозе мой, нас воротит от свежего, здорового, как мир, запаха! Ведь это не что иное, как коньяк! Коньяк! Пусть от меня пахнет перегаром, но то, чем пахнет от вас – неизмеримо страшнее.
- Это чем же? – она не удержалась и впервые посмотрела Бобу в глаза.
- От вас пахнет неутолённым желанием, и свернувшимся, как очковая кобра, либидо — торжественно произнёс Боб и, обессиленный, повалился на спинку.
- Что-то новенькое. По крайней мере, я такого ещё не слышала от прилипчивых мужчин.
- Для вас я не мужчина, — едва слышно прошептал Боб.
- Вот так вот?! – обрадовалась соседка. – Тогда кто же вы?
- Я – ваша совесть.

Блондинка расхохоталась, не смущаясь любопытных взглядов пассажиров. Напротив в своём кресле сидела хорошенькая стюардесса, всем своим видом показывающая правила поведения пассажиров в самолёте до полного набора высоты. Сидела и с удивлением посматривала на смеющуюся девушку рядом с небритым мужчиной, который, развалясь в кресле, что-то ей говорил.

- А с чего вы взяли, что я – террористка?
- А с чего вы взяли, что я взял, что вы – террористка?
- Вы что-то говорили про пластиковую взрывчатку у меня в сумочке.
- А, это так, для самоуспокоения.

Самолёт набрал заданную высоту и, сначала оживившиеся раздачей прохладительных напитков пассажиры начали засыпать. Исключение составляли две пятилетние близняшки-хулиганки, с визгом бегавшие по салону и бесцеремонно задевающие спящих.

- А Кафку, представьте, я знаю довольно неплохо: мой курсовик был по нему и по Прусту. Удивительно, что вы его знаете. Обычно мужчин вашего типа интересуют другие вещи. Кстати, вы кем служите?
- Вас это действительно интересует или праздное любопытство?
- Можете не отвечать, если это секрет. Но вы не москвич, да?
- А что, москвичи отличаются особой формой черепа?
- Да н-нет. Вы живёте в Крыму?
- По крайней мере, делаю вид, — Боб внимательно посмотрел на разговорившуюся соседку. Не вызывало сомнений, что она уж точно коренная москвича: светло-серые глаза, правильные черты лица в сочетании с пухлыми губами и несколько тяжеловатым подбородком. Да ещё короткостриженные волосы цвета выжженной соломы, очень характерные для жительниц столицы. Плюс к этому удивительная коммуникабельность и доверчивость в отношении с малознакомыми.

- Но не в Ялте, конечно?
- Нет, а почему «конечно»?
- Уж в Ялте точно не слыхали про Кафку. Там люди заняты более прозаическими делами. Не люблю этот город. – она по-детски нахмурила брови, как будто воспоминания о Ялте доставляли ей неприятности.
- Увы, такова участь почти всех курортных городков – они живут туризмом и им некогда, да и незачем читать заумь.
- Нет, всё-таки я попытаюсь угадать вашу профессию, — она повернулась вполоборота к Бобу и сощурила глаза.
- Даю вам три попытки. Если не угадаете, я… высажу вас с самолёта, идёт?
- Риск большой, но я рискну, — рассмеялась блондинка. – Только скажите мне своё имя.
- «Что в имени тебе моём?»
- Ого! Неслабо. Но всё-таки.
- Зовут меня Боб.
- Вот так вот, Боб? Коротко, но со вкусом. Это кличка?
- Хорошо, называйте меня Бабанин. Тогда и вы представьтесь.
- А меня можете называть Добровольская, — в тон ему ответила незнакомка с польской фамилией. – Ну, начнём? Мне думается, что служите вы, скажем, преподавателем словесности в каком-нибудь лицее, а?
- Увы, мадам Добровольская.
- Мадмуазель, если позволите.
- Виноват. Ну, конечно же, мадмуазель. В некотором роде я действительно учитель, но не лицея, а… рода человеческого.
- Скромно не по годам, — рассмеялась Добровольская, обнажая красивые зубы. – Хорошо, едем дальше с учётом вашей поправки. Тогда, — она развалилась в кресле, посмотрела в потолок и провела пальцами по лицу, — вы – журналист провинциальной газеты. Пишите про лесные пожары, про курьёзы; иногда, правда, вас пробивает на коротенькие рассказы из жизни родного города. Ну, скажем, про то, как мальчик вытащил из моря раковину, а потом, приложив к уху, слушал шум морского прибоя. И грезились ему дальние походы и солёные паруса, да?
- Горячо, горячо, — оживился Боб, поглядывая в это время на стюардессу: судя по всему, ей жутко хотелось узнать содержание разговора между недавно познакомившимися пассажирами.

- Мой последний шанс! — воскликнула Добровольская и театрально заломила руки. – Вы – актёр! И мечтаете сыграть Гамлета, после чего к вам придёт слава, известность, признание и заманчивые предложения из столицы. Только не убивайте меня опровержением, ведь это – последняя надежда!
- Вы не угадали, мадмуазель, и, согласно, нашему тайному соглашению, должны немедленно ретироваться с этого летающего Ноева ковчега. Закон строг, но это закон. Где у нас тут стоп-кран? – Боб потянулся к неприметной ручке впереди себя и дёрнул её вниз, не прочитав при этом предостерегающей надписи. Стюардесса попыталась остановить его и почти успела схватить его за руку, но было уже поздно: откуда-то сбоку послышался шипящий звук выходящего под давлением воздуха. Ошеломлённый Боб молча наблюдал, как над его головой из невесть откуда распахнувшегося люка неотвратимо выбухает увеличивающаяся в размерах бесформенная субстанция.

- Что вы наделали? – нервно взвизгнула стюардесса. Она уже стояла рядом с Бобом и тщетно пыталась запихнуть обратно раздувающуюся ткань.
- Что это? – инстинктивно отодвинулась в сторону Добровольская.
- Откуда я знаю. Скорее всего, надувной спасательный плотик. Марина, — позвала она свою напарницу, — надо сообщить командиру, что у нас плотик самопроизвольно — при этом она зло посмотрела на Боба, а он ответил ей пионерским салютом, — раздувается.
- Это не плотик, — радостно пробубнил толстяк из четвёртого ряда, — это – аварийный трап. Он при вынужденной посадке автоматически выпускается.
- Ой, что будет! – одна из близняшек с опаской поглядывала то на Боба, то на пузырь.
- Вот теперь давайте, помогайте мне! – нервно вскрикнула стюардесса и левой рукой вцепилась в Боба.

Он медленно поднялся с места и, обойдя сзади, обнял за талию отважную воительницу и подтолкнул её вперёд. Та взвизгнула:
- Что вы делаете?! Здесь держите, чтобы он сильнее не раздувался.

Боб стал рядом, и они в четыре руки попытались оказать пассивное сопротивление наступающему противнику. Со стороны вся сцена приобретала комическую окраску: стоило рукой упереться в мягкую, как сучье вымя, ткань, как она тут же обтекала препятствие со всех сторон. Теснимые начинающим твердеть трапом, они с Бобом вскоре оказались прижатыми к противоположной стенке салона под нарастающий смех зрителей. Испугавшись не на шутку, стюардесса наощупь нашла плечо Боба и больно ущипнула.

- Надеюсь, теперь вам понятно, зачем я это сделал? – прошептал Боб в самое ушко мисс Аэрофлот.
- Зачем? – таким же шёпотом спросило невинное создание. Сдавленная разбушевавшейся стихией, она невольно была прижата к Бабанину.
- Для того, чтобы, наконец, мы остались наедине и никто бы нам не помешал, — Боб с трудом наклонился и поцеловал её в ушко.
- Дурак! Идиот! Сволочь! – Создание честно пыталось обороняться, но к этому моменту они с «идиотом» стали своего рода сиамскими близнецами.
- Ах, вот вы как! Тогда перестаньте ко мне прижиматься, — не без ехидства ответил Боб, — иначе я буду вынужден пожаловаться командиру. С какой стати я должен становиться жертвой ваших сексуальных иллюзий?
- Ну, гад. ты своё ещё получишь! — Как она не пыталась отвернуться, но её губы были буквально вдавлены в подбородок Боба, а потом, скользнув, съехали на шею.

Снаружи до них доносились обрывки из разговора спасателей. Суть их сводилась к двум пунктам: первый – какая редкостная сука, кто это сделал, и второй – где может находиться стравливающий клапан в подобных системах? К разговору подключались всё новые и новые консультанты и все единодушно соглашались по первому пункту, но вот второй вызывал противоречия. Рассматривалась возможность рассечения острым предметом оболочки с последующим возмещением убытков за счёт той «суки, из-за которой всё надулось». Так они бы, видимо, и поступили, но никто не знал наверняка, откуда поступает сжатый воздух и не начнет ли он надувать салон аэробуса после вскрытия оболочки.

А между тем, положение пленников всё ухудшалось: трап становился настолько упругим, что сильно затруднял дыхание. Чтобы как-то подбодрить подругу по несчастью, Боб сдавил ладошкой её упругую, как трап, попку. Ответной любезностью была попытка стюардессы ударить коленкой в пах. Удара не получилось из-за невозможности отвести коленку назад.

- Господи, как громко бьётся ваше горячее сердечко! Я ощущаю это биение всем телом, даже низом живота. Вы случайно не беременны? Можете мне довериться.

В ответ коленка ещё раз попыталась поразить пах Бабанина, и снова безрезультатно. Тем временем обстановка во внешнем мире изменилась в корне: то ли действительно разрезали ткань, то ли нашли этот проклятый клапан, — но трап стал стремительно терять упругость и через пару минут по консистенции больше напоминал использованный презерватив. При первых же признаках свободы коварная пленница ещё раз попыталась отомстить за своё бесчестие, но, не удержав равновесие, вместе с обидчиком упала в останки трапа, как падают в пожарный батут жители верхних этажей. Мир тут же взорвался разговорной речью; она неслась со всех сторон и была адресована преимущественно Бобу. Тут же его под руки увели в кабину пилотов, и там разгорячённый бортмеханик попытался «вломить этой суке», но был остановлен жестом командира – красивого седовласого мужчины в лётной форме с большим количеством нашивок на погонах:

- Погоди, Лёнька. не горячись! На земле разберёмся, а вам, — пилот смеющимися глазами посмотрел на Боба, — молодой человек, желательно приготовить «легенду» для транспортной милиции.

Боб повернулся и. выходя в салон, буркнул через плечо:
- Ябеды несчастные.

В узких дверях он столкнулся со своей подругой по заточению. Девушка представляла собой жалкое зрелище: из-под форменной курточки торчала выбившаяся рубашка, две пуговицы на вороте были выдраны с мясом, а раскрасневшееся лицо дышало искренним негодованием поруганной добродетели.

- Кен ай хелп ю? – Боб галантно поклонился, пропуская её в кабину.
- Пош-шёл ты! – Зло прошипело создание и скрылось за бронированной дверью.
В салоне Боба встречали как национального героя. Все шумно обсуждали инцидент, а белокурые бестии-близняшки прыгали на поверженном теле дракона. Боб с достоинством поклонился публике, небрежно поправил волосы и сел на место.

- Так на чём мы остановились, мадмуазель Добровольская? Прошу прощение за отлучку, дела, знаете ли.
- У вас помада, — едва сдерживая смех, прошептала спутница и указала пальцем на подбородок.
- Почему в любой ситуации женщины обращают внимание именно на такие несущественные мелочи? – Юрка шарил по карман в поисках платка; в конце концов, утираться пришлось ладонью. – Мир будет рушиться, а женщина будет обнюхивать мужчину, дабы уличить в блуде.

Добровольская рукоплескала:
- Браво, такое самообладание! Вы настоящий актёр, так что не надо было дергать этот чёртов стоп-кран.
- Все мы актёры, — Боб с издёвкой наблюдал, как бортмеханик и стюарт скатывают шкуру чудовища, как делают это с надувным матрацем на пляже. Потом они обменивались отрывистыми репликами, а механик то и дело бросал короткие злые взгляды на Боба.

- — Тяжело в учении – легко в бою! – за эту реплику Бабанина наградили одним из самых свирепых взглядов в истории человечества.
- Ох, и достанется вам в аэропорту, — с восхищением шепнула ему Добровольская. В ответ Боб кивнул головой. Самолёт шёл на посадку, о чём свидетельствовала загоревшаяся надпись, запрещавшая вставать с мест, и появившаяся в салоне стюардесса. Стараясь не встречаться взглядом с обидчиком, она прошла по рядам и проверила правильность закрепления туловищ к креслам, после чего вернулась и села в своё кресло.

- По-моему, она в вас немножко влюблена, — слегка наклонившись, шепнула Добровольская.
- Это легко проверить, — Боб потянулся к злополучному крану. Стюардесса вздрогнула, напряжённо вытянулась в кресле и… вдруг разом обмякла, закрыла лицо руками и заплакала.
- Точно. Втюрилась, как первоклассница, — с облегчением резюмировал Боб и отвернулся к окну. На горизонте показалась горная гряда с возвышавшимся плато Чатыр-Дага. Здравствуй, остров Крым!