hemof : Кругом только ночь

Кругом только ночь.
И луна из песка.
Я напиться не прочь,
Опрокинув стакан.
Забухав, как всегда,
Матом выблюю мрак.
Я безумный солдат –
Сам себе злейший враг.

Громкий звук разрывал ночную тишину на части. Зеца давил на сигнал не переставая. Внутри оранжереи захлёбывались бешеным лаем собаки. Я выбрался из машины и сделал пару приседаний, разминая свои скрипучие кости. Вокруг было темно, хоть глаз выколи, только на территории оранжереи ярко светили два мощных прожектора.
У дальней сторожки вышел из темноты Соня и медленно направился к нам. Он, как всегда, вышагивал слишком неторопливо, невзирая на яростный лай собак и вой сигнала.
- Шевели костылями! – заорал высунувшийся из окна машины Зеца. – К тебе братва приехала, а ты вроде, как и не рад.
Соня, так же неторопясь, открыл ворота и отошёл в сторону. Зеца с пробуксовкой ворвался на территорию оранжереи и лихо смиллиметровал возле домика администрации.
— Ну, чё, друг, солдат спит – служба идёт, — сказал я, пожимая ему руку.
- Я не спал.
- Ну, вот и отлично. Значит, мы, как всегда вовремя. Бухать будем Панасоник-джан?
- Без разницы.
Странный чувак Соня. Невозмутимый, как стадо слонов. Мне бы его нервы.
- Ну, если без разницы, значит, пошли веселиться.
Пацаны уже занимались разгрузкой машины. Сынок, подняв руки с пятью бутылками водки, величественно потрясал ими в воздухе.
- Э, поосторожней там, — крикнул я ему. – Уронишь – побежишь за следующей партией.
- Вий, ты гонишь. Я такие вещи не роняю.
- Завали хлебало своим псам! – заорал Соне Хорёк. – А то я их сейчас пойду, передушу всех собственными руками.
- Да? – Соня кивнул и направился к вольеру с собаками.
Я заметил, как он улыбается. Такая улыбка не сулит ничего хорошего, особенно, если улыбается такой тип, как Соня. Хорёк сразу же переключился на девок.
Соня с сухим металлическим треском отщёлкнул щеколду на сетчатой дверце вольера и распахнул её настежь.
- Давай, души, — сказал он, обращаясь к Хорьку. – Рекс, возьми его.
Я отреагировал моментально. Юркнуть в машину и захлопнуть дверцу, было секундным делом. Я превратился в наблюдателя. А зрелище было действительно великолепным. Из темноты, прямо в полосу яркого света прожектора, взметнулся крупный кобель серо-чёрной масти. Ночь обострила чувства, и происходящее напоминало замедленную съёмку фильма ужасов. Рекс в три прыжка покрыл расстояние до сторожки. Все бросились врассыпную. Над оранжереей повис истошный девичий визг. Я понял всё только, когда Рекс подлетел в последнем прыжке и, внезапно дёрнувшись, рухнул на спину. Глухо звякнула тонкая металлическая змея на его шее. Рекс захрипел, затем вскочил и снова дёрнулся вперёд. До людей он не достал на длину своего корпуса. Его крепко держала сзади длиннющая цепь.
- Ты чё, бык!? – заорал Хорёк, приходя в себя. – Ты чё, падла? Да я тебя убью сейчас. Ты чё, такой шутник, что ли охренительный, а?
Соня молча подтягивал Рекса за цепь обратно в вольер. Я выбрался из машины и пошёл успокаивать перепуганную толпу.
- Ладно, ладно, спокойно, пацаны. Всё нормально. Соня просто пошутил.
- Убивать надо за такие шутки, — не успокаивался Хорёк. – А если бы цепь порвалась, и эта псина меня бы покусала? Да я бы тут тогда всю оранжерею на дрова бы развалил.
- Да хорош тебе, — оборвал его Сынок. – Нечего было понтоваться. Ты тут передушить всех собак грозился. Чё ж ты орал тогда, как потерпевший?
Я их уже не слушал. Поманив за собой Белку, я пинком распахнул дверь внутрь сторожки. Там, как всегда, пахло землёй и цветами. Белка с восхищением рассматривала широкие деревянные лавки, тяжёлый, потрескавшийся от времени стол.
- Как тут классно, — прошептала она. – Откуда вы узнали это место?
- Сначала мы узнали Соню.
- А кто он? Он тоже с вами?
- Он сторож. Просто ночной сторож. Ты, короче, давай без вопросов. Расслабься, отдыхать будем.
Мы накрыли знатную поляну, даже мне понравилось. Люблю я это дело. В нашей суете всегда надо уметь расслабляться. Иногда до того всё плохо, и чувствуешь, что ты уже на пределе, и тогда хорошая пьянка просто необходима. Если бы я не пил, я бы, наверное, ходил и разбивал головы всем, кто подвернётся под руку.
Первым вырубился Зеца. Он нажрался до такой степени, что стал сползать со стула, и мы с Сынком забросили его на широкую деревянную лавку, застланную рваными одеялами.
Соня пил мало. Он всегда пьёт мало и не интересуется бабами. Я, когда его только узнал, даже подумывал грешным делом, может он пидар, но потом понял, нет, он не пидар. Он шизик, тихий, но опасный шизик. И этим всё сказано. Нам просто не понять, о чём он думает, что у него творится в его непробиваемой башке, а жаль. Я бы хотел покопаться в его мозгах.
Хорёк поволок захмелевшую Вику на второй этаж в красный уголок (охренеть, там ещё сохранился облупленный бюст Владимира Ильича). А мы с Сынком расположились прямо тут, не отходя от кассы. До чего же романтичная получилась картина. Белка по очереди лезла нам в штаны, у грязного подвального окошка храпел бухой в жопу Зеца, а Соня, засев в углу, среди цветочных горшков, неспеша потягивал пиво. Когда я устал от Белки, я вышел проветриться на улицу. Во дворе было необычайно тихо, ярко светила огромная полная луна. Я выключил оба прожектора и присел на шершавое бревно, наслаждаясь темнотой и покоем. Через некоторое время ко мне присоединился Соня.
Мы сидели вдвоём и молча курили. Нам не нужно было о чём-то говорить, мы и без слов прекрасно понимали друг друга. На втором этаже были слышны пьяные возгласы Хорька, терзавшего толстую Вику. Хорёк, сука, всегда любил поорать по синьке.
Я сходил ещё за пивом. Возле батареи Сынок с пьяной монотонностью дрючил Белку.
Мы долго сидели с Соней вдвоём, молча потягивая пиво и наблюдая за рассеянным лунным светом. Потом во двор вышла Белка. Она была в чём мать родила. Рассеянный лунный свет придавал её коже неестественную желтизну. Белка нетвёрдой походкой отошла к дереву и, присев под ним зажурчала.
- Ты чё, сука, совсем охренела, — рыкнул я на неё. – Хоть бы за угол зашла.
- Ой-ёй-ёй, какие мы правильные. – Белка с трудом ворочала заплетающимся языком. – Где хочу, там и ссу.
Я хотел было встать и потыкать её мордой в то место, которое она обоссала, но потом передумал. Неохота было портить такую лунную ночь.
Сверху низвергся со ступенек Хорёк:
- Белка! – заорал он сходу. – Мать твою, задница! Бэлла, не ломайся, не рассказывай мне мальцы… Чё ты ходишь, жопой водишь, на меня тоску наводишь?!
Хорёк был в том состоянии опьянения, когда на него нападал словесный понос. Лунная тишина была испорчена окончательно.
Я толкнул Соню в плечо:
- Пошли в парк, посидим побазарим.
Соня кивнул и сходил ещё за пивом. За воротами оранжереи, в парке, открывался ещё более величественный и таинственный вид. Деревья были похожи на сказочных великанов, готовых растоптать тебя в любую секунду.
- Я к тебе ночью кого-нибудь из должников привезу, — сказал я Соне. – Тут покруче будет чем на кладбище. Как ты считаешь, нормальная тут обстановочка?
Соня молчал. Даже не знаю, почему мне нравится этот неразговорчивый тип.
- А если надо будет, то мы его тут и зароем, — продолжал я. – И никто не узнает, где могилка его. Ты не против?
Соня молча пожал плечами. Уматовый крендель Соня.
В оранжерее вдруг начала визжать Белка. Что-то орал пьяный вдрызг Хорёк. Собаки захлёбывались надрывным лаем. Поднялся невероятный шум. Н-да, тишина была испорчена окончательно и бесповоротно.
- Пусть к собакам не лезет, — проговорил Соня. – Иди, успокой его.
Я вошёл в оранжерею и направился к вольеру. Там уже творилось что-то невообразимое. Хорёк подтаскивал голую Белку к вольеру с Рексом. Белка отчаянно визжала и пыталась вырваться из его цепких рук. Рекс с яростным лаем грудью бросался на сетку вольера. Бардак, да и только.
- А ну пусти её, — сказал я, подходя к ним.
- Иди нахер. – Хорёк держал Белку за волосы. Она стояла на коленях и уже не визжала, а просто ныла.
Довольно странное было зрелище: пьяный Хорёк, голая баба и рвущаяся в вольере собака.
- Отпусти её, — повторил я.
- Иди нахер, — повторил Хорёк. – Я её сейчас собакам скормлю.
Я сделал два шага вперёд и врезал Хорьку прямо в его пьяную морду. Он перелетел через Белку и начал орать матом в мой адрес, одновременно пытаясь встать. Белка быстренько отползла в сторону, а я начал слёту пинать Хорьку в голову. Он затих только после четвёртого пинка. Хороший пацан Хорёк, но когда напьётся, становится такой скотиной, что с ним по-другому, как через зуботычину, общаться невозможно. Соня поднял хныкающую Белку и повёл её обратно в сторожку, а я повёл Хорька. Хорёк держался за мои плечи и тихо бормотал что-то о том, как он вырвет мне сердце и отрежет голову.
Я втащил Хорька на второй этаж и кинул его в объятия спящей Вики, а сам спустился вниз. Белка, после пережитого приключения, уже прикладывалась к бутылке, Сынок богатырски храпел на лавке рядом с Зецей, а Соня снова устроился в углу возле горшков с домашними цветами.
- Ты бы хоть трахнул её для приличия, — сказал я ему, кивая на Белку.
Соня отрицательно покачал головой.
Что за человек? Всё время себе на уме. Он определённо шизоид; к деньгам относится равнодушно, бабу ему не надо, хотя кто его знает. Я вспомнил, как недавно видел его на бульваре с какой-то толстой уродиной. Кто его знает?
- Слышь, Соня, чё за толстушка с тобой недавно была? Может, у тебя невеста есть, а ты её от своих друзей скрываешь?
- Какая разница?
- Как какая разница? Мы же твои кенты. Свадьбу бы тебе справили. А, колись, братан.
Соня молча улыбался. Нет, если он говорить не хочет, то с ним бесполезно толковать. Всё равно, что с носорогом базарить. Я его, как только узнал, хотел к себе подтянуть, но потом понял – такой ни на кого работать не будет. Он, как волк-одиночка, ему никто не нужен. Но человек он полезный. Есть у него одно достоинство, которое с лихвой перекрывает все его недостатки. Он боец. Хороший, сука, боец, от бога. Он бился от нас уже раз десять и ещё ни разу не проиграл. Иногда я даже сам его побаиваюсь. Я думаю, смогу ли я, в случае чего, его завалить, или он окажется проворнее.
Как-то раз Фаловой рассказывал, что видел, как Соня шёл в обнимочку с какой-то крысой. Эта халява, с которой он обнимался, была похожа на бичёвку с физиономией страшнее атомной войны. Я, конечно, понимаю, что о вкусах не спорят, но, по-моему, это уже слишком.
Белка выбралась из-за стола и пошла к Соне. Со стороны было, похоже, будто она бредёт по палубе корабля во время сильного шторма. Она добралась до Сони и попыталась расстегнуть на нём брюки, воркуя при этом какую-то чушь о масеньком пупсике. Соня мягко, но уверенно придержал её на расстоянии. Посмотрев на болтающиеся Белкины сиськи я взял её за руку и повёл на кушетку. Мне срочно понадобилась баба.
Утром Хорёк всё время косился на меня, ощупывая свою разбитую рожу. Я ему сказал, что он скатился по ступенькам с крыльца. По-моему, он не очень-то в это поверил. Ну, да и бог с ним. Тяжелее всех из состояния комы выходил Сынок. Пока мы собирались и приводили себя в порядок, он раз пять бегал за угол блевать. Говорил я ему, во всём надо знать меру. Белка никак не могла отыскать свои трусы, пока Соня не принёс их из дальней теплицы. Как они могли туда попасть, никто так и не вспомнил, вроде бы в теплицы никто не лазил.
Перед тем, как мы уехали, я отвёл Соню в сторону и потрещал с ним более-менее на трезвую голову. Я сказал ему, чтобы он был готов. У Мурзаевских пацанов появился какой-то непрошибаемый амбал, который ломает всех подряд. Можно будет подраться за нормальные бабки.
Я стоял и смотрел на Соню. А он стоял и смотрел неизвестно куда.
- Ну, так ты будешь драться, если чё? – спросил я его.
- Буду, — сказал он.
И всё. Стоит и молчит и только щурится на утреннее солнышко. Хрен его знает, что он за человек. То ли у него нервы, как у агента 007, то ли он дурак. Хрен его знает.