ЯмиЯми(W) : Школа

На дворе 1998 год. Очередной учебный день для пятиклассницы, ненавидящей свою школу. 7:30 утра. Я вяло натягиваю колготки, сидя на краю кровати. По телевизору на всю комнату истерично орёт одна из давешних звёзд полугодичного срока существования — Яна
«Одинокий голубь на карнизе за окном
Смотрит на меня и стучится в дом»
Каждое утро начиналось именно так: «Доброе утро» на канале ОРТ, песня Яны, звучавшая в строго определённое время и апатичные сборы в ненавистную школу. Мой мозг активно соображал какую бы отмазку придумать в этот раз, чтобы не идти в этот адов храм науки, а спокойно спать дальше. Но вряд ли мне уже простили месяц каникул, которые, учась в третьем классе, я устроила себе в разгар учебного года. Как же умело и хитро удавалось мне водить за нос учителей и родителей целый месяц. Учителя были уверены, что я больна гриппом, неизлечимым которую неделю; предки думали, что дочь каждый день ходит в школу и прилежно учится, а классной руководительнице, которая никак не могла дозвониться к нам домой, я сказала, что телефон сломался. На самом деле я просто перерезала проводки в телефонном кабеле. Когда родителям надо было позвонить, я тайком соединяла их, и связь появлялась, а в предположительное время звонка назойливой классухи, проводки снова расцеплялись. Я гуляла, отдыхала и радовалась жизни целый месяц.
Но в один прекрасный день классная руководительница, обеспокоенная моим здоровьем, отправила к нам в гости одну из мамаш из родительского комитета. Тут-то всё и раскрылось. Я ожидала хорошенькую порку, но родители, настолько шокированные новостью, бить меня не стали. Только расстроенно поинтересовались, почему я так сделала. Увидев печальные глаза предков, я пришла к выводу, что лучше бы избили.
Наверное, любой бы решил, что такое категорическое нежелание посещать школу было обусловлено каким-то конфликтом с одноклассниками или учителями. Но нет. Школа была благополучной, в ней спокойно задродствовали по учёбе. Если какая-нибудь драка и происходила, то о ней никто ничего не слышал. Все друг с другом дружили и хорошо учились. Это-то меня и раздражало. Все, как под копирку сделанные одноклассники, делились только на две группы: девочек и мальчиков. Нельзя было выделить ни одного достойного внимания персонажа. Мальчики с девочками не дружили. Все контакты ограничивались пинками в зад, плевками слюнявыми шариками в волосы и ответными ударами учебником по головам обидчиков. Типичная картина во время перемены: староста Маша Фоменко аккуратным почерком выписывает на доске, из учебника русского языка какое-то предложение, затем влажной тряпкой тщательно вытирает всю доску до блеска; неизменная хорошистка Катя Шмелёва возится со своей анкетой обклеенной наклейками с Рики Мартином и группой «Стрелки»; потом часть девочек, шушукаясь и хихикая, стайкой выбегает в коридор предаваться своему любимому занятию – прячась по углам, бегать за десятиклассником Димой, известным всей школе факарем; оставшаяся же половина женского коллектива сосредоточенно проверяет свои тетрадки, с выполненным на прошлом уроке заданием; несколько мальчишек склонившись над партой играют в кепсы, а Пашка и Тимка – наша неразлучная парочка сорванцов, громко смеясь, кидаются друг в друга чьим-то ластиком. В класс заходит Лариса — девочка с короткими волосами, но волосатыми руками. Входит она с таким лицом, будто её резко обдало невыносимым запахом фекалий. Она вообще всегда была уверена, что остальные люди не достойны с ней и рядом стоять, а якшаться со всяким отребьем ей не положено по статусу. И хотя семья у неё была самая обыкновенная, Лариса всё равно была уверена в своей бесподобности. Как-то она пришла злая и обвинила в некомпетентности модельное агентство: «Они не взяли меня, сказав, что у меня кривые ноги! Вы представляете?! У меня кривые ноги!».
Лариска, всё с таким же кислым выражением лица, садится за парту и начинает любовно ковыряться в своих ногтях, лишь бы не видеть всю эту челядь.
Рыжий плут Виталик Аникин прячется от нашей училки, разговаривающей с кем-то в коридоре, за дверью кабинета и, подражая лошади, ржёт…
Ну а я, стараясь абстрагироваться от всего этого шума, прокручиваю в голове недавно услышанную песню «The Lion Sleeps Tonight» и, воображая львёнка, спящего в джунглях, рисую его в своей тетрадке. Или просто брожу по коридору, слушая музыку в кассетном плеере.
«У тебя нет птенцов,
У тебя нет гнезда,
Тебя манит незримая
Миру звезда.
А в глазах у тебя —
Неземная печаль…
Ты — сильная птица,
Но мне тебя жаль»
Я не ставлю себя выше этих детей. Нет. Просто мне с ними не интересно. Я не хочу находиться с ними в одном классе и каждый день наблюдать одно и то же. Всё моё нутро противится той мысли, что мне придётся жить с этими клонированными девочками и мальчиками, которых, словно домашний скот, согнали в одно помещение для выращивания и неизбежного убоя. Эти детки, живущие хрестоматийными понятиями, вдалбливаемыми им такими же однотипными мамами и папами, наперёд знали всю свою жизнь, распланированную заранее заботливыми предками. Малышей уже с детского сада готовили к неизбежным «крысиным бегам»: школа – институт – офис – семья – дети – школа – институт – офис – семья – дети… Нам не дают остановиться – вырваться из этого круга, задуматься: «А не хочу ли я жить по-другому? Может, я сделаю себя сам?». Нет — за нас уже всё решили наши родители, и за своих детей также всё решим мы. Но в эту тему я вдаваться не буду, так как о ней уже кто-то писал.
Наш класс был одним из экспериментальных — в нём должны были учиться наиболее способные дети в школе. Я прошла тест на IQ и оказалась в этом классе. Родители были спокойны, всё шло по заранее заготовленному плану их жизни: моя бабушка — филолог, а мама была отличницей и позже, сама преподавала какое-то время в младших классах. Вот родители и решили, что дочка пойдёт по тому же пути. Но я была с ними категорически не согласна. Я не хотела учиться в этой школе. Если быть точной, желание это у меня стало пропадать после второго класса, с уходом хороших учителей, которые казались мне невероятно креативными личностями; а совсем исчезло – в третьем, когда система образования Эльконина – Давыдова сменилась на стандартную, и на смену привычным учебникам пришли обычные. Вот после этого всё во мне и взбунтовалось. И если из остальных детей можно было слепить всё, что хочешь, сделать из них серую массу, научить жить по шаблонам, то меня обуздать было невозможно. Я перестала хорошо учиться. В классе хоть и были хулиганы, но даже среди мальчиков двоечников не было вообще. А вот мне грозила перспектива скатиться с пятёрок на тройки, а по некоторым предметам — и ниже. Математика мне перестала нравиться, соответственно я на неё больше не налегала; учить правила по русскому языку мне тоже не хотелось, но с грамматикой у меня проблем не было и хорошие отметки я получала только благодаря тому, что читала большое количество книг. В общем с этой школой, учениками и учителями, которые, было видно, что и детей-то не любят, я себя связывать не хотела. Не знаю, уж кем меня считали мои одноклассники, но уж точно они не могли себе представить истинную причину моего нежелания с ними общаться.
Ну а в своём мире за пределами школы, я была уже совсем другим человеком. Среди друзей была главной заводилой, играли мы в основном в игры, придуманные мной. В моём столе лежали горы тетрадок со стихами и рассказами собственного сочинения и альбомами с рисунками. С семи лет я писала рассказы, сценарии, стихи. На пару с лучшей подружкой мы сочиняли истории и читали их друг другу по ролям. Весело и абсолютно счастливо я проводила каникулы и выходные, а потом снова, превратившись в серую и совершенно несчастную куклу Салли*, брела в школу. Вот и сейчас как можно дольше тянув время, я, собрав портфель, под уже ставшие для меня похоронными, аккорды «Одинокого голубя», выхожу из дома. Меня встречает очередное унылое осеннее утро.
Я бреду по привычному, специально выбранному подлиннее, пути. В голове вертится:
«Одинокий голубь на карнизе за окном
Смотрит на меня, стучится в дом
Может также ты ко мне придёшь
Ты всё поймёшь, ты всё поймёшь»
И периодически возникают картины с летящим на школу небольшим метеоритом.
На уроки я опоздала, но это уже давно стало незыблемой частью моего персонального реалити — шоу «День сурка». Вместо привычной тишины, класс встретил меня диким мальчишеским смехом – стошнило Валю Ковалёву — девочку не самой приятной наружности. Внутри она оказалась тоже не очень приятно выглядящей. Мы были с ней в контрах, поэтому через лужу, стекающую с парты на пол я перешагнула с улыбкой на лице. Такой позор врага – весьма приятное начало дня. Мне всегда казалось, что с результатами тестов тогда что-то перепутали, и в нашем классе она оказалась случайно. Первый урок прошёл как обычно, не считая, конечно, красную от стыда Валю, которая хлюпая соплями, собирала тряпкой по парте блевотину.
Как обычно — это значит, что гиперактивный мальчик Стас Епифанов, который в принципе никогда не сидел на месте и не умел молчать, затеял новую перебранку с училкой русского — Еленой Олеговной, у которой были ярко выраженные проблемы с самоконтролем и представлениями о том, как себя должна вести учительница с детьми, пусть и с буйными. Авторитет среди учеников она обычно поддерживала опускаясь до их уровня общения.
- Ты дура! — крикнул Стас, разозлённый тем, что учительница не хочет понимать того, о чём он с ней спорит.
Девочки испуганно ахнули, а мальчишки заржали.
- Козёл! — парировала ему Елена Олеговна.
Все в классе заулыбались выражая уважение. Кроме меня конечно. Елена Олеговна никогда не была для меня авторитетом. Более того – я даже не считала, что она должна учить детей.
Стас покраснел от гнева и снова разорался. Схватив стул он начал угрожать, что всё здесь поломает. Все, хорошо зная взрывной характер Епифанова, на всякий случай вскочили со своих мест. Лариса, наделённая печальным опытом и двумя сломанными Стасом пальцами, выбежала за дверь.
— Я тебя в тридцать седьмую отдам! – кричала на него Олеговна.
— У вас нет красной повязки! – держа над головой стул, выпучив глаза и брызгая слюной, орал в ответ Епифанов. (Красную повязку носили на предплечье дежурные по школе, и Стас искренне полагал, что всеми правами могут обладать лишь они.)
Дело в том, что школа №37 считалась среди нас, малолеток, почти что лагерем для трудных подростков. Драки там случались чуть ли не каждую перемену. Поэтому наших хулиганов часто пугали фразой про тридцать седьмую. Ходил даже слух, что одна учительница зайдя в какой-то класс, застукала на парте парочку десятиклассников, занимавшихся совсем не уроками.
Через пару минут борьбы, Елена Олеговна забрала у Епифанова стул и отправила взбунтовавшегося ученика к директору, с которым Стас уже успел подружиться.
Урок продолжился. Мечта каждого родителя — наши отличники Илья и Максим, как всегда получили по пятёрке. Никогда и ни по одному предмету эти двое не получали других оценок. Вся жизнь этих детей была в учебниках. И ещё не было ни одного урока, на котором, услышав вопрос, Илья и Максим не подняли бы руки, выпрямив спину и подняв вверх подбородок – как учили в первом классе. Выдрессированный человек – жалкое зрелище, я вам скажу.
Неизменная хорошистка Катя Шмелёва, получив четвёрку, в слезах выбежала из класса. Она вообще никогда не получала пятёрок, но всегда плакала и удивлялась почему в журнале четыре, а не пять. Каждый раз она выясняла с учителем отношения, плакала и выбегала из класса. Она вообще плакала по любому поводу. Поставили не ту оценку – слёзы. Не посадили рядом с понравившимся мальчиком – слёзы. В школу опоздала – слёзы. Собственно мокрые глаза и побеги в рыданиях из класса – это её перманентное состояние.
Сегодня меня к доске не вызвали, видимо подсознание стервозной училки подсказало ей, что я подготовилась к уроку. Каким-то образом она чуяла, когда я была не готова и вот тогда то и наносила удар.
*Салли – персонаж мультфильма «Кошмар перед Рождеством»


(Пунктуация – знаю… 3:50 утра…)