Н. Быстров : Майская сказка

Недельки этак на две – на три подзапоздал конечно этот креативчик. Но причина уважительная, и справка есть… не мы «такие» – время такое, верно ведь?

Не зря же люди говорят «Не май месяц». Эта шуточка без всяких натяжек к любой погоде подходит. Можно сказать: «Одень пальто – не май месяц!», а можно: «Пойдём в тенёк – не май месяц!» – в любом случае, будет в точку. Вчера стояло чуть выше нуля, а сегодня – аж плюс двадцать пять. Красота, да и только.
И с людьми то же самое: глядишь, недавно с тоски на стенку лез – а сейчас верещит от радости. Мотя Скыть, на что уж мужик скрупулёзный (он со студенческой скамьи на одном месте бухгалтером работает) – и то домой сразу не пошёл, задержался в скверике. Гуляет вразвалочку: куртка через плечо, шапочка вязаная на лысине, и брюки по щиколотку.

Так-то, по паспорту его имя Матвей Матвеевич Скитник, а прозвище Скыть он сам себе накаркал, потому что повторял это «скыть» на каждом шагу. Надо понимать, изначально это был суррогатный заменитель словечек типа «так сказать» или «дескать». Но ничто не стоит на месте, и в Мотином лексиконе стали появляться производные от этого «неологизма». Например, сокращённо-хамоватое «сскы», которое в порыве эмоций легко превращается в похабное «сскыбля», или пошловато-недоделанное «сскыбляна». Когда Мотя волнуется, этот словесный вирус почти полностью съедает его речь, и в бурном потоке сложносочинённых междометий типа «сскыблянабляскыть» бывает очень трудно выловить нормальное русское слово.

Дефилирует он, значит по аллейке, задумчиво так улыбается, и по сторонам посматривает. И тут замечает краем глаза за спиной движенье какое-то. Оглянулся Мотя направо, потом налево – видит, две дамы незнакомые вслед за ним движутся. Именно движутся, а не шагают. Даже можно сказать, плывут. Потому что одежды на них длинные, до самых пят. Только на той, что справа – белые, в зелёный горошек, а на той, что слева – какие-то серые, с бурыми разводами. Правая дамочка юная совсем, волосы – рыжие, глазищи синие так и сверкают. Очень красивая, одним словом. И улыбка счастливая на лице.
Левая – не понять, какого возраста. Волосёнки мышиного цвета из-под платочка торчат. Взгляд колючий такой, неприятный. Моте ещё показалось, что от неё немного плесенью попахивает. И здоровенная бородавка на подбородке. Жаба, одним словом.

- Добрый вечерочек, скыть! – Пробурчал Мотя на всякий случай, и уселся на свободной скамейке. Сидит с тупой улыбкой на лице, птичек слушает, прохожих разглядывает. После всяких там «дебетов» и «кредитов» пытается себя на романтический лад настроить. Только не совсем это у него получается. Начинает, к примеру восхищаться тёплым да свежим ветерком, а потом вдруг замечает, что говнецом откуда-то тянет. Естественно, в его бухгалтерском мозгу тут же рождается радикальное решение проблемы: «…а вот заставляли бы их кушать всё, что ихняя собачка, скыть, на газоне оставила – глядишь, и чисто б в скверике-то было!». Вообразив себе эту картину абсолютной чистоты и сытости Скыть веселеет, и снова на лирику настраивается. Увидит, скажем девушек молодых, и сидит несколько минут с отвисшей челюстью, слюни пускает. Только девчонки удалятся – он тут же, сплюнув, своё критическое сальдо подбивает: «…они бы, скыть, и совсем разделись, да не хотят друг на дружку походить. А вот было б так: хочешь нагишом ходить – флаг в руки, скыть, республики Саха. Гарцуй там перед белыми медведями в чём мама родила!». И опять весело Моте.

Посидел он какое-то время, развлекаясь подобной ерундой. Вдруг чувствует – вроде как плесенью повеяло. Огляделся по сторонам – те же дамочки незнакомые на его скамейке сидят. Красавица опять справа, а жаба стало быть, слева. Обе так пристально к нему присматриваются, и по чуть-чуть, по чуть-чуть придвигаются с двух сторон на пятой точке. Мотя хотел уйти от странной парочки, и уже начал подниматься со скамейки, но тут его словно падучая шандарахнула: глаза сошлись у переносицы, волосы встали дыбом, а тело начало трястись как в эпилептическом припадке. И как-то это совпало с моментом, когда его незваные спутницы одновременно за обе руки ухватили. Когда трясучка оборвалась, Скыть быстро, но не очень вежливо поинтересовался:
- Нихх-холерасскыбляна! Что это было!?
- Так, разрядец небольшой – сообщила жаба.
- Мы же разнополюсные – добавила красавица.
- Нельзя ли, скыть попонятней? Что значит «разнополюсные», кто вы скыть такие, и что вам от меня, скыть надо?
- Да ничего нам не надо от тебя. Плановое посещение. А промеж собой мы и сами встречаться не любим – проворчала серо-бурая.
- Мы майские феи – с улыбкой сообщила рыжая – моё имя Виринея, а её Клавдией зовут — сказав это, Виринея вплотную придвинулась к Матвею, и легонько взяла его за локоток. Что тут сделалось с Мотей! Такой любовный потенциал в нём поднялся, что аж скулы свело. А вокруг так светло да красиво, и люди до того все симпатичные, что каждого расцеловать хочется. И только он открыл рот, чтоб пригласить красавицу куда-нибудь в укромное местечко, как на него будто чёрный колпак надели. Это Клавдия сбросила ручку Виринеи с Матвеева локтя, а сама развязно так обняла его за пояс. Тут же у Скытя началась изжога, как-то серо да сыро стало всё вокруг, и людишки-то по лужам шлёпают не заботясь, что брызги чуть не в харю летят. Материться очень захотелось.

Рванулся он из Клавкиных объятий и как заорёт:
- Отлепись, худая жисть, сскыбляскыть!
Дамочки от Моти отстранились, глядят на него и улыбаются. От Виринеиной улыбки дух захватывает, а от Клавкиных гнилых зубов наоборот, с души воротит. Мотя глаза опустил чтоб его опять, значит, «кондрашка не хватил», и спрашивает:
- Полагаю право выбора, скыть за мной?
- Конечно – отвечает Клавдия. А потом с такой ехидцей добавлят – толко ты его уже сделал, придурок.
- Здрассте, сскыбля! И когда же это я его по-вашему сделал, сскыбляна-копатьбляскыть!? – Возмутился Матвей.
- В мае. – Отозвалась Виринея – Все в мае нас ждут. Только вместе мы не ходим: я посещаю своих, Клавдия – своих. Ты у нас исключение — обеих сразу поджидал, вот мы и явились напару.
- Неправда! Скыть, голимая чушь и оговор! Никаких фей я не заказывал, мне и одному, скыть, нескучно! – не унимается Мотя.
- Дурак ты, Скыть! – сплюнула Клавка – нас не вызовешь, и от нас не убежишь. Мы вроде и с тобой, а вроде нас и нету вовсе. Май помаешься – глядишь, и сами уйдём. А будешь противиться – тебе же дороже выйдет.
«Это ж я с ними сижу сейчас, и вслух разговариваю» – опомнился вдруг Матвей – «однако ж скыть, глючит меня не по-детски. Вроде, вчера и выпил-то немного. Ладно, нечего мне с ними лясы точить – сбегу лучше. Скыть, обрублю хвосты». И сквозь зубы так, чтоб губами не шевелить, говорит:
- Хырышэ. Йы фышэл ы тыылэт, ыы фышыдытэ тыт фэкэ. Шкыт. – и бочком-бочком, по-крабьи, двинул прочь от скамьи.

Он удачно отпятился на два шага, но на третьем его вновь «накрыл Кондратий»: последний нагрянул в виде приступа щенячьего восторга, смешанного с жестокими позывами к рвоте. Надо было что-то делать, и Скыть изловчившись, по-вандаммовски лягнул Клавку. Номер не прошёл, и его ботинок самым хулиганским образом опрокинул мусорную урну. А Клавдия захохотала в его левое ухо лягушачьим смехом. Тогда Мотя применил другую тактику: с криком «уберите от меня эту жабу» он полез обниматься с Виринеей. Но, удачно изобразив пару-тройку гребков в стиле «баттерфляй», врезался головой в берёзу. А феи-то так и вьются вокруг него, так и ласкают, да нацеловывают.
Подхватился Скыть, да как рванёт, куда ноги несут! Бежит да блажит. Сам не помнит, как на трамвайной остановке очутился. А народу — тьма, самый пик. Так уж свезло Моте, что он сходу в переднюю дверь трамвая влетел, и та за ним сразу захлопнулась. Вздохнул он облегчённо, пот со лба вытер, и только успел прошептать «славате, скыть, навоте…», как глаза его на лоб полезли. И было от чего: в дверную щель, плоские как лист бумаги, извиваясь вползли обе его феи-фурии. Улеглись, прям у людей на головах, и ну его в обе щеки лобызать. А у Клавки рот слюнявый, вонища из него как из помойки! Где такое вытерпишь? И главное, деваться некуда.

Скыть головой-то и подумать не успел, а руки шапчонку вязаную раскатали до самых скул. Пассажиры смотрят – торчит в голове салона чёрная шишка и орёт на весь трамвай:
- Сгинте к дьяволу, мегеры! Сгинтена, шайтан-шалавы! Испаритесь сскыбляна-кизяквамврот и скыть не выконденсировывайтесь! Фурии-профурии калогалографические! Не буду я с вами скыть, лямуропроцедуры производить! Не хаживал Матвей Скитник у каких-то парапсихопаток ни в каких трахошлёпналожниках, сскыбляна-вертетьбляштоб!
Шапка у Скытя, понятное дело, была без дырок, и Скытев монолог прозвучал совсем невнятно, но довольно убедительно. Пассажиры сперва опешили, но потом пришли к однозначному выводу: трамвай пытается захватить какой-то полоумный исламский террорист.
Первой его перетянула костыльком повдоль спины хромая старушка, сидевшая на переднем сиденье. Седой пенсионер, стоявший к Моте спиной, с развороту огрел его складным зонтом по шее. Толстая домохозяйка, до начала суматохи бережно державшая пакет с овощами на коленях, вдруг вскочила и по-баскетбольному влепила его Скытю в голову. Затем тумаки и пинки посыпались градом, и на ближайшей остановке Мотя Скыть пробкой вылетел из трамвая.

Очнулся он от нежных прикосновений и приятного запаха. Белокурая женщина, склонившись над его лицом, осторожно промокала ссадины платочком, смоченным в духах. Её серые внимательные глаза были так близко, что у Моти перехватило дыхание, и очень приятно защемило в груди. Ещё, он украдкой заглянул ей за вырез кофточки, и от этого неожиданно покраснел. А женщина так ласково на него посмотрела и спрашивает:
- Очень больно? – потом немного помолчала, и добавила – Вы хороший.
- Какой же я хороший? Вон, и Клавдия меня, скыть посетила – простонал Мотя.
- Мне кажется, ты с ней справишься. Зато и Виринея к тебе пришла – улыбнулась незнакомка – она редко к кому приходит, посмотри-ка вокруг!
- Так ты что, тоже их видишь? – Опомнился Скыть, и огляделся по сторонам. Видит: кругом деловито снуют прохожие, проезжают легковушки – и среди этой суеты, тут и там Клавкина рожа мелькает. То она под ручку с солидным господином шагает, то у какого-нибудь торгаша на закорках сидит, а то и вовсе из люка пролетающего джипа таращится – только щёки раздуваются. Поднял глаза – и оторопел: в воздухе две феи-Виринеи танцуют. Сцепились вытянутыми руками, и вращаются как волчок, только подолы куполом развеваются. И волосы сверху золотой короной.
- Что-то у меня, скыть в глазах двоится – пробормотал Мотя.
- Ничего у вас не двоится. Одна из них моя – отвечает женщина.
- Вы тоже очень хорошая – сделал вывод Мотя, и опять смутившись, добавил – И красивая… скыть…

Когда Матвей неловко поднимался на ноги, как-то так само собой вышло, что они случайно обнялись. Далее произошло что-то совсем невероятное. Виринеи над их головами начали постепенно ускорять своё вращение, и в конце концов превратились в стремительный зеленоватый смерч, увенчанный оранжевым факелом. Смерч плавно поднял парочку над землёй, а затем подхватил и унёс в неизвестном направлении. А Мотина Клавдия вдруг стала как-то морщиться, уменьшаться, потом оплыла как стеариновая свечка, превратилась в пузырящуюся бурую лужицу, и стекла в канализационную решётку. Под конец оттуда ещё булькнуло лягушачьим голосом: «Всех залобызаю! Бородавками защекочу!»

Я эту историю от одного своего товарища слышал. Ну как «товарища»?… «от сопалатника», если так можно выразиться. Мы с ним вместе на Агафуровских дачах отдыхали. Теперь это дело прошлое, так что можно признаться: был за мной грех, выловил «белочку» ненароком. Потому что вместо «Мадеры» водяры в тазик набухал. А где её взять, Мадеру-то?
Непонятно? Объясняю. Впал я в мае месяце в жуткую депрессию по причине длительного творческого застоя, ну и выпивал конечно, изрядно. Вот меня одним ранним утром и посетил Григорй Распутин. И насоветовал… Да в общем-то, с чего мне «белки» своей стесняться? Там кстати, ежегодно наплыв в это время бывает: у одних вдохновение, у других – обострение. Об этом деле одно могу сказать: дурак тот, кто однозначно психа от «непсиха» отличает.
А Мотя Скыть с той женщиной уже год, как вместе живут. Мой товарищ поклялся, что лично с ними знаком. Не знаю как вы, а я ему поверил. Чего в жизни не бывает?