goos : Запасной вариант продолжение

В больнице я долго ждал, пока меня примут. Наконец явился пухлый очкарик, представился дежурным врачом и пригласил в кабинет для собеседования. Он явно скучал, выслушивая мою трагическую историю, даже иногда начинал дремать, тогда приходилось повышать голос, от чего он вздрагивал и пальцем возвращал на переносицу сползшие очки. Я рассказал ему всё: что я не больной, а человек попавший в беду, и только здесь меня смогут защитить от тотальной слежки и возможной ликвидации.
Доктор задавал дурацкие вопросы, совсем не в тему. Мочусь ли я в постель? люблю ли подсматривать за купающимися женщинами? а за мужчинами? пробовал ли фекалии и снится ли мне Боря Моисеев? Я ему о заговоре против меня, а он суёт мне картинки с кляксами в форме голых женщин.
В итоге, врач долго что-то писал в тетрадке, потом вырвал оттуда листок и протянул мне.
- Что это? – спросил я.
- Это рецепт. Сходите в аптеку, купите бром и таблетки от кашля, попьёте, и всё пройдёт.
- Доктор, меня не нужно лечить, мне нужно пересидеть некоторое время, — отвечаю, — лет тридцать, не больше.
- Нет, никакой госпитализации. Тем более без направления лечащего врача. У нас мест нет. И вообще, мы принимаем только социально опасных пациентов. Если каждого дурака класть в больницу, то у нас вся страна окажется на больничном. Простите.
- А я что, не социально опасный?
Я схватил со стола степлер и швырнул в доктора. Он кинулся искать на столе кнопку вызова санитаров, и я ему не мешал, только впечатал в переносицу очки, пару раз огрел табуретом и пытался карандашом выколоть глаз, но помешали ворвавшиеся амбалы в белых халатах. Я не хотел причинять никому вреда, но как-то нужно было убедить этого хряка в моей социальной опасности.
Меня впечатали в пол, заломив руки, и игла впилась в плечо, вплескивая в кровь чудесную смесь восторга и покоя.
Очнулся я в палате, привязанный ремнями в кровати. Вот и вся история моей жизни. Из того, что могу вспомнить более-менее отчётливо. Все остальные воспоминания вызывают у меня смутные сомнения.

После звонка я бродил по этажу в полной прострации. Так хорошо всё устроилось – кормят перловкой, водят в душ, ставят клизмы, по выходным показывают «Броненосец Потёмкин», таблетки уносят меня в перламутровые миры, и главное – никакой слежки. Нет, конечно, я вижу в окно иногда подозрительных птиц, но это мелочи. Тем более, врач пообещал, что я отсюда никогда не выйду, и это меня вполне устраивает.
И тут такая неприятная новость. Может, рассказать врачам про телефон в голове, пусть его отключат, и Бог не сможет дозвониться и оставит меня в покое. Даже не знаю, как быть – схилять и оставить планету без сладкого или таки заменить гражданина Кособородко, или как его там, неожиданно умершего под мостом от тринадцати ран. Не нравится мне это число. Мистика, да и только. Хорошо, что ранений было не шестьсот шестьдесят шесть. Тогда бы я точно отказался.
Ближе к ужину, когда у поверженных нарушителей спокойствия стали потихоньку ослаблять рукава смирительных рубах, ко мне привязался Петька Князь Раймондо Монтекукколи, великий Генералиссимус Тринадцатилетней войны, президент гофкригстата и спаситель христианства. Это сегодня его так зовут. Вообще-то, его звали Петька Тысяча Чертей.
Однажды ему вдруг захотелось вызвать духов. Чтобы узнать, как сыграет Динамо, чтобы узнать, правильно ли разместил он свои сбережения в тотализаторе. На листе ватмана нарисовал планшетку для вызывания духов, вооружился перевёрнутым блюдцем и произнёс заклинание, которое нашёл на сайте вызовидуха.ру. То ли он что-то не так прочитал, то ли не то. Духа он вызвал, конечно, но тот ни хрена не разбирался в футболе и выдал не совсем устраивающий Петю результат, за что был облаян нецензурщиной и послан очень далеко. Петя даже обещая подать в суд, ибо вызывал Пушкина, а явился какой-то прохиндей, назвавшийся Джоном Нэшом, обиженным на весь мир за то, что не был избран императором Антарктиды.
Слово за слово, и дух позвал на помощь целый легион товарищей, и в итоге, они все вселились в хилом Петином теле. Сколько их там сейчас сидит – никто не знает, но все проявившие себя оказывались весьма знаменитыми, а некоторые, не побоюсь этого слова, великими. Кроме реальных персонажей в нём ещё поселились Магнето, Супер Сенсай, Дарт Вейдер и Капитан Америка. Всех не перечислить. И каждый пытался захватить командование телом. Они поначалу часто ссорились между собой, но потом, очевидно расписали график.
- Как дела, рядовой? – спросил меня Монтекукколи. – Готов ли ты положить голову за великую Австрию?
- Петя, отвали, не до тебя.
- Ты как разговариваешь с Генералиссимусом? Смирно! Неделя гаупвахты, пятьдесят розг и месяц без компота!
- Слушаюсь, — ответил я. – Разрешите выполнять?
Петя выпятил губу и уставился на меня величественным взором, решая, не слишком ли мягкое наказание?
- Я свободен?
- Солдат, не собираешься ли ты дезертировать? – прищурился князь.
- Никак нет, — чёрт, как он узнал? Информация просочилась, не иначе наш разговор подслушивали.
- Это плохо. — Петя как-то сник. – Я бы дезертировал вместе с тобой. У меня эта война уже в печёнках. Хочу домой, в родовой замок, где пышногрудые служанки приносят по утрам кофе и виноград, конюхи снаряжают любимого жеребца, а псари еле сдерживают свору легавых, ожидающих, когда же я соизволю поохотиться на вепря в бескрайних угодьях. Солдат, забери меня с этих полей залитых кровью бравых вояк. Я устал. Я смертельно устал.
- Какой пример вы подаёте армии? – пристыдил я князя. – Прекратите истерику!
- А то у меня есть опыт побега.
Голос его изменился, появился гнусавый акцент и он заговорщицки зашептал мне в ухо:
- Я бежал из замка Иф. Это не так просто, как тебе кажется. Дёрнуть отсюда – сущий пустяк. У меня даже план есть – убиваем весь персонал и предателей, поднимаем бунт, взрываем манипуляционную и спускаемся вниз на связанных простынях. Всё. Что может быть проще? И нам остаётся только забрать сокровища и уехать в Гваделупу.
- Почему в Гваделупу?
- Как это почему? Нас там никто не станет искать, а ещё там ром, бананы и морской виноград. Доплывём туда на связанных пластиковых бутылках. У меня даже есть карта Тихого океана. Не заблудимся. Ну как?
- Граф, я рассмотрю ваше предложение, но не сегодня.
- Ой, мутишь ты что-то, — Петя погрозил мне пальцем. – Может, приказать тебя казнить?
- Всё, Петь, отвянь. Надоел.
- Я буду за тобой наблюдать, учти. Вольно, пошёл вон.
И тут же, забыв обо мне, он привязался к Старику Энурезу, вечно пахнущему мочой, молчаливому и грустному, и стал предлагать ему звание Маршала всего за три сигареты. Я быстренько ретировался в палату, чтобы взвесить за и против. Если о предстоящем побеге кто-то знает, кроме меня, то всё может пойти не так. Через жопу может пойти, а это чревато душем Шарко, одиночкой и лоботомией, если меня застукают. Может, убить Петьку? Утопить в унитазе и освободить таки на волю тысячу чертей.

В девять прозвенел звонок к отбою. Идиоты расползлись по палатам и распластались на койках, дружно сомкнув глаза. Кто-то, вымотанный беспокойным днём и беспорядками в мозгах, сразу провалился в чёрные дыры сна, кто-то улетал в собственные миры, чтобы забыться там в объятьях фантастических грёз, некоторые просто смотрели сквозь закрытые веки на ползающих по потолку мух. Я же считал секунды, чтобы не заблудиться во времени. До двадцати трёх ноль семь оставалось семь тысяч двенадцать…одиннадцать…десять… Секунды стали превращаться в слоников, пасущихся на горных склонах. Каждую секунду умирал слоник и с грохотом скатывался в бездонную пропасть. Это было так мило и умиротворённо, что я неожиданно задремал, и мне снилось, что я птичка, вырвавшаяся из клетки, и, будто, лечу над зелёным лугом, вдыхаю свободу, а за мной следят снизу кровожадные монстры и грозят мне когтистыми пальцами, но им меня не достать, и я показываю им дули и гажу на их некрасивые морды, и вдруг на горизонте появляется чёрная-пречёрная туча, ветер усиливается, и крылышки мои уже не в состоянии порхать, и я падаю в глухом пике, мотор мой сдох и керосин на исходе. А высотомер сломался и показывает до боли знакомые цифры – 2307. Эти цифры горят адским пламенем и ревут пожарной сиреной.
И тут я проснулся! Чёрт, слоников на горе осталось совсем мало, и они сыплются всё быстрее и быстрее, просто пачками летят в бездну, хлопая огромными ушами.
Время! Побег! Приёмное отделение! Открытая дверь! Вперёд!
Я вскочил с койки и помчал на всех парах по пустому коридору. До двери, ведущей на лестницу. Там, перепрыгивая через три ступеньки, поскакал вниз. Вот она заветная дверь. Чуть приоткрыта, через щель брошена на потёртый линолеум узкая полоса света. Я остановился и, прижавшись к стене, медленно стал пробираться к цели.
- Стоять! Бояться! – голос за спиной ножом полоснул по нервам. – Куда собрался?!
Это провал! Бог меня подставил. Как я мог довериться тому, в кого я толком и не верю! Гапон! Провокатор! Ничего, встретимся ещё на том свете – всё припомню! Недолго осталось.
Я оглянулся и в тёмном силуэте, прижавшемся, как и я, к стене, узнал Петьку Тысячу Чертей.
- Тссс… — Он приставил палец к губам. – Это я. Наша задача взять его живьём.
- Кого его?
- Много будешь знать…
И он стал жестикулировать, как спецназовцы на задании, типа ты туда, я сюда, будь внимателен…или что-то в этом духе. Идиот, увязался на мою голову.
- Иди спать, придурок, — прошептал я. Но он короткими перебежками начал приближаться к двери, не обращая на меня никакого внимания. Заглянул в просвет и показал большой палец. Как я понял, всё в порядке – путь свободен.
Петька открыл дверь и исчез в кабинете; я поспешил за ним.
Возле стены стоял стол, на столе – лампа, а под лампой, примостив голову на регистрационный журнал, спала дежурная медсестра. Лица не видно, только белая докторская шапочка на макушке. Дверь на улицу открыта, и видно освещённый фонарём двор, а дальше – пугающая чернота кустов, и небо, усеянное звёздами, и монотонная песня цикады.
Мы замерли на мгновенье и стали на цыпочках пробираться к выходу.
И вдруг медсестра зашевелилась и медленно подняла голову. Под шапочкой вместо сонного женского лица с размазанной помадой оказалась хищная морда чудовища, с проваленным носом, впавшими, покрытыми бельмами гнилыми глазами без зрачков, безгубая пасть с жёлтыми кривыми клыками, гнойного цвета слюна стекала на журнал, разъедая в нём дыры.
- Стоять! Бояться! Куда собрались! – прошипел монстр и упёрся когтистыми лапами в стол, собираясь встать и сожрать нас вместе с тапочками.
Голова моя закружилась, предвещая скорый обморок; я прислонился спиной к стене и не мог пошевелиться. Вот и всё, прощай долбанная жизнь, твоя миссия закончена, спасибо, что заглянули.
И тут Петя хищно улыбнулся и, наставив на чудище указательный палец, сказал:
- Бджжжж!
Горе-медсестру отбросило к стене, во лбу зияла дыра, а на обоях расплескалась кровавая каша, смешанная с клочками волос.
Петя снова выстрелил.
- Пух! – пуля снесла половину черепа вместе с шапочкой.
- Ни хрена себе, — удивился Петя и по-ковбойски сдул с пальца дымок. — Нет, не ешь меня, твою мать!
Монстриха всё ещё тянула к нам костлявые руки, и третий выстрел в грудь успокоил её навсегда. Тело опустилось обратно на стул, голова с вырванным затылком упала обратно на журнал, заливая его кровью.
- Бежим! – крикнул я и потянул торжествующего Петра за собой. Но тот не мог налюбоваться огнестрельным перстом. Я схватил его за воротник халата и с силой дёрнул к выходу.
Уже оказавшись на улице, мы оглянулись и увидели мирно спящую медсестру. Никакой крови, никаких испачканных обоев, никаких когтей на руках. Только белая шапочка, слегка поднимается и опускается в такт дыхания.
- Это всё таблетки, — констатировал Пётр, — Байер Фарма знает своё дело.

Слежку я заметил сразу, как только мы перелезли забор и оказались на пустой неосвещённой улице. Над головами промелькнула летучая мышь и растаяла в темноте. Только луна матово отражалась в трамвайных рельсах и горели огни далёких многоэтажек. Но нас уже засекли, я уверен.
За дорогой начинался частный сектор, и мы нырнули в улочку, побежали, петляя между кустами и не обращая внимания на поднявших лай собак. Всё равно мы уже на мушке. Сейчас главное уйти от погони, а потом уже думать, как избавиться от хвоста. Остановились мы только когда поняли, что никто за нами и не гнался, и что мы заблудились. Битый час шастали в поиске выхода из лабиринта улиц. Собаки уже не обращали на нас внимания. Попив воды из колонки, решили применить научный метод и стали искать мох на деревьях, чтобы понять, где север. Делать это приходилось наощупь, мы лапали стволы яблонь, вишен и абрикосов, но бесполезно.
Попытка сориентироваться с помощью звёзд тоже ни к чему не привела: звёзды рождались и умирали по своим, никому не известным, законам, перемещались и перемешивались, тускнели и вспыхивали на глазах. Даже Млечный Путь петлял и извивался подобный ползущему гаду.
- И что дальше? – запаниковал Петя. – Так мы никогда не попадём на полюс и не сможем установить наш флаг. Где же этот чёртов север?
Он упал на колени и стал рыться в траве.
- Ты что ищешь там? – спросил я.
- Не знаю. Север мы найти не можем, значит нужно искать что-нибудь другое.
- А зачем тебе дался этот север?
Он посмотрел на меня, как на полного идиота:
- Это как зачем? А ты сам не понимаешь? Там я смогу избавиться от нордофобии. Я останусь там жить, и меня больше не будет мучать этот ужасный недуг.
- Что за хрень?
- Нордофобия. Боязнь севера. Очень редкая болезнь. Ею болеет полчеловека из трёх миллиардов. Единственный способ побороть её – отправиться на самую макушку мира – на полюс. Там нет севера, понимаешь? Там нет даже востока и запада. Только юг. Во все стороны сплошной юг. Красота!
- Петя, остынь. Нам не нужно на север. Нам нужно ко мне домой.
- Какой я тебе Петя? Я Фритьоф Нансен, норвежский гуманист и филантроп, лауреат, кстати, Нобелевской премии, да.
- Ясно. Господин Фритьорф, компас тебе в руки. У меня совсем иные планы.
Я пошёл по ночной улице. План был прост — идти никуда не сворачивая. Куда-нибудь я должен выйти. Это точно.
Петя поднялся и поплёлся за мной, умоляя не бросать его одного в этой ледяной пустыни, полной диких тюленей и хищных лемингов, мол, одному здесь не выжить, что он мне ещё пригодится. Что когда закончится провизия, я смогу его съесть, например. Эта идея мне понравилась, и я его простил. Пусть будет. Ходячая тушенка не помешает.
Нансен принялся рассказывать взахлёб о своей скандальной диссертации на тему нервных элементов, их структур и взаимосвязей в центральной нервной системе асцидий и миксин. Потом вообще перешёл на незнакомый язык, скорее всего гренландский.
Я не слушал его, раздумывая о том, что донесли обо мне чёртовы летучие мыши. Нужно быть крайне осторожным, возможно даже побриться наголо и отрастить бороду, а в идеале нужна пластическая операция.
Наконец мы вышли в район многоэтажек, затем на проспект Гагарина, а отсюда до дома рукой подать. Оставаться там надолго я не собирался, чтобы не подставлять жену, но не помешало бы переодеться, так как в линялых больничных халатах и дырявых дерматиновых тапочках далеко не уйти.
Во всем доме свет был включен только в моей квартире. В спальне. Я представил, как жена не может уснуть, уткнувшись заплаканным лицом в подушку, как она скучает по мне, по нашими скучным монотонным вечерам, по ссорам и скандалам, по язвительным комплиментам и пивным вечерам в компании моих нетрезвых приятелей.
Дверь открыла Люська, завёрнутая в простыню, удивлённая, с мятой причёской и с бокалом в руке.
- Скучала? – спросил я и, отодвинув её, зашёл внутрь. За мной втиснулся мой неожиданный компаньон.
- Блин, исскучалась вся. Ты чего припёрся? Говорил, тридцать лет тебя не будет.
- Я на минутку. Только вещи взять.
- Василий Иванович, — представился Петя и попытался галантно поцеловать моей жене ручку.
- Людмила. Может, утром придёте? — Люська отрезала нам путь к спальне, где находился шкаф. Увидев, что нас просто так не вытолкать, она всем корпусом оттесняла нас к кухне.
- Давайте, кофейку попьёте. Посидите, а я пока вещи принесу. Тебе и зимние тоже?
- Все давай.
Люся ушла в спальню, я принялся готовит кофе, а Петя нашёл пакет и стал выгребать из холодильника жратву.
- О! Сервелатик, сыр, полбутылки кефира, шампаское. Ты смотри, не «Советское», а французское. Коньячок, мандаринки, так, а это что? Икорка чёрная, очень хорошо.
- Икорка? – удивился я. – Коньячок? Да я отроду её не ел, и шампанское французское пил раз в жизни, и то во сне. Откуда?
- Это неважно. Главное – чем больше мы запасёмся провиантом, тем позже ты меня съешь .
В холодильнике осталась лишь банка с размазанным по стенкам вареньем. Всё остальное переместилось в пакет. Петя принялся за стол. Смахнул полпачки «Парламента» и высыпал на продукты соль из солонки.
- Готово, — кухонный мародёр устало опустился на стул и отхлебнул приготовленный мною кофе.
И тут в дверном проёме явилось тело в футболке и трусах – лысоватый пузатый мужик. Из-за его спины испуганно выглядывала Люся.
- А ну прекратить погром! – рявкнул нежданный гость. – Вернули всё на место. Быстро!
- Ты кто? – спросил я.
- Я… — мужик осёкся, подбирая слова, и этой паузой воспользовался Петя. Он вскочил со стула, сурово сдвинул брови и заорал:
- Ах ты, контра! Молчать, заткнуться! Фамилия?! Звание?! Предъявить документы! Смирно! Да ты знаешь, с кем разговариваешь? Да я тебя сейчас по закону военного времени прямо на месте… — и он выхватил из несуществующих ножен воображаемую саблю.
На миг я испугался — показалось, что эта нереальная сабля вполне реально разрубит мужика пополам. Тот тоже отпрянул от неожиданности, чуть не сбив с ног Люську. А Петя не унимался, он кричал об экспроприации, о вреде буржуазии и продажной интеллигенции, о победе мировой революции и о том, что все, наевшие такое пузо за счёт рабского труда пролетариата будут висеть на фонарных столбах, а если столбов не хватит, то электрификацию всей страны запустят усиленными темпами, только чтоб столбов побольше было. И при этом виртуозно размахивал саблей.
Люся затолкала мужика обратно в спальню и вернулась к нам.
- Что за хмырь? – спросил Петя.
- Не твоё дело, — отрезала Людмила.
- Что за хмырь? – повторил я.
- Серёжа, понимаешь, это мой знакомый. Только ты не подумай чего. Когда ты уехал, меня совсем запугали. Какие-то странные звонки по телефону, какие-то люди приходили, интересовались тобой, за мной по пятам шлялись какие-то угрюмые личности. И Виктор Степанович великодушно согласился пожить у нас, пока не уляжется. Но между нами ничего нет. Честно. Ты мне веришь?
- Да ладно, прости. Я же не знал. Думал, может, ты уже любовника завела. Но если так, то ничего страшного. Ладно, вещи собрала?
- Да, там в коридоре.
— Ну, свидимся. Передай другу огромное спасибо, что заботится о тебе.Всё шмотьё уместилось в большую сумку.
- О! А вот и моя бурка! – обрадовался Петя, снял с вешалки серый пиджак и набросил на плечи. – Ещё бы папаху найти.
- Петь, это не мой пиджак, — сказал я.
- Конечно, не твой. Это мой… мой бурка, короче. Ну, что, уходим в джунгли? Приятно было познакомиться.
- Не доверяю я ему, — подытожил наш визит Петя, когда мы вышли на улицу. – Не знаю, что не так, но мужик этот непростой. Нужно было его прикончить. Слышь, — он дёрнул меня за кукав, — как думаешь, не его конь стоит?
Указательный палец указал на стоящий под нашими окнами «Опель».
- Скорее всего.
- Будем надеяться, что его. А у меня тут как раз для него штучка есть.
И он провёл чем-то металлически по капоту, оставляя кривую нервную линию. Завыла сигнализация и мы побежали подальше от родимого гнезда. И спиной я чувствовал, что в окне моей спальни стоит этот недобитый буржуй и следит за нами.

начало здесь www.litprom.ru/thread47205.html