Delroy : Имеющий уши...

Имеющий уши...



«Не знаю, зачем я это пишу. Какой смысл описывать то, что происходит за окном. Все всё знают, да нет, видят, своими глазами. Даже если я опишу нечто первым, а это под сильным сомнением, к тому времени, когда происшедшее станет достаточно прошлым, чтобы кто-то захотел об этом почитать, найдется, кому описать все куда лучше меня, и что проку с того, что я был одним из первых, да еще и неясно, был ли.
Зато я знаю, почему. В смысле, почему пишу это. Я — не свидетель, не очевидец, не современник даже, что звучит нелогично, но я же не логичен. Даже то, чем я сейчас являюсь, а я — графоман, выражено у меня слабо, как и все остальное. Судите сами — я опубликовал на сегодня всего два своих, как бы это сказать, текста, что ли. Я пытался найти что-то, нет, не новое, куда там, но хоть сколько-то не совсем обыденное, но не нашел, и в итоге пишу о том, что известно всем, скорблю по этому поводу, но пишу, иначе останется сойти с ума. Так я оправдываю себя, но и надежда у меня есть, я объясню, почему.
С того дня, как все началось, я ни разу не выходил из дома, несомненно, нет, наверное, это должно отличать меня от тех других, кто расскажет. Неужели еще кто-то, кроме меня, усидел дома, хотя как знать, никто ведь не знает о том, что я здесь, так откуда мне знать о тех. Я так и сказал себе, когда это, первое, случилось — он, то есть я, будет тем, кто опишет все от лица того, кто был (хоть я по большому счету-то и не был) вынужден, прикован, или еще что-нибудь, я еще подумаю над этим, я всегда все потом переделываю, меняю местами, сокращаю, да, всегда сокращаю.
Он, то есть я, мог судить о событиях только по тому, что чувствовал, не слышал, я же глухой, и не видел, что можно увидеть, да еще ночью, из моего окна, выходящего на торец соседнего дома, чувствовал — сначала дрожь мира, а потом — содрогание пола от хлопающих дверей, лестничной клетки — от веса бегущих. Насчет первого должен заметить, что в тот момент я мог только гадать — содрогнулся ли весь мир или некая, моя, часть его, но из новостей я вскоре узнал про луну.
Мне не дает покоя вот что: в какой момент повествования сообщить о своем открытии? Сделал-то я его сразу после тех новостей, но это ничего не значит с точки зрения писателя, писаки, я хотел сказать. Признаться, я отдавал себе отчет в том, что мое открытие только и может придать ценность этому рассказу, а мой странный наблюдательный пункт — лишь литературный прием, пусть он, пункт, таков и есть на самом деле, что с того?
В какой-то момент я усомнился, это — сейчас, но я пишу в прошедшем времени, так лучше, в том, получится ли рассказ вообще, правда, ждать подтверждения моей теории оставалось недолго, я следил за прогнозом погоды и новостями, как никогда раньше, прогноз был благоприятным, они по-прежнему не догадывались, в чем дело. До наступления холодов мне могло не хватить гречки и лапши, но я не решался выйти и пополнить запасы, я твердо решил оставаться честным с читателем; за квартиру пока допустимо было не платить. Это было тяжелое время. Нет, нет, я не голодал, но я ждал и не смел писать, почти не смел, пока не дождусь, ибо глупо было бы писать и не дождаться, а начинать что-то новое — об этом я и помыслить не мог, встаньте на мое место, и вы сразу поймете, почему.
Так что, когда в новостях показали про листья, я даже потерял сознание, рухнул на ковер перед телевизором. Очнувшись, я дождался, пока закончатся новости, не поднимаясь с пола,. Они пока так и не догадались.
Времени нет. Надо бы исправить текст, убрать неуместные теперь терзания вначале -плоды увядающего лета, периода ожидания но я не в силах занимвться этим, я сожжен, дотла, страхом, что кто-нибкдь еще догадается. Я должен быть первым.
Все дело в песне „Летняя ночь“. Как же вы слепы!!»

- Вот здесь, в конце, — показал полковник. — Прочли? Теперь текст песни.
- Та-ак, — пробежав глазами три коротких строфы, генерал принялся массировать переносицу. — Особой связи пока не вижу. Что за сайт?
Полковник кивнул майору.
- Литературный сайт, товарищ генерал. Выкладывает, кто что хочет, — отбарабанил майор.
- Чем привлекло внимание?
- Автор, — заговорил полковник, — возможно, глухонемой, как и свидетель инцидента с бомжами. Плюс листья. Прошу извинить. Да. Пришел продавец из ларька. Утверждает, что отсканировал машинописный текст и выложил в сеть по просьбе клиента. Глухого.
- Разрешите, — майор оторвался от монитора. — Второй патрульный пришел в себя. По его словам, во время э… разговора с бомжом напарника непонятно чем подбросило в воздух. Сержант разбился об асфальт при падении, пролетев по дуге не менее пятидесяти метров, — «блять… блять...», — прошелестело по кабинету. — Да. Бомж дал показания. Включаю.
- Не говорит, мысли сбивчивые, но… — начал следователь на мониторе.
- Покороче, пожалуйста, — спокойно произнес генерал, продолжая массировать переносицу.
- Бомж думает, что за него как бы вступилась какая-то девочка, тоже, по-видимому, бомжиха.
- Что? А… да. Угу, — полковник вскочил и начал расхаживать из угла в угол. — Блять…
- Нашли автора, — майор вывел на другой монитор изображение из салона автомобиля. Испуганный человек с серым лицом возбужденно тряс руками.
- Света, ты на связи, — сказал майор, — обобщи, мы не понимаем.
- Похоже, он по-своему понял текст песни, читая по губам, я поняла, что в видеоклипе, — затараторила Света. — В его варианте есть про луну… листья, секунду. Да, да, успокойтесь… Говорит, самое интересное впереди… скоро… ну, он повторяет все то же.
- Экстрасенс нашел девочку, — полковник пошел к выходу. — Товарищ генерал...
- Конечно. Все свободны, — генерал снял трубку телефона.

- Полковник, внимательно слушай, мне там делать нечего. Группе там делать вообще нечего. Стена до небес. Не подойдем.
- Бля-ать… Опиши.
- В сером. Метар сорок плюс. Блондинка. Витек, слева объезжай и во двор.
Машина запрыгала, виляя между кучами, в которые были собраны руины высотного здания.
- Одежду бомжа, — полковник катался по кожаному сиденью, раздеваясь. — Игрушку. Куклу. Что? Ну, давай.
Джафар поднес камеру к самым глазам. Полковник несколько секунд поглядел на прыгающий экран и начал стаскивать ботинки.
- Маладец. Витек, налево. Газуй. Газуй. Зеленый забор, — машина встала. Полковник выскочил с телефоном в руке. Его подхватили и стали кутать во что-то экстремально вонючее.
- Здравствуй, внученька, — сказал полковник, вышагивая по куче мусора с куклой в руке, — здравствуй, солнышко.
Трубка издала счастливый визг. На экране появились радостные губы, чмокающие камеру.
- Деда, ты что, приедешь сегодня? А что привезешь?
- Да все, что хочешь, красавица. Чего ты хочешь, солнышко? — полковник перелез через теплотрассу и зачавкал по жиже, представляя свой труп в морге… нет, лучше на полу… в детской у внучки, и ее, солнышко, в ужасе… нет, лучше горько плачущей, зовущей, умоляющей поиграть… Боковым зрением он увидел фигурку в проеме заброшенного дома.
- Деда, тебя не видно чо-то.
- Я здесь, здесь, — он заковылял к дому по диагонали, — так что тебе привезти, а? Хочешь куклу? — он все еще идет. — Только ты не должна громко пердеть.
- А-а-ха-хаа! — закричала трубка. Солнышко. Он почти пришел. Она спряталась. Он вошел прямо в проем, грузно сел, подняв телефон с розовой детской на вытянутой руке, положил куклу на колени. — По жопе получишь! А-ха-ха!
- Так, обезьянам слова не давали, — а вот и она, сбоку, обезьянка, солнышко. Вроде покосилась вниз. Он выстрелил из куклы, не глядя, она завалилась почти сразу, он сидел и ждал.
- Гаварю — маладец, — сказал Джафар. «Оставили-таки микрофон!»
- Слушай, пердунья, я позвоню из магазина, договорились, — полковник сбросил вызов и лег на спину.
Долго как бежали, сколько же он прошел. Полковник повернул голову. Вкололи еще, молодцы. Он осмелился посмотреть. Красивая девочка.
- Майор, от нее не отходи, — скомандовал он слабым голосом. — Меры безопасности выше самых высших, блядь, и еще умножь на сто.
Кто-то сел рядом. Стало полегче.
- Айболит хуев, — прокряхтел полковник, садясь.

- Это она все сделала, — сказал Джафар, когда улетел вертолет.
- А-а.
- что а? Она это. И луну, и листья.
- Дай сигарету, — полковник взял всю пачку трясущейся рукой. — Ну и времена пошли.
- Ничего, — Джафар выпустил струйку дыма, прищурившись, — перезимовать бы, а там уляжется. Большое дело сделали сегодня. Отбиваемся пока. Слава Аллаху.
- От кого отбиваемся-то, хотелось бы знать, — с раздражением сказал полковник.
- Ты графомана не… ну, береги. Не случайно он в этой теме.
- Откуда знаешь?
- Сам подумай...
- Слышь, ты, — полковник затушил окурок о рукав своего бомжацкого пиджака, — гость с юга. Завязывай учить меня думать. На своем аспекте проблемы сконцентрируйтесь, господин консультант.
- Знаешь, — задумчиво сказал Джафар, — я ведь заглянул ей в глаза. Как бы. Я подумал, что Бога увидел. А потом она испугалась, и я еле ушел. Как муху прихлопнула бы меня. Я сегодня второй раз родился. И ты тоже.
- Ну, мне-то не привыкать. Тридцать лет в органах. Хуйня, салага, привыкнешь.
- Так точно, — процедил Джафар. — Ой! — он встрепенулся, — щас… Щас.
- А-а-а! — полковник вскочил и, суча ногами, зашарил рукой в рваных штанах. — Где вы там, да блять, а-а, поехали, пока мне яйца не сожрали!
- В душ, — приказал он, сев в машину.

- Майор. Хорошо. Слушай приказ. Твой пост — пока там. Придут забирать, кто бы не пришел — гони нахуй. Не уйдут — вали. Выполнять. Света. Где музыкант? Сука. Больше людей возьми. Продюсеров, авторов клипа… хорошо. Песню, текст изъять… молодец. А что с сайтом? Да? Беда какая. Нахуй послали. Света, ну пошли меня нахуй, чтоб тебе легче стало. Как буду у себя — ко мне графомана. Отбой. Товарищ генерал...

«Не знаю, зачем я это пишу. Все равно придется сжечь. Не спрашивайте, почему. Моя верная „Оптима“, я должен теперь писать на компъютере, но он не поможет мне владеть собой среди толпы смятенной так, как ты. Да и сложновато пока на компъютере.
Мне сказали, пиши еще, он молод, почему на ты, кто — не могу открыть. Я хочу увидеть на бумаге свой вариант песни. Как убог оригинал, нет, не оригинал, это, как оказалось, даже не имеет никакого отношения к тому, что я увидел, нет, я не говорю, что у меня получилось лучше, каждый ведь судит по себе. Я еще не смотрел свой вариант глазами, конечно, надо будет исправить, поменять местами. Хотя нет, что-то есть в том, что события не хронологичны.
Зато мелодия оказалась...
Заметили ошибку? Но это — не ошибка. Я теперь, нет, я опять, слышу. Неважно, но слышу. Достаточно для того, чтобы уловить мотив. Он чудесен. Си-бемоль.
Я что — счастлив? Или это… нет, нет
Я сдуру проткнул себе руку авторучкой. Потом написать, что линейкой. В любом случае, очень больно, кровь. Это — не сон.
Когда я освою компъютер, напишу про листья. В стихах, отдельно. Уникальное явление природы, листья всех цветов радуги, говорят по телевизору. Я слышал. О, Господи!»

- Нда. Аж завидно, — грустно усмехнулся полковник, глядя на монитор.