Брутал Жора : Долгожданное

…Оставь в себе свой стылый эгоизм
Оставь во мне своё предназначенье
Оставь у них свои несбытые мечты
Оставь фрагмент безумного свершенья

Анастасия Плотникова тяжело вздохнула грудью обильную порцию спертого воздуха набитого под завязку актового зала заводского ДК, неуклюже поклонилась и приняла на себя чудовищный шквал аплодисментов и искренних хмельных рабочих эмоций. Ей аплодировали стоя, на перебой смешивая выкрики и свист, кидая на сцену прямо ей под ноги, вялые тела сочных пролетарских гвоздик. Подарив залу ещё несколько секунд своего нахождения на сцене, Анастасия послав незамысловатый воздушный поцелуй в гущу ликующих рабочих масс, спешно удалилась в гримерную.
- Ну как? - захлёбываясь спросила она едва вбежав, вопиюще разглядывая в огромном зеркале над столом свои покрасневшие словно спелый помидор щёки.
- Умница! Всё прошло просто великолепно! Последнее четверостишие удалось просто на славу, я сам лично Настенька видел как мужики со второго цеха слушали с открытыми ртами, завороженно глазея на тебя. А ты не представляешь, как тебя хвалил Николай Семенович, как он был возбужден от услышанного. Ты просто молодец Настя, поздравляю! - торопливо тараторил Максим Гнильцо, подходя сзади к Анастасии и нежно обнимая её за талию.
- Я так волновалась, я так переживала. Ты представить Максимушка не можешь как я болела душой за эту поэму. Я учила её каждый вечер, хотя прекрасно знала её до каждой буковке. Я думаю что ты на меня не в обиде, и что ты нормально относился к тому что я отвергала всяческие твои предложения о совместно проведенных вечерах, ведь ты же я думаю понимал какая ответственность была на меня возложена.
- Конечно Настенька, конечно. Я ждал, терпеливо ждал, так как отчетливо понимал всю суть дела, я на тебя ни капельки не в обиде, поверь. Но сейчас, я думаю ты не будешь мучить меня томной пыткой ожидания, любимая моя, моя юркая ласточка, моя звёздочка, рыбонька моя… - отягчено дыша сопел Максим на ухо Насти запустив руку ей под юбку и нервозно стягивая ей трусы, сладостно ощущая ладонью пушистый лобок и девственно упругие половые губы.
- Возьми, возьми меня прямо сейчас, прямо здесь Максимушка, возьми меня грубо, возьми меня как сучку, как грязную стерву - хрипло шептала Анастасия прижавшись щекой к зеркалу, и доставая правой рукой из ширинки штанов горячий упругий пенис Максима, инстинктивно направляя его в свою сочащуюся соками любви мохнатую пещеру.
- Сука, сука, сука… - остервенело замычал Максим, сокрушая тело девушки резкими настырными толчками.
- А… а… а… глууубже.. глубже, сильнеееей… глуббббжжж… - пуская слюни истошно умоляла Настя, закатив от жгучего наслаждения глаза.
- Стерва, блядь, паскуда… - переходя в надрывной хрип сокрушался Максим увеличивая темп до конвульсивной дрожи и грубо схватив рукой за волосы партнёршу.
- Глубжжже… глубже… - неистово разносился дрожащий всхлип.
- Ааааааа… ааааааа…. Паскууууууудааа…. Аааа…. - вскрикнул Максим разрывая собственные гланды беспощадным потоком эмоций, резко вытащив лоснящийся в вагинальной смазке член и выплёскивая на ягодицы девушки мутные обжигающие сгустки высококачественного цемента. Головка пениса неумоверно вздулась и казалось вот-вот лопнет от обилия выхаркиваемого ей драгоценного продукта. Цемент вальяжно шлёпался на нежную девичью кожу, разбрасывая похабные капли по всему телу.
Окончив акт эякуляции, Максим словно подкошенный рухнул на колени а затем как сумбурный мешок с опилками повалился на пол. Пару минут приходя в себя от нахлынувшей волны казалось бесконечного оргазма, Анастасия быстро нашла среди разбросанного хлама на столе, маленькую ажурную шкатулку неторопливо с аккуратной прилежностью, дабы не проронить ни капли, стала собирать цемент с ягодиц и спины, неловко вывернув руку и продолжая стоять в неудобной позе. Тщательно собрав всё семя любви, она быстро привела себя в надлежащий порядок и скорострельно выбежала из гримерной, сильно сжав рукой, ставшую теперь бесценной, шкатулку. Ворвавшись вновь на сцену актового зала и прервав тем самым выступление шлефовальщиц четвертого цеха в разгар эйфорической развязки, когда неуклюжий Де Сар Антуа в исполнении Любви Тимофеевны Ноздрёвой забежал в почевальню своей возлюбленной Касандры где обнаружил убиенное тело маркиза Фон Крюшо, почетное исполнение которого было поручено молодой, но уже подающей большие надежды в производстве Наталье Цветковой.
- Пророчество! Свершилось пророчество! - надрываясь сквозь потоки нежданно хлынувших слёз, закричала Анастасия протягивая в зал заветную шкатулку с ещё тёплым семенным цементом.
Рабочие вмиг подорвались с мест и гулким шквалом своих луженых глоток загребли Настю в охапку со сцены, и дружной, бурлящей ликованием толпой понесли на руках её извивающееся тело прочь из ДК. Словно неконтролируемая никем тёмная гуща рабочей массы, вывалила из дверей на суровую февральскую вьюгу, и гудящим роем потекла сквозь всю территорию завода минуя серые невзрачные постройки цехов, а также занесенные снегом немыслимые груды производственного хлама.
Через пятнадцать минут возбужденная толпа достигла своей цели и бравым грохотом ввалилась в котельную формовочного цеха. Покрытые чёрной копотью внутренности котельной мрачным недоумением встретили нежданных гостей, а спёртая удушливость воздуха и монотонное освещение от мутных закопченных ламп придавало какое-то омерзение и неловкое чувство брезгливости.
- Ну чяво надо, хлопчики, - сипя выхаркивал слова Никодим Ушаков выходя из-за громадного парового котла, одной рукой держась за рваную бочину засаленной телогрейки а другой сжимая ржавый гаечный ключ, он уже давно ушел на пенсию но всё равно продолжал работать на своём месте, где собственно говоря и жил, - эвона вас сколько навалило то!
- Фомич не рычи, танцуй лучше, отыскалось наше золотко, наше тщедушное радостное спокойствие, наше деточко, наше с тобой благословленное блюдечко, наше родименькое зернышко и ячменный колосок жизни, радостного бытия сердешного, наше с тобой неутомимое будущее сосредоточенное над властными мотивами и религиозными перепалками лживых нравоучений, наш навозный катышек обильной своей чудотворной силушкой оросивший поля горемычные соком свои праведным, наши коготки - цепкие и упругие, наше с тобой хлипкое одиночество и тупая боль в пояснице, наши лучезарные рассветы и безлюдные полночи, наши начинания и убийственные инстинкты, наши проблемы и наши миролюбивые их решения путем ядерного нагнетания, наше велико… - прохрипел токарь седьмого участка Василий Степанович Штыйло и пуская от перевозбуждения изо рта кипучие блестящие в свете ламп пузыри, упал омертвевшим куском мяса на усыпанный грязью и углём пол котельной.
Никодим Фомич Ушаков, подошел к Анастасии и дрожащими руками принял у неё шкатулку. Трясущимися губами он пытался что-то сказать, но кроме утробно невнятного звука так ничего и не выжал. Обливаясь потоком настигнувшим от радости слёз, он подошел к топке и раскрыв её вечно голодную пасть кинул шкатулку. Бешенные языки пламени вмиг охватили столь драгоценный подарок и с жадностью стали его пожирать. Внутри печи всё зарычало и вихри непостижимой ярости понеслись по казалось хрупким телам труб. Набитые словно сельдь в бочке рабочие с изумлением смотрели на Фомича который кряхтя залезал на старый грубо сбитый стол, доставая из кармана телогрейки затертый клок пожелтевшей бумаги. Неистовый гул котла сдавливал уши, но все с вожделением открыв рты ждали продолжения, невероятные вибрации начали тихонько расшатывать ветхое здание котельной и пытаясь перекричать всю эту чудовищную какофонию Никодим Ушаков начал зачитывать текст на листке, от натуги выплёвывая изо рта кровавые сгустки мокроты:

Налились жгучей кровью половые губы
Забродило хмелем молоко в груди
Пошатнулось эхом, покатилось кубырем
Затрещали, зашуршали мерзкие хлюпки

Влажные сенсации липкого веселья
Потные догадки мятых, жманых тел
Карнавалом похотливой иллюзорной схватки
Отразилось месивом нерешенных дел

Шершавые объятия в совокупе с криком
Мазолистые трения собственной судьбы
Радужным наследием каждому по чину
Раскидало в клочья, сгнило до земли

Развернулось внутри тела едкая оскома
Засочилось стылым гноем, побежала прочь
Вздулась, вспузырилась девственная кожа
Тихо усыпляла глухонемая ночь

Треск костей и палок, вырванных идей
Опоясав калом мерзкую слюнявость
Не найдя поддержки отыщи подлей
Тем, кому всё это будет только в радость…

Внезапный скрежет разрываемого метала оборвал выступление Фомича, бурный поток пара и кипятка хлынул на собравшихся, но не успел достигнуть своей цели лишь потому, как мощный взрыв котлов разнёс котельную на миллиард частей, оросив при этом заснеженную территорию завода в радиусе трёхсот метров, красочным тёмно багровым дождём с рваными кусками свежего пролетарского мяса.