Fairy-tale : Индиго

Индиго
Люся Петренко до своих 28 лет жила жизнью скучною. Вышла в 21 замуж за однокурсника Андрея, типичного ботаника в очках, худого и невзрачного, родила ему дочку Аньку, бросила университет и полностью ушла в пеленки и распашонки. Когда Аньке исполнилось два годика, снова забеременела, родила дочку Настю, опять вышла в декрет. С мечтой о университете пришлось проститься, так как муж денег домой приносил мало, перебиваясь на умирающем заводе телевизоров простым инженером, а найти что-то более интересное и высокооплачиваемое он не хотел, превращаясь год за годом в существо пассивное, интересующееся лишь диваном и спортивным каналом, по которому денно и нощно передавали футбол. К молодой жене он быстро охладел, дочки наводили на него тоску и сколько он не силился изобразить к ним любовь, все равно убеждался, что дети – это отнюдь не цветы жизни, а скорее саранча, способная уничтожить за пару дней его месячный оклад. Настя к тому же родилась глухонемая и часто писалась в постель.
Люся Петренко вышла работать на рынок и каждый день, кроме понедельника, торговала газетами и книжками, превращаясь по вечерам в источник информации, в основном, сплетен шоу-бизнеса, и паранормальных новостей. К 28-ми годам она наела лишних 20 кг, потеряла половину роскошной шевелюры и окончательно обабилась.
Накануне своего дня рождения, выпив с подругами шампанского на работе, Люся увидела странный сон. Будто лежит она в собственной постели, в заштопанной ночной сорочке с рюшами, и видит, как к ее балкону подлетает космический корабль, откуда по серебристой веревочной лестнице прямо на открытую Люськину лоджию спускается гуманоид, такой вроде как молодой парень с лицом светящимся и пронзительно голубыми глазами. Росту в нем метра два точно, плечи косая сажень, а улыбка такая замечательная и добрая, что попроси он у Люси все ее сбережения и кольцо обручальное, отдала бы не задумываясь. И лег этот гуманоид рядом с Люськой, стащил с нее рубашку штопаную, и любил ее всю ночь, благо детей Люся накануне к свекрови на выходные отправила вместе с мужем Андрюхой вишни собирать да варенье варить. И любил он ее так, как никогда ни один мужик (а их у Люськи было трое до мужа, и один любовник после) не любил, доставляя женщине прямо неземное наслаждение.
Люська утром встала довольная и счастливая. Одежды на ней никакой не было, только рубашка валялась на полу, изодранная в клочья. Люся как девушка экономная, ее подобрала да спрятала, тряпки стол вытирать еще пригодятся. На работу летела, а не шла.
Рассказала о своем сне соседке Ленке, торговавшей трусами. Та рассмеялась:
- Тебя муж давно не имел, Люсьена?
- Да…, — Люся вспомнила, что последний раз это было две недели назад, когда Андрей вернулся от знакомых навеселе.
- Трусы купи новые! – Ленка тряхнула оранжевыми стрингами. – Может, инопланетянин еще сегодня ночью появится?
Трусы Люся не купила, но продолжала втайне ждать таинственного гостя, укладываясь ежевечерне в постель с Андреем, который как мужчина был способен лишь на минутное сопение пару раз в месяц.
Таинственный незнакомец больше не снился. А спустя месяц после той эротической ночной оргии она поняла, что беременна. На аборт идти не хотелось, хотя муж и проворчал что-то под нос о спиногрызах, на которых все деньги уходят, а бутылку хорошего коньяка он себе уже лет семь как купить не может. Люся огрызнулась, что работать нужно больше, тогда и на коньяк, и на семерых детей хватать будет.
Родился мальчик, которого Люся назвала Богданом, несмотря на то, что муж настаивал на Лехе в честь деда. Мальчиком он был беспроблемным и тихим, ел, что дадут, никогда не спорил с родителями, был абсолютно равнодушен к детским забавам, предпочитая им книжки и прогулки в одиночестве.
Однажды, когда Богдаше было лет пять, к Люсе пришла ее подружка Лена, та, что трусами торговала и пожаловалась:
- Вот, залетела я, а Вовчик жениться отказался. Пойду, наверное, на аборт.
Залетала Лена регулярно, надеясь, что очередной кавалер, которому демонстрировались новинки бельевой индустрии, все же женится на полунищей продавщице, выпускнице детдома, живущей в вонючей общаге стройтреста. Кавалеры либо давали денег на аборт, либо посылали на хер. На аборт Ленка шла, на следующий хер – тоже. Но Вовчик запал ей в душу конкретно.
- Чего делать-то, Люся? – всплакивала Ленка.
- Рожать, — вдруг сказал Богдан, до того молча пивший чай с дешевыми сушками, купленными Леной, — вы так не переживайте, теть Лен, вернется ваш Вовчик. Он хороший человек, просто молодой еще.
- Че ты лезешь в разговоры взрослых? – возмутилась Люся. – Шел бы во двор, в футбол погонял с ребятами.
- Футбол – игра скучная, а ребята – дураки, — ответил Богдан, но послушно вымыл чашку с блюдцем и принялся шнуровать ботиночки, собираясь на прогулку.
- Богдаша, ты когда вырастешь, кем станешь? – спросила Лена. – Космонавтом? Актером?
- Я лекарство изобрету, от которого жизнь длиннее, — ответил мальчик.
- Эликсир бессмертия? – уточнила Лена.
- Смерти не бывает, — заявил Богдан и убежал на улицу.
Ленка разревелась.
- Ты чего? – испугалась Люся.
- Рожу! – Ленка вытерла лицо влажной салфеткой. – Рожу, и пусть этот Вовчик, дебил, хоть и не возвращается вовсе! А сын будет. Такой, как Богдаша.
Сына Ленка родила, и Вовчик вернулся. Богдан продолжал удивлять близких своими неординарными высказываниями и неожиданными пророчествами. Так, когда Люське предложили путевку в Египет почти даром, Богдан сперва долго уговаривал ее не ехать, а потом просто порвал путевку. Люся отходила его по спине полотенцем, но узнав, что самолет, на котором она собиралась лететь, свалился в море, перед сыном долго извинялась. Мать и безобидную сестренку Настю он обожал, к отцу относился равнодушно, обращаясь к тому просто на «ты». Разговаривая об Андрее с другими людьми, Богдан называл его обезличенно «он»или «этот». «Этот» в полтинник обрел второе дыхание благодаря бездетной соседке Вале, и ушел из семьи с одним чемоданчиком в дермантиновую дверь на первом этаже. С Валей он ездил на рыбалку и болел за «Динамо», наслаждаясь поздним счастьем.
- Он тоже имеет право на радость, — сказал Богдан матери, когда та хотела отходить Валю скалкой по спине и вырвать той волосы, — мама, ну зачем тебе этот старый козел в жутко пахнущих носках? Денег он не приносит, ест много, пива выпивает цистерну за выходные, смолит, как паровоз. Он в шестьдесят превратится в развалину и потеряет ноги после гангрены. А нам таскать за ним горшки? Пусть Валя старается.
Люся поняла, что Богданчик прав, и успокоилась.
Ни на Андрея, ни на Люсю Богдан похож не был. Волосы у него были черные, вьющие, глаза ярко-голубые, кожа белая. Девчонки уже в детском саду бегали за ним пачками, однако он к противоположному полу относился спокойно, никого не выделяя.
У подруги Ленки родился сын Костик, балбес и ловелас. Он приносил из школы двойки, пел в рок-группе матерные песни и таскал домой раскрашенных девок, которых звал «мои кобылицы». Богдан же в четырнадцать окончил школу, в двадцать медицинский университет, поступил в аспирантуру, и работал в престижной лаборатории, занимавшейся исследованиями в области геронтологии.
- Твой Богдан – индиго, — сказала Ленка с восхищением, — он человек будущего. А мой Костик – весь в собственного папашу, кроме баб и музыки, ничем не интересуется. Надо было тоже с гуманоидом переспать.
Старшую сестру Аньку, слабую на передок, предпочитавшую учебе подвальный секс и недорогой портвешок, Богдан воспринимал как глупое животное, неспособное жить и мыслить по-человечески. Когда она нашла в 27 лет такого же легкомысленного мужа, с которым было весело пить вино и орать ДДТ под гитару, и съехала, Богдан сказал матери, пытавшей отговорить дочь от поспешного замужества:
- Пусть идет замуж. Ее все равно никто не возьмет больше. А если ей кроме как бухать и трахаться ничего не надо, зачем ее отговаривать? Это как нашего Тузика научить в унитаз гадить. Он скотина, и не поймет никогда, что ссать можно в специально отведенном месте, а не на улице под кустом или на коврике в прихожей.
- Ты сестру с Тузиком сравниваешь? – потрясенно спросила Люся.
- Ага. И у Тузика, и у нашей Ани, одинаковое превалирование животных инстинктов над человеческими ценностями, — хихикнул Богдан, — не волнуйся, мамочка. Анька родит дебила, и муж ее под зад коленом…
Пророчество Богдана сбылось: Аня появилась на пороге родительского дома ровно через девять месяцев, бледная и нетрезвая.
- А я неделю назад сына родила, — сообщила она брату.
- И где же мой племянник? – хихикнул тот.
- В роддоме оставила, — охотно поделилась Аня, — он же идиот. Овощ. Меня Олежка бросил. Сказал, что я бухала все время, поэтому у нас такой ребенок получился. Бухала! А он трезвый сидел, что ли?
Олежкой звали ее мужа.
Анька поселилась в квартире, она почти каждый день выпивала, оправдывая алкоголизм тоской по мужу Олежке и брошенному идиотику, воровала у матери и брата деньги, и иногда от скуки лупила безответную Настю, выводившую сестру мычанием.
- Хоть бы тебя какой черт забрал, — в сердцах однажды заявила мать.
«Черти» в образе небритых и вонючих кавалеров приходили за Анькой регулярно, забирали ее на пару часов в подворотню либо в шалман, но неизменно возвращали назад, подбрасывая к входной двери. По утрам Анька страдала похмельем и требовала пива. Родные старались не обращать на наглую девку внимания. Но Богдан однажды уступил просьбам сестры и принес ей целых два литра пива, выпив с ней на кухне стаканчик.
- Во, нормально, — радовалась Анька, закуривая третью за десять минут сигарету, — сразу видно, что родной брательник. А то выделывался все, типа, порядочный какой. Западло с сеструхой выпить! А как же мне не пить, если меня Олежка бросил, а сын наш идиотом родился. Эх! – в этом месте Аня принималась растирать по опухшей роже остатки вчерашнего макияжа.
Вечером Аньке поплохело, и ее увезли в больницу. К утру она скончалась. На вскрытии поставили «цирроз печени».
- Удивительно, как она еще жила, — хмыкнул судмедэксперт, — у нее печень на куски развалилась.
После похорон Богдан сел за стол напротив матери и признался:
- Это же я Аньке стимулятор в пиво добавил.
- Какой стимулятор? – не поняла скорбящая Люся.
- Мой стимулятор. Тот, который я недавно изобрел. Он у пожилых иммунитет повышает, усиливает все обменные процессы, заставляет клетки обновляться. Только, как я и полагал, несовместим с никотином и алкоголем. Поэтому у Аньки и развился стремительный цирроз. Да ты не бойся, мама, — Богдан увидел, как изменилась Люся в лице, — этот стимулятор не обнаруживается в организме. Смерть наступает от естественных причин.
- Ты убил свою сестру! – воскликнула Люся.
- Я убил ненужное существо, приносившее человечеству только вред. В конце концов она бы все равно умерла от цирроза, но спустя лет десять, помотав нам всем нервы. А тут ее смерть принесла пользу. Теперь я точно знаю, как он действует с алкоголем.
Богдан улыбнулся. Если стимулятор пройдет клинические исследования, он получит Нобелевскую премию. И спасет стремительно стареющий мир, где молодые люди вынуждены работать, чтобы обеспечить пенсию немощным старикам. Уйдет в прошлое болезнь Альцгеймера и старческая деменция. Все жители Земли, за исключением всяких дегенератов, смогут приносить пользу планете.
Люся проплакала три дня, ужасаясь тому, что вырастила настоящее чудовище. Она сходила на исповедь к знакомому батюшке, разъяснившему ей, что сына она зачала от демона и обязана теперь всю жизнь замаливать этот грех. Люся забрала глухонемую Настю и уехала в далекий монастырь где-то в Сибири. О Богдане она старалась не думать.
Таинственный незнакомец, которого батюшка обозвал демоном, приснился ей за день до смерти. Он подошел к окну ее кельи, все такой же молодой и красивый, посмотрел с тоской на иссохшуюся монашку, которой недавно стукнуло восемьдесят четыре, и произнес:
- Дура ты, Люся Петренко. Дура.
Повернулся и исчез в озерном тумане. Навсегда.