Брутал Жора : Ивановская гармошка

Необъяснимая сила уносит ее в экстаз, такого сладкого ощущения не доставляла ей ни одна даже самая извращенная фантазия человечества….

pila «Яйцехоре»

Игривые разливы Ивановской гармошки, согревают невиданным теплом и словно сочащийся ручеек жизни проползают сквозь каждую пору организма, возбуждая, взбадривая, заставляют отлучится от серых будней и с головой нырнуть в это светлое веселье, в этот кутящий водоворот праздника и чистого, ни с чем не сравнимого наслаждения. Бравые прихлопы и заводные ритмы, срывают с места, крутят и выворачивают так, что кажется весь мир слился во едино, в одну громоздкую каплю, в один большой сгусток энергии, сумасшедшим ветром обдувая и стегая вздутую шальным возбуждением кожу. Озорные пальцы гармониста как вольные кони резвятся и вытягивают самые соки, самые яркие и сочные колориты, музыка скользящей, тонкой, почти незаметной вереницей загадочного тепла обволакивает всю твою суть, всё твоё существо, и отдаваясь в его власть, словно тучному колдуну с пыльным багажом знаний, теряешь контроль и полностью отдаешься на растерзание этому кудеснику. Ритм меняет ритм, а впереди чёрти что… Обычный рабочий превратившись в огромную, источающую добро и тепло улыбку неистово терзает меха, освобождая невероятную силу подымающую всех и вся на ноги, его озорные мотивы теребят душу, тянут к общению, к трепету, к откровению, к очищению душ, к признанию. Рабочий, играй непереставая, рабочий, дай жару так, чтоб неделю ног не чувствовать. Рабочий, громче пой. Глуши меня рабочий, глуши. Рабочий, мне сладостно дурно от запаха твоей пропитавшейся заводским смрадом дермонтиновой куртки. Рабочий, твои слегка покрытые сединой редкие волосы на голове заставляют забыться обо всем. Рабочий, твои потрескавшиеся заскорузлые пальцы меня возбуждают, я хочу вновь испытать этот божественный привкус въевшейся в них грязи, табачных смол, мочевины впитавшейся за столь долгие годы струхивания пениса, мазута фрезерного станка и натруженными мазолями вкуса мелкой тарани. Рабочий, твоя лукавая улыбка, эти крохотные, сморщенные и потресканные годами губы заключают в себе дьявольскую силу, я хочу до них прикоснуться, я хочу вдохнуть запах твоего пропитанного чесноком, салом, самогоном, борщем, махоркой, матом и мокротой рта. Я хочу почувствовать вкус твоей бронхиальной астмы и полусгнивших зубов. Дыхни на меня, рабочий, дыхни. Плюнь мне в лицо. Позволь вдохнуть аромат твоей немытой десятилетиями засаленной кепки. Позволь подержать в руках, твою грубую рабочую сумку. Рабочий, угости меня вареным яйцом и размякшим в полиэтиленовом пакете хлебом. Позволь пощекотать языком, твои вздутые лошадиные ноздри. Вкус твоих засохших соплей напоминает мне детство, рабочий. Играй рабочий, играй. Кружи меня, кружи. Зачаруй меня рабочий своей гагаринской улыбкой, оплети меня своими неуклюжими объятьями, расцелуй меня своими шершавыми губами, одари меня запахом завода и русским полем, сенокосом, топленым молоком, весенним раскатом грома, нудным утренним просыпанием, студеной водицей, щекотанием усов, кусочками огурца на щуплой бороде, пролетарским кашлем, бормотанием десятицентерной жены, гоготанием гусей, солнечной бодростью, философией прогрызанного крысами сарая, слащавым привкусом молочных сосков, волосяным смрадом небритых подмышек, виртуозным дурманом затертых до ситцевых заплат трусов, вздурмань меня, вздурмань меня рабочий. Твой тощий торс и мазолистый натруженный горб, твои мускулистые и иссохшие нервы, твоя никчемная вспесь и полное бездействие – меня кружат, кружат, кружат, несут вихрем, отбрасывая в невиданные края и необъятные горизонты. Твой шипилявый, покрытый сетью годов хрипотцой голос, чарует и возбуждает. Шепчи мне на ухо гадости, шепчи мне на ухо пошлости, шепчи мне на ухо про то, что Сидарыч мудак, то что сука не проставился, шепчи мне на ухо свой пьяный бред, дыша тридцатилетним перегаром, шепчи рабочий, шепчи, шепчи, укуси, укуси меня, рабочий сдави зубами мою жгучую мочку, оставь капли слюны своей, рабочий. Обдай тело моё чередой безумных поцелуев, чередой своих корявых домоганий, чередой уломок на соитие, чередой аншлаговских шуток, чередой монотонной повседневности, чередой ненависти и чередой преждевременной эякуляции. Елозь по мне своими деревянными ладонями, пыхти и потей. Засунь свой палец и немножко введи его в мясное морщинистое кольцо, плотней рабочий, плотней. Прорви печаль непостоянства, создай прозрачную мечту, отдай всё то, что будоражит, возьми в замен мою судьбу. Познай вселенную перверсий, умойся потом девственных ночей, свой страх преодолей, девиационный, всоси поллюции обрывков простыней. Проткни заветные оковы, сорви засохшую печаль, проснись, восстань, будь богом, будь собою, и словно снег в мгновение растай…