Феля : Отчет о тусе на Луне

Мы втроем сидим на одинаковых пластмассовых стульчиках. Под ногами проплывает сверкающий огнями ночной город, и мы молча тупим. Я смотрю на Лешу: он стеклянными глазами втыкает куда-то в небо, Фарид, облокотившись руками в колени созерцает гравий под ногами.
Где-то в голове неожиданно бухает барабан и, отдавшись эхом, начинает разрастаться в моих ушах. Я с изумлением смотрю на парней – слышат ли они это? пульсирующие удары барабана дубасят где-то совсем рядом, - но Леша по-прежнему обитает в глубинах космосе, а Фарид, подняв голову, что-то говорит. Я улыбаюсь, согласно киваю головой, и достаю из кармана сигареты.
Ищу зажигалку. При этом я стараюсь понять, откуда же в моей голове взялся этот назойливый барабан, который теперь звучит как замедляющийся эховый сэмпл в каком-нибудь клубном миксе.
Зажигалку я нашел. Проносится мысль: барабан просто так ниоткуда взяться не может. Значит, он живет у меня голове, и время от времени должен появляться своим звучанием в моих ушах.
Теперь я ищу сигареты, потому что за изучением природы барабана в голове, я их, кажется, снова положил в карман (или карманы? блятство, а сколько у меня карманов? раз, два, три, четыре – вроде все нормально, но сигарет в них нету однозначно). Я замечаю, что оживший Фарид протягивает пачку сигарет мне и понимаю, что отдал сигареты ему.
Я подкуриваю сигарету и смотрю на огонек, прыгающий под кончиком сигареты. Пляшущий огонек, - подсказывает кто-то из темноты. Я смеюсь, потому что теперь точно знаю происхождение появляющихся на болоте пляшущих огоньков. Просто там сидит много людей и подкуривает свои сигареты. Или сигары, что в принципе однохуйственно.
Внезапно барабан замолкает и в каком-то приподнятом настроении я впитываю звенящую тишину, так неожиданно обступившую меня. Что интересно, тишина вызвана спящим у меня под ногами разноцветными огнями городом. Именно там, поднимаясь из темных, забитых мусором закоулков, она рождается. Обволакивая облупленные и исписанные граффити стены старых домов, стелясь по темным (мертвым уже) решеткам темных окон она поднимается ввысь и, соединившись в миллиардных бесконечностях атомов, тишина наконец достигает крыш домов. Поднимаясь еще выше, часам к трем ночи, тишина повисает густым смогом над мегаполисом, чтобы через каких-то пятнадцать-двадцать минут вновь начать скукоживаться и сползать обратно в полутемные и сырые закоулки. Царство на двадцать минут. И ни секунды больше. Мне это царство кажется каким-то вечным и величественным в своей простоте.
Дружественное объятия тишины (которая приняла меня, будто знала очень-очень давно и ждала моего возвращения, а теперь с радушием вновь обволакивает теплым и ненавязчивым одеялом; да ведь и я ее знаю, ведь не раз встречался раньше… когда раньше? ну, раньше… точно даже не помню когда…) заставляет меня вновь негромко засмеяться.
Я делаю первую затяжку сигареты и вижу, что Фарид вновь мне что-то говорит. Как это странно, - его слова совершенно не кажутся мне словами, которые обычно произносит человек. Они теперь какие-то вязкие и совершенно не имеющие того смысла, который люди обычно вкладывают в них. Да и вообще означают ли эти слова что-нибудь, кроме того, что они якобы значат? Слово «ночь» - ну не смешно ли, что это слово претендует на обозначение понятия того, что сейчас меня окружает, чем я сейчас живу? Я опять смеюсь, поскольку понимаю, что все до единого слова, сказанные с начала сотворения мира, есть всего лишь недоразумения, маленькие глупые ярлыки, которыми человек пытается обвешаться, уберегаясь от того страшного и величественного в своей глубине мира. А есть и ярлыки ярлыков: то есть – все эти абстрактные философствования (что превалирует – бытие или сознание?), никому не нужные и ничего не значащие знания о мире, совершенно абстрактные речи руководителей о повышение ВВП и обороноспособности страны, марки машины, лейблы одежды, салоны, бутики, заводы, и тд., все то, что претендует на определение места человека в жизни, его уровня способностей – все это, оказывается полная ХУЙНЯ.
Потому что слова – это большие и тягучие как резина вагоны, приезжающие на рельсы ума из ниоткуда и уезжающие в никуда, чтобы затем снова по расписанию вернуться к говорящему и, выполнив свою функцию (а какую функцию? неважно…), вернуться на запасные пути.
Я делаю еще одну затяжку и выдыхаю никотин в сторону Леши. Внезапно он срывается, с места и идет по направлению к прожектору, освещающему его и Фарида. Я сижу в темноте, прожектор не слепит мне глаза, но я тоже хочу оказаться под светом этого мегамощного прожектора, поэтому пересаживаюсь на Лешино место.
Когда я поднимаю глаза, я вместо прожектора вижу перед собой маленькую и какую-то беспомощную, повисшую в безжизненном ночном небе луну. Ее яркий свет ложится перламутром на меня, и, осмотрев себя, я понимаю, что сделан из мрамора. То есть я - статуя. А статуя неподвижна, поэтому-то я не могу пошевелить ни единой конечностью своего тела.
Господи, неужели я действительно статуя? Надо спросить у Фарида – точно ли я статуя или нет? Но мои губы не слушаются поступающих из мозга команд и теперь я пугаюсь по-настоящему. Волна ужаса проходит по телу и безумный взгляд в небо, на луну. Это все она, она меня покрыла мрамором, как лаком покрывают пол, и я теперь вечно должен буду сидеть здесь на стульчике………………..но за ЧТО?
Наконец, я с усилием поднимаю руку с сигаретой ко рту, и вдруг замечаю, что надо мной нависает чья-то тень. Аааа, так это Леша, шелестя гравием под ногами подходит и задвигает тему, что мы втроем находимся на Луне.
И вправду, освещенное Луной пространство вокруг – лунная поверхность. Я понимаю, что надо хоть что-то сделать для того, чтобы наш земной спутник запомнил меня, надо оставить свой след здесь. Поднявшись, я шагаю по Луне, и дойдя до мерцающей дымки под ногами четко впечатываю шаг в гравий. Вот! Пускай потомки помнят о том героическом поступке, который совершили мы втроем, прилетев на чуждую нам планету, бросив на далекой такой Земле родных и друзей (и сниться им не рокот космодромааааааа – зависает в моей голове противный голос, ломаясь и искривляясь в какой-то невероятной драм-н-бэйс обработке).
Я прыгаю, потому что на Луне сила притяжения гораздо меньше земной и по идее в два прыжка я должен оказаться возле Фарида, который по-прежнему тупит на стульчике. Раз-два, внезапно закрадывается мысль о том, что это неправильно, что мы не должны были нарушать космического простора, не должны были вопреки всем физическим законам прогуливаться по лунной поверхности. Зачем мы здесь? Пугающая мысль о нашем вселенском одиночестве космическим холодом пронзает все тело, и я начинаю дрожать.
Холод! Пальцы, мелко подрагивая, подносят к губам почти уже истлевший хабарик, последняя (вся в густом и вязком льду) затяжка, и мы все трое идем по направлению к торчащим антеннам космолета.
Закрываем за собой дверь, и тут же окутываемся приятным и расслабляющим теплом. Перед глазами плывет лестница, круто уходящая вниз – впереди долгие тысячелетия упорного и очень сложного, опасного пути вниз……………………………………………………………………………………………