Дроссель : Закрой за мной дверь, я ухожу.

Уже не в первый раз просыпаюсь с ощущением того, что нечем дышать. Спазм сдавил горло насквозь. Изо рта доносятся сипы и давящийся кашель, что-то мешает легким функционировать нормально. По пьяни это храп и апное, тут все ясно, но ведь я не пью уже довольно долгое время, по крайней мере не до освинения, три-четыре бокала красного вина меня не вгонят в состояние «абырвалг!», да и было это в воскресенье...
Кое-как перевалившись с дивана на пол продолжаю сипеть, стоя на карачках, кулаком колотя себя в грудь и горло. Мне совсем не страшно, хотя воздуха больше не осталось и глаза, того гляди выпрыгнут из орбит, запляшут по паркету удивленные, мутные, а голову сожмет гигантский обруч. Сдавит ее, глупую, с такой силой, что мозги вперемешку с соплями и кровью брызнут вслед за глазами на пол, стены, дверь, потолок… Мне не страшно… Ни капельки...
Тоска, где-то на окраине сознания, начала крепнуть и накрывать своей серой мутью визжащий в агонии мозг, успокаивая его, перекрашивая зверский инстинкт самосохранения в покорность, заставляя сдаться, не пытаться сделать еще вдох, не существовать здесь больше. Тоска тянет за собой во мглу, ничего не обещая, ни покоя, ни райских садов, ни котла в аду, даже мучительный пожар в легких ее не интересует, как и меня, собственно, тоже.
«Все там будем...», — говорит она, начиная медленно вращать мир вокруг меня. — «Все там будем...»
Мне немного обидно от того, как именно все закончится. Скорее всего мой скрюченный обоссавшийся труп несколько раз двинут дверью по башке (падаю очень удачно), перед тем, как забегать и заголосить, обнаружив. Хорошо, что не жрал вечером, главное же перед смертью не обосраться, так? Так точно! Ну а за вздувшийся паркет, извините. Не удержал восторга при встрече с вечностью. Я бы еще заорал, что-нибудь героически-идиотское, но видимо не выйдет, да и на хера? Я ж не космонавт, схватившийся с полчищами чужих и не водолаз-камикадзе, нежно, как дочь родную, обнимающий торпеду. Я тот, кого решили забрать тихо, не дав пикнуть последнее, самое главное: «Ебись ты, провались!».
Минуты три уже помираю, точно. Блиааадь! Ну что за индийский порно-триллер?! Ведь должен уже загнуться десять раз! Сознание уже где-то чуть выше содрогающегося, все еще на карачках, тела, мозг набит вакуумом по самое «не хочу», но видно включилась какая-то резервная система выживания. Организм думать о вечном не приспособлен, он, организм, вообще не думает, он тупо и методично борется за существование, чтобы тому паразиту, которого зовут Личность, было чем думать. Чтоб этот, сука, Личность, коптил небо, страдал, радовался, пил, жрал, ебся, плясал «Гопак» и матерился. Чтоб он, проклятущий, не в агонии подыхал, а погиб отважно и быстро, героически, чтоб, без обоссаных трусов! И с радостным «Ебись ты, провались!». И чтоб все видели! Что не зря… и ваще!
Боль. Охренительная. И вместе с ней совсем немножко, чуточку, воздуха. Еще раз, еще, еще… Никогда бы не подумал, что буду так рад боли. С каждой порцией воздушной смеси её все меньше. Уже не так тоскливо и обидно, уже стало интересно побороться.
«Как дышится, товарищ?»
«ЗА-Е-БИ-СЬ!»
Времени было час сорок две. До пяти утра я впал в задумчивость. Понятно, что так, втихую, я подыхать не желаю. Это просто до омерзения грустно. До освинения тоскливо и неправильно. В пять с копейками сел пить чай, в шесть пошел в душ, в семь уже собранный стоял у двери — пора на работу.
- Доброе утро, — мать вышла из комнаты, только со сна. Она ничего не слышала и сестра с племянником тоже.
- Да, — отвечаю и машу рукой. — И тебе.
Истошные смски из дома нагнали меня, уже в Багдаде, в здании принадлежащем, когда-то, какому-то посольству, а ныне собравшем под своей крышей наемников со всего глобуса. Когда последняя подпись была поставлена на контракте, я уже не боялся передумать и рвануть обратно, прочитав все, коротко отписался, где я и, попросив не беспокоить годика три, выкинул симку, тщательно растоптав ее новеньким НАТОвским берцем.
- Закрой за мной дверь, я ухожу,- подбодрил Цой в наушниках.- Закрой за мной дверь, я ухожу...