дервиш махмуд : Сон рыбы (конкурс)

Мой наставник был человек молчаливый и хмурый. С обычными людьми он не говорил вообще, будто и вовсе не замечал их, а своих учеников удостаивал беседами лишь изредка, в исключительных случаях. Один такой случай я помню особенно хорошо. Однажды, когда мы путешествовали по прибайкальской тайге, в каком-то незначительном разговоре я совершенно бездумно, «всуе», что называется, употребил слово «любовь». Учитель – по его личной просьбе я звал его Юрий Палыч, хотя у него было совсем другое имя, бурятское – усмехнулся и попросил меня объяснить, что я под этой самой «любовью» подразумеваю, какой смысл вкладываю в это понятие. Я пожал плечами и что-то маловразумительное тогда ответил ему, мол, любовь она и есть любовь, загадка жизни, не о чем тут и говорить.

-Не употребляй слова, смысла которых не знаешь, это притупляет и без того твой не слишком острый ум,- довольно грубо припечатал мне Юрий Палыч. И больше ничего не сказал, только посмотрел презрительно своими узкими и сверкающими, как два осколка обсидиана, глазами, так что я прикусил язык, втянул в плечи голову и бочком, бочком удалился в сторонку (учитель мог приложить и по-настоящему, рука у него была тяжёлая). Мы продолжили молча прочёсывать тайгу в поисках волшебной травы.

Позже, уже вечером у костра, когда мы пили свежезаваренный ароматный чай (потрескиванье угольев, монотонное угукание совы вдалеке), Юрий Палыч, даже не поворачивая ко мне своего круглого, как блин, лица, вдруг ни с того ни с сего вернулся к уже закрытой вроде бы теме.

-Ты, парень, дурак, но я, так уж и быть, тебя научу,- вздохнув, произнёс он.- То, чем человеческие знания об окружающем их мире являются сейчас, есть лишь жалкая тень того, что люди знали о вселенной раньше. Ты говоришь «любовь». Но для тебя это всего лишь слово, обёртка от пустышки.

Он искоса поглядел на меня, как бы раздумывая, продолжать рассказывать дальше или не стоит – всё равно, мол, до этого болвана не дойдёт.

-Да, да, всё так и есть, как вы говорите, — кивнул я, зная по опыту, что с Палычем лучше сто раз наперёд согласиться, чем один раз возразить: задавит интеллектом.

-Ты не «дакай», а слушай, что я тебе говорю. Знаешь, что такое настоящая любовь? Настоящая любовь подобна смерти. Они даже выглядят примерно одинаково. Точнее, смерть и любовь это явления одного порядка. Любовь и смерть похожи на родных сестёр. Это как бы две реки, вытекающие из одного истока. Повторяю, я сейчас говорю не о порождениях ума, которыми люди заменили эти два проявления энергетического мира, а о сугубой реальности. То, что говорят о любви и смерти люди, можно отбросить прочь как мусор. Они называют этими именами совсем не те вещи.

-Истинный искатель, такой, каким ты, я надеюсь, станешь, встречает любовь и смерть обязательно в своих путешествиях. Мимо них ему не пройти. И в зависимости от собственных…склонностей ему приходиться им сдаться – одной или другой. Очень немногие сдаются любви. Так поступил, например, Будда. Других – таких большинство – отмечает и забирает с собою смерть. Как обычных людей. И даже охотнее, чем обычных. Всё, что есть у искателя, чтобы противостоять притяжению смерти, это невероятно тонкое чувство удачи, позволяющее в правильно выбранный момент ускользнуть от старшей сестры, обойти её и прийти к любви. Это даже не вопрос сознательного выбора; выбирает что-то другое внутри тебя.

Юрий Палыч вздохнул, шумно выпил чаю, снял шляпу со своей головы, покрутил её в руках (шляпу, а не голову) и продолжал:
-Я прошёл эту дорогу до конца, я увернулся от смерти, встретившись с ней лицом к лицу. Она выглядела как сверкающая тысячей зеркальных чешуек огромная рыба, плывущая по воздуху. В каждой чешуйке отражался целый мир. Она сверкала, она содержала в себе саму суть вселенной. Смерть необычайно притягательна, мой друг. Оторвать от неё взгляд невозможно. Поэтому знающие люди не наблюдают её напрямую, а используют нечто вроде призмы – зрение эфирного двойника. В помощь нам существуют также специальные препараты и медитации, о которых я тебе поведаю в своё время.

-Препараты препаратами, а большинство ищущих при встрече со смертью не выдерживают даже косвенного соприкосновения с ней и теряют рассудок или гибнут. Ты спросишь, как ей противостоять? Дисциплина, дружок, дисциплина. Смерть гипнотизирует, лишает воли. Но если тебе каким-то чудом удастся удержать свой страх и как бы отделить его от себя, сдаться, не сдаваясь, ты сможешь снова подчинить себе свой взгляд и увидеть, что прямо за спиной чешуйчатой прекрасной твари стоит ещё более чудесное существо – это и есть любовь. Она также похожа на слепую рыбу, но только чешуйки её не серебристые, а калейдоскопически разноцветные. Эти цвета играют, изменяются каждый миг, и это зрелище тоже уничтожает рассудок – но уже в другом, положительном смысле – твой человеческий обычный ум стирается, ну да хрен с ним: ты обретаешь новый, который мыслит как сама вселенная. Сложно всё это объяснить, Даня...- Наставник поднялся на ноги и в сильном волнении стал ходить вокруг костра.- Даже самые мудрые просветлённые не могли. Уж на что был голова Лао Цзы, но даже он признал своё бессилие.
Я сидел неподвижно и взглядом следил за перемещениями Юрий Палыча. Мне ещё ни разу не приходилось видеть его в таком экзальтированном состоянии.

-Понимаешь, -продолжал старик,- встречая любовь, наблюдая её напрямую, человек впадает в состояние бесконечного экстаза. Это космический оргазм, это праздник, который всегда при тебе…

Учитель достал из кармана папиросы и закурил, глядя на звёздное небо, на котором явственно просматривался Млечный путь.

-А до тех пор, пока ты не увидишь калейдоскопическую рыбу, считай, что ты никакой любви не испытывал и ничего о ней не знаешь. Ты думал, что любил, но это было лишь эгоистической озабоченностью ложного разума, ага. А то и порождением биологических инстинктов. Ничего в этом плохого нет, но это не любовь, неа, а обыкновенные человеческие игры. То, чем человек пытается отвлечь себя, двигаясь к концу. То, чем нас заставили заниматься. Кто? Неважно. Человек давно не хозяин сам себе. И пока человек является марионеткой, он не может любить, не имеет для этого оснований. Надо оборвать нити, за которые нас дёргает кукловод, встать с колен, а уж после этого что-то там говорить о любви, жизни и смерти. Понял, да? –Тут он подошёл ко мне и довольно сильно стукнул костяшками пальцев по голове.

— Мне повезло, что я встретил любовь и проскользнул мимо смерти. С тех пор я не разделяю с людьми их жалкую судьбу. Моя личность исчезла навсегда, а с ней все мои страхи, заботы и надежды обычного человека. Тебе не понять, какое это прекрасное состояние – бесстрашие и покой познавшего любовь существа. Ты думаешь, почему хохотали суфийские мистики, когда их медленно разрезали на части ортодоксальные фанатики? Почему дзен-буддисты умирают смеясь? Потому что любовь придаёт человеческой сущности качество бессмертия. Твоя жизнь становиться похожей на удивительный сон, который снится – о нет, не тебе – а радужной рыбе, прекрасней которой нет ничего в космосе… Больше мне нечего сказать тебе по данному вопросу.

Учитель замолчал, глядя в костёр. Молчал и я, попивая вкусный травяной напиток. И только сова продолжала свою унылую ночную песню. Я глядел на Юрия Палыча, и думал почему-то о том, как он одинок в этом мире. Это было высшее, сверхчеловеческое, но всё-таки одиночество.


Прошли, как это обыкновенно бывает, годы. Я отрастил бороду и стал ворчлив. Шамана из меня не вышло. Десять лет назад Юрий Палыч прогнал меня обратно в человеческий мир. Напортачил я с диссертацией на последнем курсе, переусердствовал с психотропными средствами и обучение своё бездарно слил. Палыч дал мне пожизненный академический отпуск. «В следующий раз»- сказал он мне напоследок, и я так понял, что он имеет в виду другое рождение.

Шаманскую науку, однако, забыть я не мог, это въелось в мозги, как сажа, и волей-неволей жизнь свою всё время как бы корректировал в соответствии с учением.

Однажды дождливым осенним вечером я возвращался домой с вечеринки. В руке у меня была початая бутылка виски, которую я стащил со стола и к которой время от времени прикладывался. Настроение у меня было гнусное – на party я поссорился с бабой, с которой в то время жил, и мы решили больше никогда, ни за что и нигде не встречаться. Я снова был один в этом мире. Впрочем, не только это угнетало меня, но всё вообще – и главным образом, тихая тупая бессмысленность собственного существования. Из жизни моей давно и безвозвратно утекли радость и свет, я стал бесчувственным, как дерево. Что-то надо было с этим делать. В последнее время всё чаще посещали меня мысли о быстром и безболезненном уходе из этого дурного мира.

Я глотнул виски и свернул в подворотню.

Серебристая чешуйчатая тварь размером с небольшой самолёт выплыла мне навстречу по воздуху. Она издавала высокочастотный свистящий звук, от которого мозг начал как бы разваливаться на кусочки. Смерть была прекрасна, как северное сияние. Волоски на моих запястьях и шее встали дыбом, мне стало нечем дышать, я остановил свой шаг и глядел на смерть, не моргая. Юрий Палыч был прав, оторвать от этого зрелища взгляд было невозможно. Причём смотрел даже не я, а некто проснувшийся вдруг внутри меня, о чьём существовании я и не подозревал, но каковой, тем не менее, и был главной, основной моей частью.

Легче всего было сдаться, прекратить всякое сопротивление, ликвидировать зазор, который пока ещё имелся сейчас между мной и этим зеркальным существом, слиться с ним и уйти туда, куда оно намеревалось повести меня, но какое-то неуловимое чувство вроде детского упрямства, стремления делать всё судьбе наперекор, не отпускало меня. Делая невероятные усилия, я поднял руку и метнул в направлении чешуйчатой твари бутылку с алкоголем. Смерть всколыхнулась, и я увидел за ней какое-то движение, всполох, и что-то в этом всполохе было столь волшебное, что заставило меня закрыть глаза и всей своей сутью рвануть туда, мимо зеркальной серебристой рыбины дальше, в глубину двора.

Я побежал или даже полетел навстречу прячущейся за спиной у смерти любви, но она ускользала, а смерть разворачивалась, намереваясь преследовать меня, и всё же, всё же я уже знал, что умереть или сойти с ума мне сейчас не дано. И хотя не дано мне было и увидеть любовь, лишь отблеск её коснулся меня, я знал теперь, что буду продолжать поиски и борьбу до конца своей жизни, и да, и вот так, и совсем не страшно. Наставник, хитрый старик, безусловно, предвидел, что со мною произойдёт в будущем, и в той давней беседе каким-то образом всё же подготовил меня к этой ужасной и прекрасной встрече в подворотне.

Дабы больше не видеть смерть, я заставил своё сознание угаснуть, выключил, как карманный фонарь, такой фокус делать я умел, а очнулся я только утром. Открыв глаза, увидел над собой совершенно синее небо. Это был добрый знак. Встал, новый и лёгкий, и пошёл, куда глядели глаза, ибо теперь любая дорога вела в меня только в одном направлении – в бесконечность.

Я всё ещё иду по этому пути.