Владислав Ремешев : Два слепца

13:22  27-07-2012
Да, автобус тот был паршивым. Старый, изуродованный временем автобус. И день, в общем-то, был ничем не лучше. Как всегда шел этот гребаный снег, метель. Уродские снежинки царапали мне лицо, но поделать с этим я ничего не мог. Я укутался в шарф, шапку и капюшон, но глаза, скулы и переносица все равно страдали. Сыскав спасения в автобусе, убедился, что не я один такой умный. Эта коробка была наполнена людьми, которым нужно было домой как можно скорее. И я ничем не отличался.

Нужно было доехать до Домодедовской. А я был в Молоково. Без понятия, как я там оказался, не помню уже. Но факт оставался фактом: я был в заднице, мне нужно было перебраться домой, и побыстрее. От Домодедовской до Митина, что на другом конце Москвы. Но это не столь важно.

Доехав по исковерканным тропинкам (дорогами я эти пути назвать не могу) до метро, я снова почувствовал этот снег. Ненавижу зиму. Действительно хреновое времечко года. Что бы там не говорили любители снеговиков, хреновое. Слякоть сквозь мои тряпочные туфли пробралась к носкам, и идти было уже даже противно. Все было противно. «Шмяк-шмяк-шмяк»,- такой звук издавали мои шаги. Зайдя в Домодедовский переход, я почувствовал великое снисхождение Всевышнего. Я был счастлив, что снег больше не херачит в харю, что тут достаточно тепло и что тут не так много слякоти.

Было, чему порадоваться! И не я один был таким счастливым: куча народа в образе пингвинов собралась в этом переходе и грелась о тела друг друга. Я не был исключением и также ловил от этого кайф. Мне даже показалось, что уголки мои губ готовы были выполнить улыбку, поднявшись вместе. Но в Москве не принято улыбаться, если ты один, без компании. Думаю, всем хотелось тогда улыбнуться, может даже обнять соседа, но никто не желал нарушать привычного порядка вещей.

На фоне этих неулыбающихся, но радостных пингвинов я подметил одно лицо, которое выделялось из толпы. Нет, этот человек не улыбался, как Вам могло бы подуматься. Просто он нашел другой способ быть замеченным. Ненароком, вероятно, но все же. Может это только я обратил внимание. Я начал расталкивать стаю этих птиц, пробираясь к этому мужчине. Меня материли: кому-то я наступил на ногу, кому-то засадил локтем по носу, но повторить за мной этот проход никто так и не рискнул.

И вот я смотрю на него. Глаз его не видно за темными очками. Странно, зачем же ему очки зимой, тем более вечером? Обычный нос, обычные губы, обычная щетина. Мне был интересен шрам на его левой щеке. На нем была шляпа и запачканное в некоторых местах пальто. Старик меня будто бы не замечал. Просто смотрел направо и не видел меня. Я опустил глаза вниз, к его ногам. Там стояла металлическая коробочка. В таких коробочках раньше выдавали конфеты на елках в Москве. Славное было время. Рядом с коробочкой я заметил табличку со знаком, повествующем о слепоте данного человека. «Эхх, еще один притворщик»,- подумал тогда я, попытавшись взять полтинник из коробочки. Я всегда так делаю, чтобы поймать таких, как он, с поличным. Даже если «слепой» ничего не скажет, это будет выгравировано на его лице. Но на этом полтиннике лежало несколько монет, которые свалились вниз, ударяясь о дно коробочки и остальную мелочь и издавая при этом характерный звук. Будто бы кто-то бросил туда пару рублей. «Спасибо большое, хорошего Вам настроения!»,- произнес слепой и добродушно улыбнулся. Улыбнулся так, как не смог бы ни один МХАТовец. Это была искренняя улыбка. И я впервые увидел честного попрошайку. Моя совесть не позволила мне не сказать ему следующего:

- А я думал, Вы притворщик, хотел полтинник стащить...
- Ого, кто-то кинул мне полтинник? Вот удача!- все с той же радостью ответил мне старик. Он будто не услышал моего, с позволения сказать, покаяния. Так я и стоял в ступоре. А мужик, наверное, думал, что я убежал, но решился сказать:

- Вы все еще здесь? А то я ведь ничего не вижу!
- А-а-а да, я тут.
- Я нашел, что Вам ответить. Понимаете ли… Простите, как Ваше имя?
- Дмитрий. Ой, Дима, можно просто на «ты».
- Хорошо. Понимаешь ли, Дима, притворщиков действительно больше, чем реально нуждающихся. Тут вопрос стоит выше, чем просто подать человеку на хлеб. Здесь дело в доверии между людьми. Если ты доверяешь людям, любишь их, то было бы очень неплохо отдать им мелочь; тебе, как способному для работы и честному человеку, она все равно погоды не сделает. Вот, например, смотри. Буханка белого нынче стоит 19 рублей. В хлебе содержатся все необходимые для жизни человека вещества. То есть, если 19-ти людям будет не жалко дать мне хоть по рублю, я смогу весь день быть сытым. И довольным. Вот ты не сможешь позволить себе кока-колу, тебе рубля, допустим, не хватит. А мне вот этого рубля на жизнь хватит.

Да уж, загнул мужик. Хотя я его примерно понял. Но тут старик развеял мои сомнения:

- Димка, как тебе повезло, что ты этого не понимаешь. Ты и представить не можешь, сколько гордости нужно потерять, чтобы протянуть руку. Чтобы за каждую копеечку говорить «спасибо». Никакого самоуважения.
- Я, конечно, дико извиняюсь, но как так произошло? Вы ведь не всегда были слепым?,- смущенно спросил его я.
- Нет, я видел раньше этот мир. Да, это было замечательно. К сожалению, понимаешь это только после того, как теряешь. Сейчас, вроде, зима?
- Да, она самая.
- Как я любил зиму. Сейчас уже нет в ней смысла для меня. Я обожал метель. Снежинки выписывали вальс, а я радовался этому! А слякоть! В слякоти ведь есть тоже что-то интересное, скорее даже забавное. Эти капельки, когда наступаешь в нее. Эх, сейчас о прекрасной зиме мне напоминает только снег, колющий лицо. Но и это неплохо, не дает забыть тех радостных дней.

А я ведь и не задумывался раньше о такой зиме.
Меня все-таки волновал один вопрос, и я уверенно на этот раз спросил:

- Как Вы лишились зрения?
- Эту историю я не люблю вспоминать… но раз уж мы тут с тобой разговорились, то так уж и быть. Дело было в 1994 году. Интересный выдался год. Но не об этом сейчас. Так вот. Иду я, значит, к матери своей. Гостинцы всякие несу, огромная сумка всевозможных вкусностей. Шел февраль. Суровый такой, морозный. Везде лед, сосульки, ну ты понимаешь. И сейчас, наверное, такого полным полно. Ну я довольный, мама ведь свининку приготовить обещала. Захожу за угол, а там ребята пьяные. Я как-то не обратил на них внимания. Был занят своими мыслями. Ну а ребятам то ли на сиги, то ли на водку не хватало, то ли просто нарваться хотели. Подошли, сказали что-то грубое мне, я решил не вступать в конфликт. Так один недоносок взял и толкнул меня. А я поскользнулся и на бугор ледяной затылком упал. Только слышал уже: «Бля, Вась, погнали, у него кровь из бошки хлещет...». Проснулся я только в клинике. Ну как в клинике. Я тогда этого еще не понял. Просто мозг проснулся, телом двигаю. Глаза открываю. Не видно ни зги. Чернота сплошная. Чуть не обосрался, извиняюсь. Начал орать во все горло. Так врач подходит, значит, и заявляет делано грустным голосом: «Аркадий Владимирович? У меня для Вас прискорбные новости. Вы упали на затылок и повредили мозжечок. Вы теперь не сможете видеть. Сочувствую Вам». И ушел. Что же, на него мне не было ни смысла, ни повода обижаться. Я быстрее попросил мамин номер набрать. А она, оказалось, в этой же клинике, этажом выше. Меня довели кое-как, под руки. У мамы был инсульт. Без лишних слов, Дим, она скончалась в этот же день. Вот такая история. А каждый день заходит за мной одна женщина — Людой звать. Отличная, добрая, интересная. Она-то и доставляет мне радость каждый день. Живу с ней сейчас. Хочу жениться, да денег нету, вряд ли смогу обеспечить ее. Ну да ладно, буду пока доволен тем, что есть. А сколько сейчас времени?
- Э-э пол двенадцатого,- ответил я, чувствуя некую недосказанность со своей стороны.
- Она должна сейчас прийти. Да можешь ничего не говорить, понимаю, неловко тебе, ничего страшного.

Я с облегчением вздохнул. Понимающий мужик-то. Тут я увидел ту самую Люду. Это была замечательная женщина. Я, конечно, лично ее не знаю, но внешность у нее была поразительно изумительной.

- Аркаша, нам пора,- прозвучал ее ангельский голосок.
- Людочка, привет. Познакомься, это Дмитрий, он отличный паренек.
- Здрасте,- смущенно ответил я.
- Здравствуйте, простите, но нам уже пора, по радио скоро отличная программа начнется.
- Да, конечно, до свидания. Всего доброго, Аркадий Владимирович!- я развернулся и пошел восвояси.
- Дмитрий, подождите!- услышал снова я голос старика.- Я ведь не пожал Вам руки!

Я подошел, пожал его руку. Это рукопожатие многое для меня тогда значило. Я думал, он не станет… Через эту старую, сморщенную руку я будто почувствовал боль его жизни и вместе с тем его легкое отношение к ней. Это было необыкновенно. Неописуемо.

Выходя на станции метро «Митино», я застал метель. Она была еще сильнее той, что была раньше. Но я не морщился. Я ослабил шарф, снял капюшон и стал наслаждаться этим вальсом снежинок. Я смотрел, как капли слякоти вылетают у меня из-под ног. И видел лица людей. Люди не услышали сегодня того, что слышал я. И я не виню их за угрюмые лица. Ведь я мог быть таким же сейчас. Но Аркадий Владимирович поменял что-то во мне. Я стал другим. Лучше, надеюсь.

Спасибо, незрячий, что объяснил зрячему, куда нужно смотреть.